Страница 64 из 92
За окнами стремительно менялся пейзаж, мелькали высокие зеленые чинары. Новостройки сменяли одноэтажные глиняные дома с плоской крышей. Неповторимый восточный колорит чувствовался во всем. Вдоль дороги стояла сплошная линия людей. Они держали в руках портреты помолодевшего Брежнева. А точнее старые, еще конца шестидесятых. Специально ночью накануне прилета Генерального секретаря местные художники пририсовывали награды на старых портретах.
— Леонид Ильич может, сначала отдохнете, а потом поедем в Дом Правительства? — Рашидов весь лучился вниманием и заботой. — Митинг можем и завтра провести, товарищи поймут.
— А что нас ждут на митинге?
— Да, Леонид Ильич, ждут перед зданием ЦК… то есть Правительства. Но народ поймет, если митинг будет завтра. Вас надо беречь. Вы наше знамя, наш великий друг узбекского народа! — Брежнев скромно потупил взор, даже несколько засмущался, настолько ему было приятно слушать. Однако словно встрепенувшись, он замотал головой.
— Нет, товарищ Рашидов. Народ на таком солнцепеке стоит. Наверное, ни свет, ни заря на ногах. Меня народ хочет выслушать. Мы, коммунисты, не должны о себе думать. Нас партия на высокие посты поставила служить народу. Мы слуги советского народа, в том числе и узбекского. Я обязательно выступлю. — Брежнев поспешно полез в карман пиджака, достал заготовленную речь. Пока летели, ее писал помощник Трапезников. Ильич, нахмурив брови, шевеля губами, стал читать. Очень хотел произвести впечатление. В последнее время очень ревностно относился к мнению о себе. Читал все центральные газеты и журналы. Очень болезненно стал реагировать на анекдоты о себе.
«Викторин не мог понять, с чем это связанно. Возможно «братец» стал задумываться, какой след оставит в истории. А может в связи с большей активностью, и повышением жизненного тонуса возросли амбиции? Викторин все же не промолчал и прокомментировал речь подопечного.
— Оно, конечно, слуги. Ну-ка сдвинь корону набок, чтобы не висла на ушах, падишах моего сердца…»
Генсек на секунду отвлекся, раздраженно сплюнул, чем очень удивил сидящего рядом Рашидова. Через минут десять кортеж черных правительственных машин остановился на площади Революции перед огромным памятником Ленину. Этот напоминавший мавзолей, мраморный постамент по величине и по высоте был немногим меньше Московского собрата. Все уже ждали Брежнева. Его встретил гром оваций, цветы охапками бросали под ноги, кругом раздавался восторженный, приветственный рев толпы:
— Брежнев! Брежнев! Брежнев!
Генсек, расправив плечи, молодо, быстро «взлетел» по ступенькам на трибуну. Ильич был взволнован, так его давно уже нигде не встречали. Даже слезы заблестели в глазах, при первых словах дрожал голос. Было приятно ощущать восторг народа. И не важно, что собравшиеся на митинг были согнаны парторгами, комсоргами и где-то милицией. Ильич об этом не задумывался. А и, правда, хорошо иногда обманываться, побыть в этаком иллюзорном мире. Брежнев зачитал обычную речь. Правда, менее хвалебную, чем обычно — имя Рашидова было упомянуто только один раз. Это отметили все, кому было надо. Отметил это и сам Шараф Рашидович. Но продолжал улыбаться и восторженно кричать и аплодировать. Через двадцать минут митинг закончился и дорогой гость отбыл в личную резиденцию Первого секретаря, а ныне — президента Узбекистана. Перед отъездом Рашидов успел сделать несколько распоряжений. Вскоре Брежнев оказался на территории личных владений всесильного хозяина республики. И было на что посмотреть. Здесь и аккуратные подстриженные кустики, и фонтаны с павлинами, и китайские цветные рыбки в водоемах. Сам дом украшали лучшие художники и строители республики.
Ильич проследовал в свою роскошную комнату, где один только старинный ручной работы ковер, по которому он ходил, стоил сотни тысяч долларов. Правда, такие нюансы Ильич не знал, хотя, глядя, на старинную мебель и чайный сервис смутно вспоминал, что вроде дочка Галя нечто подобное приобретала. Правда где, он не узнавал, но точно помнил, что это все очень и очень дорогое.
Через час Рашидов и Брежнев встретились в столовой. Перед трапезой хозяин вручил гостю подарок — роскошный расшитый золотом парчовый халат. Ильич щупал ткань, разглядывал замысловатые узоры, что вышивали нежные женские руки в далекой дружественной Сирии. Брежнев довольный похлопал Рашидова по спине.
— Спасибо, Шараф. Хороший подарок. Но вот, что скажут товарищи, когда увидят у меня такой халат? Не слишком ли?
— Они скажут великому руководителю великой страны и одежда должна быть прекрасной, что бы подчеркивать его величие, — Рашидов приложив по восточному обычаю, руки к сердцу склонился в полупоклоне. Потом, хитро улыбнувшись, хлопнул в ладони.
— Леонид Ильич давайте откушаем, как говорится, чем Бог послал.
Роскошный стол, что был накрыт в саду, не поддавался описанию. Здесь были все традиционные блюда восточной кухни: плов, шурпа, лагман, шашлыки, рыбные блюда, и многоразличные закуски, салаты. И конечно стояли огромные «батареи» бутылок спиртных напитков разных марок. Брежнев, окинув взглядом стол, почувствовал, как в животе призывно заурчало. Пока рассаживались за стол, как-то незаметно вокруг появились юные официантки, в белых блузках и коротких черных юбках. Их точеные фигурки производили ошеломляющее впечатление. На голове знойных красавиц красовались тюбетейки. Брежнев удивленно смотрел на юных гурий. За ним незаметно наблюдал хозяин, отмечая состояние генсека: — "Все идет хорошо, как и задумано. Теперь осталось только выполнить «вечернюю программу» и, даст Аллах, все будет благополучно…»
«Трофимов решил дернуть шефа: — Ильич ты очувствуйся маленько. Хватит на баб смотреть. Ты вроде женат, если не забыл. Во- вторых я тебе не раб, что бы обеспечивать твои сексуальные потребности непрерывно. Это тоже нелегкое дело. И, в-третьих, ты для чего старый хрен сюда приехал? Заканчивай есть плов. Так, молодец, теперь вытирай руки об халат, не стесняйся здесь так принято, а то обидишь хозяина. И давай начинай разговор. А то я вижу, и не думаешь говорить». Подшефный тяжело вздохнул, с сожалением отодвинул в сторону блюдо с пловом. Старательно вытер жирные пальцы об халат.
— Смотри, Шараф, как я тебя уважаю. Как у вас положено по обычаю руки об халат вытираю. — Брежнев наивным взглядом смотрел на сидящего напротив хозяина дома. Рашидов прижал руку к сердцу, опять поклонился.
— Это честь для меня.