Страница 8 из 14
— Замолчи, проклятая! — рыкнул Маурон. — Нет доверия той, кто носит в себе такие пагубные для народа мысли о переселении, да и не только…
Адрок, шаман, прервал Маурона, подняв руку. Регент почтительно склонил голову.
— Не будем же спорить, я верю словам боевого вождя, Маурона.
Дана лишь крепче сжала зубы, было очевидно, что оба Суори в сговоре, и она ничего не сможет изменить.
— Мы приговариваем тебя к неподкупному суду, тебя осудит дикий лес.
Шаман выдвинул приговор.
Все тут же зашептались, взгляды, колющие синеватую кожу Даны, сменились с острых на сочувствующие. Никто не возвращается из диких мест, тем более сейчас, в период летнего солнцестояния, когда весь лес дышит опасностью и пестрит разнообразными тварями. Когда каждая ветка скрипит под весом выросших за сезон Тиирусов.
Многие лета суд племён отправлял туда виновных. Многие лета никто не возвращался. Древняя и никому не нужная традиция, всё равно что казнь, только умрёшь ты не от топора палача, а в желудке очередного змея, а может, сразу двух.
По всему телу Даны пошли мурашки. Она представила кишащий тварями лес, себя, ей стало дурно, желудок свернулся в узел.
Дана последний раз окинула селение взглядом. Пять сотен домов с крышами из речного листа, несколько башен, купол храма Искупителя… Девушке снова стало дурно, глаза наполнились влагой, как горные озёра в сезон дождей, они грозили выйти из берегов.
Дана усиленно заморгала, она не позволит себе вот так рыдать, вызывая жалость у народа. Если эти разумные заплутали, Искупитель их рассудит, она лишь подчиняться его воле, тем более в таких обстоятельствах, когда шанса на спасение совсем нет.
— Сегодня вечером мы подготовим плот. Дана из Трёх рек отправится в последний путь. Да будет так! — провозгласил шаман, избегая яростного взгляда дочери владыки. — Но мы не можем жить в неведении, поэтому надо сразу же выбрать нового владыку. Я предлагаю Маурона, боевого вождя. Он многие лета служил нашему народу, избавляя от бед и нашествия лесных тварей как разумных, так и неразумных. Если есть кто-то, кто хочет возразить, выйдете вперёд.
Толпа сохраняла молчание, взгляды их бродили от одного к другому.
Дана их понимала, кто в своём уме пойдёт против Маурона, сильнейшего воина Трёх рек, которого полностью поддерживает единственный на пятьсот лиг шаман.
Плакать нет смысла, просить пощады тем более, они всё решили и уже делят накопления отца и его покои. Дана знала, что шаман давно выжил из ума, но что настолько, чтобы поддерживать Маурона, этого дочь владыки не могла предугадать.
Выли рыски, мычали недоенные шемганы, наступал вечер, всех уже давно ждут дела, они представляют себя в уютных кроватках и хотят, чтобы это поскорее закончилось.
Дана замерла от бессилия и злобы, разъедающей сверху донизу, как тлеющую свечу.
— Хочу сказать Слово! — выплюнула она неожиданно сильно и угрожающе.
— Твоё право, — кивнул шаман, не обращая внимания на настороженный взгляд Маурона, верхняя губа которого поднялась, обнажая клыки.
Понадеявшись на быстрый исход, народ тут же подобрался. Право последнего слова — традиция, но, как и всё остальное, она жива, пока все верят.
— Я принимаю суд, пусть лес покажет, кто прав, а кто виноват. Хочу лишь всем напомнить, что это не окончательное решение. Если лес выпустит меня обратно, я приду и выжгу вам глаза, ибо нет от них никакой пользы.
Последнее Дана буквально прорычала, смотря на непоколебимого шамана и готового сорваться Маурона.
— Да будет так, — кивнул шаман.
Все потянулись по своим домам, а двое воинов из личного отряда Маурона взяли Дану под руки и двинулись вместо холодной к ратуше, храму Искупителя, где отправленные в лес проводили последнюю ночь.
Дана была рада, что не придётся сидеть в земляной клетке, она с удовольствием потёрла запястья, когда сняли путы, и прошла в небольшую комнату, отделанную закаленной глиной.
Кровать представляла собой сбитый из досок поддон, на котором в плену крепкой ткани лежала душистая лесная трава, отличное ложе для последнего сна.
Почему последнего? Следующий будет тяжёлым и наркотическим. Виновного положат на плот с невысокими бортами, перед этим тщательно проследив, чтобы он выпил настой и уснул. В следующий раз Дана очнётся уже где-то в спокойных озёрных водах рыболюдов. Если повезёт, проснётся, когда плот прибьёт к берегу, если нет, окажется посреди вод, где привлечёт к себе внимание и погибнет.
Впрочем, на берегу тоже мало шансов, стоит зайти в лес — и его ветви оживут, смертельно опасные пасти сомкнуться на её теле.
От мыслей о предстоящем путешествии Дану чуть не стошнило. Она легла на кровать, свернувшись калачиком.
Вот так, Дана Струя Воды, ты погибнешь, думала девушка, вспоминая отца и его тёплую улыбку, ей было так нужно тепло, хотя бы немного.
Водной струёй её прозвал отец, когда она была крохотной, она называл её не иначе как Струйка. Дочь уродилась крайне слабая, постоянно болела, пока не набрала силу. Избавитель не забрал маленькую Суори, и она выросла в красивую девушку, проходившую под небом уже двадцать два лета.
Тонкая, словно тростинка, она имела телосложение, не свойственное народу Суори. Там, где другие девушки хвастались крепко сбитой фигурой и стальными мышцами, Дана всегда выделялась отнюдь не в лучшую сторону.
— Как она вскормит ребёнка с такой грудью, да она еле помещается в мужскую ладонь! — обсуждали её старухи-повитухи.
— С такой талией и высоким ростом сложно будет вести хозяйство, надо укреплять спину! — бурчали все вокруг.
— Ноги длинные, тонкие, как хворостинки, клыков совсем нет, волос хоть отбавляй, мыть замучаешься, да ты глянь, лицо обгорает за один сезон, постоянно болеет…
Чего только не слышала всю свою жизнь Дана. Но она бы послушала это снова, лишь бы выжить. Девушку вдруг обуял страх смерти, он подступал к горлу и застревал там комком. Как бы она ни хотела его выплюнуть, не получалось, он лишь становился больше, не давая дышать.
Дана проснулась от скрипа засова. Кто-то зашёл внутрь. Девушка быстро села, понимая, что забылась беспокойным сном. Кровать смята, холодный пот струится по пояснице, а сердце рвётся наружу испуганной птицей.
— Не бойся, это я! — прошептал знакомый голос.
— Таша? — Свет больно резал глаза, но спустя пару мгновений Дана разглядела гостью, приглушившую масляный фонарь в комнате.
— Да, это я, — проговорила подруга.
Обе Суори тут же обнялись.
Одна стройная и проворная, как молодой Тиирус, а вторая крепко сложенная, с крутыми бёдрами и широкими плечами, напоминающая ствол старого дерева.