Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 18

А какие там были декорации, в том старом спектакле, в «Анне Карениной», с воспоминания о котором начинается твой «Сережа»! Это был плохой спектакль, с очень плохой исполнительницей главной роли![2] С женщиной редкого женского шарма, видимо, она сводила с ума мужиков до конца своей жизни. Она, конечно, абсолютно сводила с ума Москвина, который обладал тоже внутренним покоем, и силой, и всем прочим…

Вот поэтому всякая попытка выйти в глубину этого искусства, заняться этим мне представляется и смелой, и интересной. И как человек наперед придумывает весь спектакль, какое богатство видения возможностей! В этом есть какое-то чудо творчества, как в анекдоте, который ты мне дивно рассказал, – как Эйнштейн показывает Богу, где ошибка в формуле мироздания. А тот отвечает: «Я знаю…» Это надо напечатать – это дает другим возможность думать. Эти замечательные твои произведения, иногда трогательно ошибочные, запутавшиеся.

Как ты мучаешься от увеличения! Ведь какие-то мотивы, которые тебя преследуют, мучительно вдруг становятся больше, огромными… Или, наоборот, все дробится, бесконечно появляется – это и есть жизнь.

Потому что в этом дивном мироздании, где ходили «хоры стройные светил»… тоже есть ошибка.

Несчастье Станиславского было в том, что он был не очень органичен сам по себе. Он этого добивался. От себя и от других.

Крымов. Наверное, если бы он был органичен, он бы систему не стал писать?

Соловьева. Конечно! Он и написал ее для того, чтобы людям было легче. Тогда не было бы понятия «круга», тогда не было бы того-то и того-то… Ничего не надо было бы! Но он прекрасно понимал, что есть какая-то ошибка в этой дивной и великой формуле жизни. Потому что в самой жизни, которая обречена на смерть, есть некоторая ошибка.

Некоторая ошибка. Поэтому возникает страх, которого не знают светила, боль, которую не знают светила, светило можно разрушить, оно не мучается, оно не страдает. Вот эта ошибка мироздания, которая создала страх, страх за свое страдание и со-страдание, когда тебе страшно за других. Это – жизнь. Какая-то ошибка в формуле, что-то он недодумал, что-то взял с маху и на радостях. Но эта радость сохранилась и дальше. Эта радость живет в искусстве. Как мне нравится, как тебе жалко этих несчастных, которые погибли в подлодке! Любовь, которая полна опасности, почему я так часто говорю, что искусство занимается любовью, связью всего со всем, взаимным тяготением. «И море, и Гомер – все движется любовью».

Почему должны быть рифмы? Потому что они обнажают связь мира. Почему нельзя выбрасывать ритмическую структуру? Рифмы повторяются, события повторяются для того, чтобы мы чувствовали связь друг с другом, с теми, которые были до нас, с теми, которые одновременно с нами существуют. Чтобы мы от этого не сходили с ума и не бесились бы, прощали кому-то. Вот этому учит искусство.

И в этом был гениален Анатолий Васильевич Эфрос. Он был гениален в этом. В самых первых вещах. Это то, что соединяет миры.

Ведь Толя совершенно не принадлежал культуре, она принадлежала ему, она ему отдавалась. Поэтому он был богоизбранным, взятым к себе, наделенным всем.

Я ужасно интересуюсь, как ты поставишь эту вещь по Торнтону Уайлдеру, который, видимо, сохранил какую-то американскую первичную чистоту далекого материка. Надеюсь, что не исказишь того, что написано тобою в замечательном тексте, – как ты смотришь ребенком, потом рассказываешь родителям, что им стоит посмотреть, потом они смотрят этот прекрасный спектакль, который потом приходит к нам в явлении грузинском, и оказывается, что хорошо в маленьком городке и в Грузии, там то же самое, и у нас в душе то же самое, и – закон всемирного тяготения!..

