Травма

   Его голос стал раздваиваться, словно мы находились в пещере, или горной долине.

  - Десять, девять, семь... нет восемь, семь....шесть...семь...пять...че...

  Всё! Я растворился в ослепительно белом свете. Я стал белым пространством, без мыслей, без прошлого, без будущего.

  Вернувшись, я ощутил себя на дне глубокого озера наполненного кроваво-красной жидкостью. Я был придавлен километровой многотонной толщей, навалившейся на меня и парализовавшей движения и дыхание. Я с огромным усилием вдыхал эту жидкость, которой были наполнены лёгкие и, тяжело выдыхал, чувствуя, как она бурлит, пузырями поднимаясь на поверхность. Нужно было как-то выбираться. Я пробовал шевелить руками и ногами, но они были словно намертво прикованы, придавлены к дну, на котором я себя обнаружил. Нужно кричать! Может кто-нибудь придёт на помощь. Вместо крика из горла выходили пузыри, которые вереницей устремлялись наверх, на поверхность озера. Иногда такое случается во сне, когда ты чувствуешь, что находишься здесь и сейчас лежащим на кровати, а над тобой нависает что-то страшное, человек, или зверь. Тебе нужно открыть глаза, нужно проснуться, чтобы что-то предпринять. Но ты лежишь не в силах пошевелить конечностями и разлепить глаза. Тогда ты начинаешь делать усилия, направленные на то, чтобы открыть глаза. Твои веки словно каменные, но ты с каждым разом пытаешься приподнять их всё выше. Наконец, глаза открываются, и ты чувствуешь, что всё пропало. Нет этой придавившей тебя тяжести, нет того, кто стоит над твоей кроватью. Дыхание снова становится лёгким и ровным. Только сердце, глубоко заснувшее вместе с тобой, теперь бешено колотится, словно заглаживая свою вину и наверстывая упущенное.

  Всё было точно так, как в этих кошмарных снах. Поэтому я стал пытаться выбраться тем же способом. Мучительными усилиями, в несколько приёмов, спустя вечность, я разлепил веки. Серый потолок, стойка капельницы, огромный железный ящик с множеством экранов, на которых, словно зелёные змеи извиваются диаграммы. Противный писк. Дышать по-прежнему тяжело, словно я продолжаю оставаться под водой. Где-то слышатся шаги и голоса. Нужно привлечь внимание, нужно как-то звать на помощь. Я больше так не могу!

  Я снова попытался шевелить руками, но они были примагничены к кровати. Правую ногу я вообще не чувствовал, зато левая послушалась меня и согнулась в колене. Есть! Я приподнял ногу и с силой бросил её на кровать. Потом ещё и ещё. Я со всей силы долбил пяткой по кровати и пинал душку. Наконец лицо ангела выросло надо мной. Ангелом оказался анестезиолог. Он наклонился ко мне и, заглядывая в глаза, спросил:

  - Как себя чувствуешь?

  Я не мог ответить на его вопрос, так как что-то засевшее в горле мешало мне дышать и говорить. Всё что я мог сделать, это потрясти головой.

  - Сам дышать сможешь?

  Я снова тряс головой, хотя этот жест можно было принять как за утвердительный, так и за отрицательный.

  - Сожми мою руку, - он отвязал мою правую руку от каркаса кровати и протянул свою. Я, что есть силы вцепился в его ладонь.

  - Хорошо, теперь выдыхай. - Он протянул руку к моему рту, и я почувствовал, как из горла и груди выползает что-то длинное и ребристое. Огромная толстая змея, поселившаяся во мне, быстро выползала наружу. Я увидел в его руке пластиковый ребристый шланг, густо покрытый моими слюнями. Дышать сразу же стало легко. И вообще стало светло и хорошо. Я лежал на белоснежной простыни и моя правая нога не маячила у меня перед глазами, болтаясь на растяжке, а запелёнанная в бинты мирно лежала рядом с левой. Я вернулся! Полёт прошёл успешно, все системы отработали в штатном режиме!

  Утром следующего дня из реанимации меня снова прикатили в свою родную палату. Всё было, как и раньше. Мухтар улыбался, радуясь моему удачному возвращению, Коля угрюмо смотрел в стену, а Лёха спал, свернувшись калачиком. Вот только вместо терминатора Вована на соседней койке лежал другой человек.

  ФЕДЯ МЕРКУРИ

  Парень по имени Федя, на первый взгляд не производил впечатление клиента этого заведения. В белом спортивном костюме "Adidas" с гладко зачесанными назад волосами и чёрными тонкими усиками, над пухлой верхней губой, он сидел на кровати, облокотясь спиной на подушку. В руке он держал книжку Агаты Кристи. По его позе и довольно приличному внешнему виду я не мог понять, какие травмы, кроме душевных, привели его сюда. Зализанные волосы и усики на смуглом лице делали его похожим на Фреди Меркури. Так мы и стали его называть, немного переиначив имя звезды.

  Федя Меркури принёс в своём багаже историю, которая долго улыбала всех кто её слышал. Эта история передавалась из уст в уста и стала почти легендой. Самое интересное, что никто не слышал эту историю из первых уст. Федя был хоть и общительным, но о том, как сюда попал, рассказывать не любил. Этим он вызывал ещё большее любопытство, а шило, как известно, в мешке не утаишь. Из кусочков разговора со следователем и слухов, передаваемых Лариской и медсёстрами, в моём воображении сформировалась целостная картина произошедшей с Федей истории и предпосылок, которые ей предшествовали.

  Федя был мажором. Его папаша занимал высокую должность в нефтедобывающей компании. Семью папашка давно оставил, но денег на единственное чадо не жалел. У мамки тоже закрутилась своя личная жизнь, поэтому наш Федя с детства был при больших деньгах, но без должного присмотра. Такие люди обычно попадают в поле зрения нехорошей компании, и позднее являются её довеском, этакой финансовой подушкой. Таких пассажиров обычно называют "спонсорами" и они пользуются в компании лишь мнимым уважением.

  Плохая компания это в первую очередь вредные привычки, поэтому Федя с малых лет был на "ты" с алкоголем и куревом. Чуть позднее, в отрочестве к вредным привычкам присоединилась травка, а ещё позднее пришла тяжёлая артиллерия в виде героина. Папашка, имя которого трепалось из за чада бесконечно попадающего в ментовку, несколько раз пытался его вылечить. Он определял его в дорогие клиники и даже возил в Москву, каким-то светилам. Лечение не имело продолжительного эффекта и Федя, раз за разом снова скатывался в героиновую яму. Во время своего последнего попадания в клинику, когда Федя чуть не отъехал от "золотого укола", папаша взял с него клятву, что он больше не прикоснётся к наркоте. Взамен добрый, но недальновидный отец купил сыну спортивный мерседес. Это была его роковая ошибка. Несколько месяцев Федя держался молодцом. Это был самый длительный перерыв в его наркоманском стаже. Но душа поэта не выдержала, и однажды он сорвался, пустившись при этом во все тяжкие. Теперь его ситуация усугублялась тем, что он стал наркоманом на колёсах. И на каких колёсах. Движок в двести кобыл это бомба в руках неадекватного человека.