Страница 4 из 14
С такими вот решительными мыслями я приободрилась и пошла трескать свое законно выстраданное лакомство.
Когда мы с Настей появились на кухне, рыжая банда уже успела расковырять ложками все розочки на торте и стащить все шоколадные украшения.
– Мам, посмотли, а Киля с Илюшей весь толтик исполтили, – завидев сей акт вандализма, ударилась в слезы Настя.
– Ну что ты, милая! Тортик от этого не стал хуже. Ты только попробуй. – Я успокаивающе погладила по голове свое солнышко, ловко перехватив другой рукой у Ильи ложку с очередной порцией уворованного крема.
Быстро и сноровисто разрезала шоколадное лакомство, разложила по тарелкам и уселась во главе стола, с любовью и гордостью поглядывая на свое семейство
После первых ложек тающего во рту бисквита все заботы трудного дня словно отступили на второй план, и я с умиротворением откинулась на спинку стула, попивая мятный чай из личных, почти эксклюзивных запасов баб Даши.
Вот оно, счастье! Под детскую болтовню и перепалки поужинать в кругу любимых и дорогих сердцу людей, а после пойти и забыться в спокойном сне, чтобы на следующий день проснуться полной надежд, сил и энтузиазма для новых свершений.
Потому что у меня есть огромный… нет, четыре маленьких, непоседливых, очаровательных стимула двигаться дальше, несмотря на все невзгоды и испытания, что преподносит мне судьба. И скорее небо рухнет на Землю, чем я позволю хоть кому-то встать у меня на пути, не будь я Алена Зайцева!
ГЛАВА 2
Царь
Утро после попойки с особым размахом.
Какое оно должно быть?
Радостным – для соседнего магазина, в котором был сметен с полок самый дорогой коньяк.
Хлопотным – для уборщицы Марии Петровны.
Нервным – для секретарши Милочки.
Веселым – для завхоза Саныча.
И очень-очень хреновым для господина Луганского.
Его светлость Василий Михайлович, а по совместительству – глава района, изволил почивать на дорогом кожаном диване, когда в его мозг, словно молотком по наковальне, шандарахнул стук в дверь и громогласное:
– Махалыч!
Мужчина судорожно дернулся, резко открыл глаз и тут же застонал от того, как больно резанул свет по воспаленным глазам.
– М-м-м… – простонал несчастный и, спрятав лицо в ладонях, перевернулся на другой бок.
– Махалыч! – снова громыхнуло, под аккомпанемент яростного пинания двери. – У тебя через час открытие детского садика. А тебе еще опохмелиться надобно.
Мужчина на диване снова дернулся и, бормоча проклятия, натянул на голову, валяющийся рядом пиджак.
– Махалыч!!! Ты там живой?!
– Да лучше б я умер! – не выдержал Луганский и, с трудом подняв свою немалую тушу с дивана, пошатываясь и прихрамывая, словно старый дед, поплелся открывать дверь кабинета.
В помещение, словно энерджайзер, влетел маленький плотный мужичок, моментально распространяя позитивный заряд энергии. В одной руке у него была бутылка хорошей водки, а во второй – коробка с кефиром, от вида которой у хозяина кабинета моментально спазмом сжался желудок, грозя избавиться от интоксикации прямо на начищенный паркетный пол.
– А ты чего за спину-то держишься? – узрев сильно пожеванное начальство, первым делом выдал Саныч.
Не удостоив завхоза ответом, Василий поплелся обратно на диван, в надежде, что там осталось немного минералки. Надежда сдохла, а вернее, закончилась вместе с минералкой.
– Что, плохо тебе? – ехидно пропел завхоз, нагло устраиваясь в царском кожаном кресле. – А я тебе говорил: не мешай водку с пивом. Вот, на меня посмотри-ка – как огурчик! А все почему? – Саныч с дельным видом поднял палец кверху. – Правильно: главное – знать свою норму.
– Угу, – промычал Вася, обводя кабинет жадным взглядом – авось, где-то еще минерала завалялась. – А самое главное – жену иметь под боком, которая с утра пораньше рассольчика принесет и с попойки палкой пригонит. Скажи спасибо Галке. Это она все твои нормы на зубок выучила…Умник…
Саныч с некоторой долей превосходства посмотрел на друга и протянул:
– Галка, да… Она может. – Чуть подумал и добавил: – Жениться тебе, Вась, надо. Жениться.