Ты любишь тот спектакль, тот спектакль любит тебя, и меня он любит не менее, чем тебя, я обожала тот спектакль. Я слишком долго говорю, это же невозможно ни записать, ни передать, это можно передать, только если издать твои пьесы и кто-то тоже так подумает. Все. Целую крепко – ваша Соловьева.

А. С. Пушкин «Евгений Онегин»

Публика рассаживается.

В конце толпы зрителей появляются персонажи с куклами.

У них билеты, и контролеры указывают им на места в первом, чуть выдвинутом ряду из четырех стульев.

Они входят в зал в следующем порядке: Сюзон, Вылк, Урно, Хельга.

Кукол усаживают.

Актеры стоят перед зрителями. Перешептываются, как бы совещаются.

У Урно в руках маленькая записная книжка.





Он открывает ее, выдувает оттуда перышко.

Все дуют на перо, не давая ему упасть на пол, и одновременно рассказывают. При этом каждый, кто говорит, выходит вперед.

Вылк (с чешским акцентом). Театр! Театр состоит из сцены, из арьерсцены, из авансцены, из правая кулиса, левая кулиса, трюма и колосников.

Урно. А колосники – это такая специальная решетка над сценой, на которой крепятся на канатах такие перекладины, называемые штанкеты. На штанкетах поднимаются и опускаются декорации.

Хельга. Трюм находится в подвале, под полом. Он содержит в себе механизмы, которые поворачивают другие механизмы, и подталкивают вверх третьи механизмы, и поворачивают сцену и планшет, то есть все вот это (показывает руками вокруг).

Сюзон. А кулисы – это очень важное место в театре. В кулисах происходит много интересного, того, чего не видит зритель. В кулисах стоят актеры и ждут выхода на сцену.

Вылк. Спектакль! Спектакли в театре бывают драматические, оперные и балетные. В драматических спектаклях актеры разговаривают, в оперных – поют, в балетных – танцуют.

Урно. Танцуют обычно на пуантах. Пуанты – это такая балетная обувь, которая состоит из стакана, пятака и пятки.

Хельга. Пуанты нужны для того, чтобы устойчиво стоять на пальцах. Это делают женщины – балерины, потому что это очень сложно и мужчины не справляются, хотя, конечно, как и всегда, бывают исключения.

Сюзон. Это случается тогда, когда мужчины вдруг танцуют женские партии или шуточные роли, потому что, как правило, мужчины танцуют в мягких тапочках.

Вылк. Зрительный зал! Зрительный зал вмещает до тысячи человек, над ними висит люстра, в которой горит множество лампочек. До появления электричества там горели свечи, и если тебе не нравился спектакль, ты мог поднять голову и затушить свечу!

Урно. А если сразу всем зрителям не нравился спектакль, то сразу вся публика поднимала головы и затушивала всю люстру сразу.

Сюзон. И вот отсюда пошло определение плохого спектакля как: тушите свет.

Пауза, четыре человека продолжают дуть на перышко, не давая ему упасть.

Хельга. Но это происходило крайне редко, потому что если бы все дули наверх, то воск падал бы вниз на головы и зрителям партера пришлось бы выбежать за пятнадцать секунд, потому что скорость падения воска от потолка до макушки – пятнадцать секунд, а рассчитывается она по формуле: В равняется МЖ квадрат, где В – это воск, М – это мужчина, Ж – это женщина, а квадрат – это очень быстро!

Урно. Внимание! Но не все здания театров… Некоторые театры строились без учета этой формулы падения воска, а аварийный выход был очень маленьким, и зрители просто не успевали бы выходить. Поэтому такие театры должны были снабдить свой зал специальной табличкой: Don’t blow – не дуть, не дышать…

Сюзон. Вот отсюда пошло выражение – смотреть, затаив дыхание!

Хельга. Но актер же должен куда-то дышать… И актер дышал… друг другу в спину. И отсюда пошло выражение: скажи мне, кто дышит тебе в спину, и я скажу тебе, кто ты!

2

Роль Анны Карениной в спектакле МХАТа играла А. К. Тарасова.