Страница 3 из 14
Увидев меня в дверях, да еще и с тортиком, мальчишки с дикими воплями кинулись ко мне и повисли как две обезьяны.
– Мама! Мама!
Им уже по семь лет и они достаточно взрослые, чтобы понимать, что их настоящая мама умерла, но по-прежнему зовут меня мамой. А у меня каждые раз сердце сжимается. И радостно, и больно одновременно – так я их люблю!
Поцеловала их в светлые, чуть рыжеватые макушки и, поднимая голову, встретилась с полным немого укора взглядом баб Даши.
– Так! – Спохватившись, тут же придала лицу суровоевыражение. – Кто из вас испортил бабушкин суп?!
– Это не мы!
– Да, это не мы!
– А кто?! – не дав вставить мне и слова, возмущенно каркнула баб Даша.
Минутная заминка. Мальчишки синхронно чешут взлохмаченные шевелюры, и Киря находится:
– Барабашка!
– Да, барабашка! – вторил ему довольный находчивостью брата Илья.
– Какой барабашка?! – Я, прифигев, сорвалась на писк. – Его же не бывает!
Рот Кири потрясенно, словно я только что убила все его детские мечты, приоткрылся, и он, выставив палец перед собой, говорит:
– Как – не бывает? Ты же говорила, что он на чердаке живет.
И пока я пыталась найтись с ответом, этот манипулятор добавил зловещим шепотом:
– Ты. Нас. Обманула…
– Да, обманула, – поддакинул Илья, сложив тонкие ручки на груди в очень сердитом жесте.
Да-а, дела! Я, вторя жесту близнецов, озадаченно почесала репу. Это что же получается – теперь я виновата?
– А пойдемте чай пить с тортиком! – внезапно с преувеличенной радостью позвала баб Даша. – Кто первый сбегает за водой, получит два куска.
Рыжие издеватели мгновенно забыли обо мне, барабашке и, узрев вожделенный тортик, опрометью бросились выполнять задание. Вот это я понимаю – правильная мотивация!
– Эх, учиться тебе еще и учиться! – вздохнула баб Даша, – Ален, скажи, как ты в садике работаешь? Они же из тебя веревки вьют.
С виноватой улыбкой пожала плечами, тем самым признавая, что так оно и есть на самом деле. Хотя нет, дети вьют из меня настоящие канаты.
Пока баб Даша на пару с любопытной Настеной накрывали на стол, я, умывшись, направилась в самую маленькую комнату, которая служила прежним хозяевам чуланом. Мы эту комнату разгребли, поставили кровать, и теперь там полноправно властвует мой старший ребенок – Данил.
Комната Данила – это царство компьютерных игр, соцсетей и книг о боевом фэнтези. Хорошо, что на даче нет интернета. Тут он хотя бы иногда выглядывает на улицу.
Тринадцатилетний Данил – мой самый трудный ребенок. Его бесконечная скорбь по отцу – моя кровоточащая рана на сердце. Его отчужденность, обида на весь мир и боль, которая плещется в его не по годам серьезных серых глазах, – постоянный укор мне. Не полюбила, не смогла понять и принять. Наши отношения – это постоянное блуждание по минному полю. Один шаг вперед и три шага назад. Движение в сторону, и я потеряю его.
Осторожно постучалась в дверь и, не услышав ответа, заглянула внутрь.
– Данюш? Привет.
– Привет, – донеслось бурчание, и серые глаза выглянули из-за крышки ноутбука. – Как съездила?
Я пожала плечами и быстро проканировала комнату сына. Все, как всегда, прибрано, постель застелена. Под кроватью – два тома какой-то фантастической мути, рядом с ноутбуком – пачка чипсов.
– Нормально, – пожала плечами я, садясь на кровать.
– И?.. – вопросительно поднимает брови Даня. – Чего этот козел хотел?
– Даня! – сурово воскликнулаюя. – Что за слова?!
Сын закатил глаза и мгновенно исправися:
– Ладно, не козел, а осел. Так лучше?
Не ответив, я сердито засопела.
– Так ты не ответила. Чего он хотел? – с нажимом повторил Данил, и меня в который раз посетило чувство дежа вю.
Он нереально похож на своего отца – от внешности до характера. Тот тоже был таким же серьезным, твердолобым и отчаянным. Иначе бы просто не смог завоевать мою красавицу сестру.