Луганский, оставив попытки найти воду, с задумчивым видом посмотрел на стол, заставленный остатками вчерашнего пиршества, подцепил бутылку с пивом и сделал два жадных глотка.
О, да!
Сейчас чуть отпустит.
– Я уже пробовал. Женился, на свою дурную голову.
– Да ты женись на нормальной бабе! – тут же встрепенулся Саныч. – Детишек заведи. Что ты один, как сыч на болоте?
– Сань, ты решил мое поганое утро сделать еще гаже? – хмуро поинтересовался Вася, падая обратно на диван.
Ответить тот не успел: дверь со скрипом отворилась, и мужчины тут же болезненно поморщились от высокого, чуть визгливого голоса Марии Петровны.
– Батюшки!!! Вы чем, охальники, тут ночью занимались?!
Низкорослая, полная дама лет пятидесяти в голубом халате уборщицы и с сильно выбеленными волосами застыла на пороге в угрожающей позе, а рука в резиновой перчатке воинственно сжалась на черенке деревянной швабры.
– Опять нажрались до поросячьего визга?!
Вася глухо сглотнул и, повернувшись к другу, с легкой иронией поинтересовался:
– Сань, напомни, пожалуйста, почему мы взяли Марию Петровну на работу?
– Потому что она – моя тетя, – развел руками завхоз.
– Именно это и останавливает меня уволить ее за несоблюдение субординации.
– Но-но-но! – ничуть не смутившись, воскликнула импозантная дама, – Я, между прочим, в отличие от некоторых не бездельничаю. – И покосилась на приемную, где Милочка, пользуясь временным отсутствием работоспособности у начальства, с особым усердием маникюрила ноготки.
Губы страшного и ужасного повелителя администрации сжались в тонкую ниточку, глаза недобро свернули, рот приоткрылся, и он как гаркнет:
– Мила!!!
Девушка от неожиданности подскочила на месте, перевела испуганные, как у суслика, глаза на дверь и едва слышно промямлила:
– Да, Василий Михайлович?
– Зайди, – коротко и повелительно приказал Луганский.
Милочка была очень хорошей девушкой – доброй, отзывчивой, красивой. Луганский даже мог бы в нее влюбиться, если бы не редкая, непроходимая, как джунгли жгучей Бразилии, тупость. Овечка Долли по сравнению с Милой просто доктор овечьих наук. Помимо тупости девушка была крайне забывчивой. Все в совокупности мешало ей в выполнении даже самых простых и безобидных заданий.
Почему он ее еще не уволил?
Хороший вопрос!
Наверное, из жалости.
При всей своей глупости, Мила на редкость бесхитростной, а это качество Луганский в последние годы ценил все больше и больше.
Как и водится в администрации, ее попросил пристроить на тепло место один знакомый. И теперь Вася каждое утро пьет какую-то непонятную бурду вместо нормального кофе, давится просроченными булочками, которые этой наивной простоте втюхивают в магазине, и с тоской вспоминает свою несменную «баклажаниху» в колхозе. Вот кто был поистине незаменим, особенно по части сплетен.
Не то чтобы Василий не был в курсе кто, чем дышит администрации, благо, Мария Петровна, пока убирала по утрам его кабинет, успевала пересказать все местные новости. Так он узнавал, кто с кем крутит романы на работе, ворует казенный бензин, халтурит на ремонте, а так же, что коллеги придумали ему новое прозвище, которое, к слову, было гораздо приятнее предыдущего. Если еще год назад местный бомонд с большой долей ехидства обзывал его не иначе как «наш Князек», то теперь его уважительно величали «Царь». Мелочь, а приятно!
– Милочка, – почти нежно проворковал Луганский, глядя на ковыляющую на умопомрачительных шпильках девушку, – надеюсь, ты забрала мой запасной костюм из химчистки?
Секретарша ожидаемо округлила глаза, и из испуганно приоткрытого рта вырвалось ее коронное:
– Ой, забыла!
Сказала и тут же спряталась за широкой спиной Марии Петровны. Дура дурой, а инстинкт самосохранения у нее заложен в ДНК.