Страница 38 из 92
Жить — хорошо, а хорошо жить еще лучше
Как известно, третий закон Ньютона действует не только в физике, но и в повседневной жизни, а уж тем более — в политике…
Санаторий Управделами ЦК КПСС давно не видел такого наплыва высокопоставленных партийных деятелей, причем не в самое лучшее время, можно даже сказать в «мертвый сезон». Начиная от сотрудников аппарата ЦК и центральных комитетов национальных компартий, до бывшего министра иностранных дел, сейчас ставшего всего лишь членом ЦК и Политбюро товарища Громыко и заканчивая даже редко посещавшим санатории «главным идеологом страны» Сусловым. Которые сейчас и прогуливались по заснеженным тропинкам в саду. Снег крупными хлопьями падал на землю, напомнив Суслову, как он начал свою карьеру. «Скрипели новые лапти, подошвы «горели» от усталости. Он шел, словно по раскаленной сковородке, но ничего. Он упрямо наклонял голову навстречу зимней поземке. Поправил старый отцовский шарф, влажные ворсинки лезли в рот, ледяная корка застыла на кромке шарфа, мороз крепчал. Но ничего… ноги переставлял почти автоматически. Впереди в клубах белого, с мороза пара показался город Сызрань. Невольно идти стало легче. Скорее, скорее в тепло. Он шел пешком из своего родного Шаховского, имея за душой только маленький узелок с вещами и справку от комитета бедноты. Шел учиться марксизму-ленинизму. В узелке с вещами лежал потрепанный, с прожженной обложкой томик бородатого Маркса «Капитал». Он зачитывал его, при тусклом, свете керосинки «до дыр». — Суслов улыбнулся, вспоминая. — «Жаль, молодость прошла так быстро. Вот будто вчера, на вокзале в Сызрани он пил горячий, ароматный, обжигающий чай. И не было потом за всю его жизнь вкуснее обычного с хрустящей корочкой, белого с пылу-жару калача. А вот сейчас даже пройти пешком в лес, по грибы — уже проблема. Да в восемнадцать лет…. можно было совершить и не такое. И момент важный, здесь торопиться нельзя». Он искоса посмотрел на идущего рядом Громыко.
— Товарищ Громыко (Суслов вообще всех товарищей по партии, кроме Брежнева, называл по фамилии), - кашлянув, начал Михаил Андреевич. — Холодно, здесь… может быть, пройдем в здание?
— Михаил Андреевич, — улыбнулся бывший министр иностранных дел, — мы быстро все обсудим. Не общий же кризис капитализма обсуждать собираемся.
— … М-м-м, да. Полагаю, замерзнуть мы не должны, — пожевав губами, согласился Суслов. — Вы обратили внимание, как изменилось поведение Генерального Секретаря нашей Партии? Нет?
— Мне кажется, это трудно не заметить. И отнюдь не в лучшую сторону, — резко ответил Громыко, не поддержав излишне неторопливый стиль беседы, навязываемый Сусловым. Который вообще не любил торопиться, все делал основательно и не спеша.
«Любой свой шаг «главный идеолог партии» тщательно продумывает, взвешивает и так, и этак…А по-другому разве удержишься на «Олимпе власти» более тридцати лет? Недаром «Хозяин» — товарищ Сталин, прочил его в наследники. Хотя кто мог знать наверняка, о чем думал «Хозяин»? — промелькнули в голове Андрея Андреевича, наблюдавшего за реакцией собеседника на свое резкое заявление. Суслов насторожено огляделся вокруг, чуть дрожащей рукой поправил очки. Посильнее захлопнул на себе толстое пальто с каракулевым воротником. Зябко повел плечом.
— Вы, пожалуй, правы, товарищ Громыко. Мало того, что товарищ Брежнев несколько… — он опять пожевал губами, — нарушает моральный кодекс коммуниста. Есть сведения, что Леонид Ильич затребовал себе некоторые книги. Не подарочные экземпляры, там к юбилею товарищей. А книг по истории Соловьева, Ключевского, по экономики некоего экономиста — эмигранта Леонова. Фантастов этих… э-э, Стругацких… Стихи Есенина.
Громыко резко остановился.
— Ну, Леня всегда стихи любил и сочинял даже, в молодости… Ну а книги, мало ли…он к Пленуму готовится. Ну, и любитель Леня, …этого дела. Седина в голову, а черт в ребро, как говорится.
— Товарищ Громыко, вы сами-то себе верите? Не стоит вести себя, как на переговорах с империалистами… Думаю, не ошибусь, если скажу. Брежнев за свою жизнь до этого прочитал три книги: Устав КПСС, билет члена ВЛКСМ и члена Партии. И потом…, — Суслов опять подозрительно осмотрелся вокруг. — И потом… Он заказал «Капитал» Карла Маркса и «Экономические проблемы социализма» Сталина…
— Кого? — удивился Громыко. — А это-то ему зачем? Уж не собирается ли…
— Это — идеология, товарищ Громыко, — наставительно поднял палец Суслов. — А покушение на идеологию… И вот здесь надо внимательно, разобраться, что стоит за этим «Капиталом» и… Вы, товарищ Громыко, как верный ленинец, поддерживаете принцип партии — о коллективном руководстве? — он кашлянул, зябко передернул плечами и продолжил, не дожидаясь ответа. — И вообще, это неожиданное омоложение и эти новшества в стиле «кукурузника». Упразднить национальные компартии… Да кто ему это придумал?
— Андропов, — с неожиданно прорезавшейся в голосе злостью ответил бывший министр иностранных дел. — Таблетку в его лабораториях придумали, а все остальное, в этом институте, в котором недавно руководитель в автокатастрофе погиб, — Громыко сделал вид, что вспоминает название исследовательского учреждения. А сам тем временем вспоминал заседание Политбюро, на котором его отстранили от реальной власти. И никто его не поддержал — ни Андропов, ни Устинов. Раньше буквально в рот заглядывали, любое слово ловили и подкрепляли своими аргументами… А теперь вместо него Романов. Да кто он такой, это выскочка? Андрей Андреевич вспоминал, что Григорий Васильевич был несколько ошарашен столь стремительным изменением своей карьеры. После заседания, когда все стали расходиться Громыко задержался и слышал как Ильич, заметив несколько озадаченный и даже недовольный вид Романова, поспешил утешить нового министра:
— Григорий, мы тебе доверили такой ответственный пост. А ты такой кислый. Ленинград не волнуйся, не оставим. Это наш символ и знамя революции. И членом бюро ты остаёшься…