– Соскучился он, – отмазалась я и быстро перевела стрелки. – Ты опять целый день играл?
– Ага.
– Хоть бы с Таськой погулял.
– Больно надо!
– Вы же с ней дружили?
– А теперь не дружим.
– Что-то случилось?
– Я сам разберусь.
– Данил?
– Я сказал: сам!
Вот и поговорили!
Я устало поднялась с кровати и уже у двери проговорила:
– Пошли, чаю попьем. Я тортик купила.
Данил, все еще раздражённый, кося своими сверкающими глазищами, процедил:
– Сейчас приду.
Я тихо прикрыла за собой дверь и вздохнула. Почему с ним так сложно? Может, из-за того, что он мне не родной? На подсознательном уровне чувствует себя лишним?
А ведь я никогда не выделяла его, да и не задумывалась, что он, по сути, чужой ребенок, привыкший к совершенно другой жизни – обеспеченной и даже богатой.
Данил – сын Романа, мужа сестры от первого брака. Не знаю, как так вышло, что мальчик остался без матери. Знаю одно: мама его в добром здравии и много лет живет в Европе. Сам Даня ее не помнит, но это не уменьшает его боли. Он чувствует себя брошенным, потерянным, словно выброшенным.
Роман был чудесным мужчиной, заботливым и чутким отцом. С Аней они познакомились, когда я была на четвертом курсе института. Помню, как горели глаза сестры, когда она восторженно рассказывала о своем новом кавалере. Они стали самой гармоничной, любящей парой, какую я только встречала.
Признаться, я даже немного завидовала старшей сестре. Может, поэтому через пару лет и выскочила за Егора. Аня отговаривала, советовала не спешить. А я отмахивалась. Егор был таким лапочкой: на руках носил, цветами заваливал, бриллианты дарил! В общем, дура была наивная!
Стыдно вспомнить, но мы с Аней до появления в нашей жизни Ромы все по общагам мыкались и перебивались случайными заработками. Родители наши умерли. Сначала мать сгорела от рака, а потом и отца инсульт шарахнул. В наследство нам достался ветхий домик в вымирающем селе.
Похоронили мы родителей, погоревали и продали домик, чтобы оплатить Ане первый курс учебы в университете на юрфаке. Я через год поступила в пединститут на бюджетное отделение, и жизнь наша, пускай нелегкая, иногда даже голодная, всё же начинала налаживаться, а с появлением Ромы и вовсе заиграла яркими красками.
Перед глазами так и стоят фото из нашего семейного архива.
Непередаваемо прекрасная Аня в воздушном кружеве свадебного платья.
Рождение близнецов.
Моя свадьба с Егором.
Рома держит в сильных руках розовый конвертик из роддома с Настей.
Мы все вместе отмечаем Новый год.
Это было самое счастливое и беззаботное время в моей жизни, которую перечеркнул один урод на груженой фуре.
В тот вечер у малышки Насти резались зубки, и маленькая принцесса постоянно капризничала. Сестра боялась оставлять ее с няней и попросила меня посидеть с детьми. Я с радостью согласилась: это был повод не тащиться с Егором на очередной светский раут и не изображать из себя глянцевую жену успешного бизнесмена.
– Мы быстро вернемся. Смотаемся в офис, и обратно, – заверила меня Аня, поспешно натягивая дубленку. – Все, побежала! Ромка ждет.
Я тогда не догадалась спросить, чего они могли забыть в офисе в семь часов вечера, а после было уже не у кого.
До офиса они не доехали. На заснеженной трассе их «Лексус» протаранила фура с заснувшим за рулем водителем.
– Мам. Мам! МАМ!!!
Я вздрогнула, осознав, что Настена уже в третий раз у меня что-то спросила, а я так задумалась, что пропустила мимо ушей.
– Мам! – Девочка требовательно дернул меня за руку. – Пойдем. Баб Даша уже толтик полезала.
Так, что-то ты, мать, раскисла совсем! Общение с Егором на мне плохо сказывается. Тут же вспомнилась разъяреннуая Сонечка, и настроение сразу улучшилось. Душу грело то, что на Егоре, вернее, на его нервной системе, наши встречи гораздо… гораздо хуже сказываются. Зато теперь десть раз подумает, прежде чем тревожить меня по всяким пустякам.
Ишь, жениться он надумал! Щас, мы устроим тебе свадебку после веселых похорон. Потому что развод я ему дам только через труп. Его труп, естественно.