Страница 43 из 92
— Это ты хорошо сказал. Только учти — не стоит это делать прямолинейно, как в шестидесятые. Народ сейчас иной, простая пропаганда им воспринимается в штыки. А у нас, понимаешь, привыкли агитки снимать и халтурить. Так что думай и думай, как все это изменить… Твоя задача — создать такие передачи и фильмы, которые ненавязчиво будут проводить эти мысли в массы. Не лозунгами, не прямолинейными агитационными фильмами в стиле «Большой семьи»[1]. Хотя, наверное, и такие нужны. Но в первую очередь фильмы должны быть захватывающими, интересными своей интригой, а не простым пересказом технологии литья стали и отбрасывания шлака. И еще… — генсек опять подвигал бровями. — Маловато у нас интересных фильмов о войне и военных. Даже про Великую Отечественную снимают плакаты. А уж про нынешнюю армию… А для молодой аудитории надо побольше фильмов о военных приключениях и интересной фантастики. Например, такой — генсек, хитро улыбнувшись, протянул будущему начальнику Гостелекинорадио стопку отпечатанных листов. — Мне тут, понимаешь, один товарищ рассказал увиденный за границей фильм. И мы с ним подумали, что если его переделать под наши реалии, то вполне можно и у нас снять. И название такое интересное — «Назад в будущее» и смысл в том, что каждый из нас, и все мы вместе творим свое будущее. Прикинь, кого можно будет взять из сценаристов и как это все переделать, чтобы интересно смотреть было и для наших зрителей подходило. Чтобы не хуже, чем «Семнадцать мгновений…» получилось. Ты же этот фильм смотрел? — Николай кивнул. — Во-от! По информации Гостелерадио только во время первого показа картину посмотрели более двухсот миллионов зрителей. Фильм настолько захватил наших людей, что во время её трансляции улицы городов пустели — все внимание жителей в это время было приковано к телевизионным экранам. Во время показа коммунальные службы фиксировали уменьшение потребления воды и электричества. Более того, мне тут Николай, ну Щелоков, — счел нужным уточнить Брежнев, — официально докладывал, что было отмечено значительное снижение уровня преступности по всей стране. Даже воры, жулики и бандиты с огромным интересом наблюдали, как Штирлиц выпутывается из коварных сетей врагов и как изящно обводит вокруг пальца начальника тайной полиции Мюллера, — воодушевление Леонида Ильича казалось искренним, но что-то мешало Месяцеву поверить в его полную искренность. Мешали, похоже, воспоминания о том, как с той же самой должности, на которую возвращают сейчас. Сняли, невзирая на все успехи, о которых сейчас вдруг вспомнили. Он неожиданно припомнил, как тогда Шелепина, считавшегося главой группы молодежи в ЦК и реальным претендентом на пост генерального секретаря, тот же Брежнев и сего соратники отодвинули на второстепенные роли. А его, Николая, считая сторонником Шелепина, отправили послом в далекую и никому не нужную Австралию. А потом его сняли и с поста посла в Австралии, а заодно выгнали из партии после гибели в автомобильной аварии нетрезвого молодого сотрудника посольской резидентуры КГБ Михаила Цуканова[2]. При полном невмешательстве этого же Брежнева.
«Может быть, стоило отказаться?» — подумал Месяцев. Но неожиданно уловил изучающе- острый взгляд Брежнева и тут же отбросил эту мысль.
— Так, — вдруг прервал свой рассказ Брежнев. — Смотрю ты, Коля, мне не веришь. И обижаешься за прежнее. Давай-ка вот что… Сейчас выпьем чаю, передохнем от дел. Перекусим, а потом еще поговорим.
Вызвал звонком помощника и попросил принести чаю и бутербродов.
— Или ты будешь кофе? Попробуй нашего салями, обязательно, — предложил Брежнев Месяцева. Со вкусом выпил чашку чая, закусив нессколькими бутербродами. Месяцев несколько смущенно последовал его примеру, но потом неожиданно для себя самого почувствовал аппетит.
— Ты, Коля кушай, не стесняйся, — с явным удовольствием наблюдая, как гость угощается бутербродами, поощрил его Брежнев. А пока он выполнял наказ генсека, Брежнев зубочисткой начал ковырять в зубах, в процессе очистки, с интересом рассматривая добытое.
«Ну, Ильич запустил хозяйство, тут цельный мясокомбинат можно открыть, ну, в крайнем случае — цех. А воняет-то как…, - развеселился Викторин.
— Тебе, Витюша, легко смеяться. А мне, между прочим, челюсть в Отечественную войну на Малой земле поранило. Сколько лет мучаюсь. Да, кстати, это ранение я получил, защищая и такого паразита как ты. Здоровья не жалел, за ценой не стоял, смерти в глаза глядел. Наши врачи и немецкие мне челюсть делали, но все равно, уже как мама родила не вышло. Вот все время и шлепаю челюстью, а всякие оппортунисты и буржуазные подпевалы надсмехаются. Пошел ты на…. И говорить с тобой не буду буржуйский подпевала. — ответил обиженный на злую шутку над «зубной проблемой» Брежнев.
— Ну, прости, Ильич, я не прав, извини честное слово. Я тебе компенсирую моральные издержки.
— Чего?
— Займусь усиленным восстановлением сосудистой системы, и других особенно нужных тебе, ну ты понимаешь, мест организма. Мир?
— Ну, если восстановишь. Посмотрим на твое поведение.
— Восстановлю, не сомневайся, — успокоил его Виторин. Потом, вспомнив, о чем разговаривал его «шеф» с гостем, он вспомнил некоторые идеи из будущего телевещания, ставшие популярными в конце восьмидесятых. И р ассказал о них Леониду Ильичу.
— Немлохо, неплохо. Вот и предложу эти идеи Николаше», — согласился Брежнев.
Разговор продолжался еще несколько часов, после чего машина отвезла Николая Николаевича домой, к заждавшейся супруге.
Еще через несколько дней у Гостелерадио СССР появился новый начальник. А потом начались неторопливые и незаметные вначале перемены.