Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 19

Колокольня была последним сооружением, что осталось от старой, разрушенной в Советское время, церквушки. Одинокая башня посреди развалин, зачем её только оставили? Обломки камней так и лежали вокруг колокольни, уже чёрт знает сколько времени. Посреди всего этого строительного мусора возвышался здоровенный деревянный крест.

В первую же ночь своего пребывания в лагере, мы посетили это интересное место и изучили руины вдоль и поперёк. Внутри колокольни было пусто, лишь полуобвалившаяся лестница вдоль круглых стен и узкая площадка наверху. Там когда-то висел колокол и его, конечно, сняли в первую очередь.

– Во имя революции! – громко провозгласил тогда Чудо-тварь, глядя на Красного, и громко заржал.

В тот же день мы решили, что колокольня станет нашей базой и, взяв по куску кирпича, наскоблили свои имена на внутренней стене башни.

Как и в первый раз, сейчас от лагеря до развалин мы дошли минут за двадцать. Мы двигались очень быстро, стараясь не обращать внимания на шорохи в траве. Перемахнув через забор, мы двинулись вслед за Делюгой, который освещал путь карманным фонариком.

– Я спрятал пивас там, – шёпотом сказал он.

– И когда ты успел его спрятать? – так же шёпотом спросил я и украдкой покосился в сторону Бога.

– Сразу после полдника, буфетчица подогнала. Тебе же Красный сказал.

– Он мне вообще-то ничего толком не сказал, – проворчал я.

– Харе шептать, пацаны, – сказал Толстый. – И так жутковато.

– Что жутковато? – спросил Чудо-тварь. – Тебе страшно, Суфле?

– Не называй меня так, гнида!

– Хватит, парни, давайте дойдём спокойно, не хватало ещё на местных нарваться, – сказал Самсон.

После этого все замолчали и остаток пути мы шли в тишине.

Я чувствовал вину за то, что делаю: иду развлекаться на святое место бывшего храма Божьего, да ещё и пиво там пить. Не зная насколько подобное плохо, пока мы шли, я раз десять смотрел в сторону Бога. Хорошо, что выбранное мною направление совпадало сейчас с нашим путём, иначе бы пацаны точно заметили эту мою странность, и пришлось бы снова врать насчёт того, что я делаю упражнение для зрения.

Вскоре мы дошли до колокольни и осторожно ступили на свалку битого кирпича. Я почтительно покосился на внушительный деревянный крест, отдавая дань этому старому Божьему порталу. Разумеется, главным местом для моей связи с Господом всегда оставалась церковь у моего дома, но я никогда не позволял себе пренебрежения и в отношении к другим порталам.

Делюга юркнул внутрь башенки и через мгновенье появился перед нами с пятилитровой баклажкой пива.

– Вот, пацаны, – торжественно объявил он. – Приступим!

– А похрустеть есть чё? – спросил Толстый.

– Ха-ха, тебе лишь бы хрустеть, – сказал Чудо-тварь. – Хру-хру.

– Завали е…!

– Есть – что похрустеть, – сказал Самсон и вынул из рюкзака три пачки сухариков.

– Ништяк! Где взял? – обрадовался Рукомойников.

– Ангелина угостила.

Я вновь ощутил укол ревности.

– Пацаны, а у меня ещё сиги есть, – подал голос Красный.

Курить никто из нас ещё не пробовал. Воцарилось смущённое молчание.

– Ну а чё, можно и покурить, – заявил Чехов.

– А как же тренировки, боевая подготовка? – сказал Толстый.

– А что подготовка? Маратыч курит? Курит. И хочешь сказать, что военные не курят? Да почти все!

Чудо-тварь явно намеревался развивать тему дальше, но я вдруг, сам не зная зачем, подошёл к Красному, взял у него пачку и достал сигарету.





– Спички?

Прокопенко вытащил зажигалку и дал мне прикурить. Все смотрели на меня как на первопроходца, вышедшего на тонкий лёд. Я затянулся, набрав полный рот дыма, и тут же истошно закашлялся. Чудо-тварь заржал и тоже взял сигарету.

В ту ночь все, кроме Самсона, выкурили по своей первой сигарете.

– Пацаны, я не буду курить, – спокойно сказал он.

– А чё ты?

– Да ничего, не хочу и всё, – отрезал Штерн.

Он достал из рюкзака пластмассовые стаканы.

– Только три есть, поэтому по очереди будем пить.

Делюга свинтил крышку с пивной баклажки, послышалось шипение, из горлышка пошла пена. Астахов быстро завинтил крышку обратно, но не до конца, а так, чтобы постепенно выходил газ. В отличие от курения, пиво мы уже пробовали, поэтому каждый из нас знал как его открывать, чтобы не проливалось и как наливать в стаканы, чтобы не было пены.

Надо наклонить стакан так, чтобы он был почти в горизонтальном положении и медленно наполнять его пивом, как будто ручеёк течёт. Ни брызг, ни бульканья, ни пены. Делюга справлялся с задачей лучше всех.

– Ты где сигареты взял? – спросил Толстый у Красного, когда все выпили по первому стакану.

– Да у деда из блока вытащил перед отъездом.

– А что только сейчас показал?

Красный задумался.

– Да не знаю, как-то не представлялось случая. Я как в сумке их спрятал, так и не думал про них. А сейчас как пошли, вспомнил, да и взял с собой.

– Понятно, ну дай мне ещё одну, – попросил Толстый.

Кроме него вторую сигарету больше никто курить не стал.

Мы выпили ещё по стакану пива, и я почувствовал, как в голове растекается приятная нега. Сидя по-турецки на битом кирпиче, мы обсуждали перспективы на будущее. Каждый из нас собирался идти в военное училище, к чему нас готовил наш наставник, Антон Маратович.

Обстановка складывалась душевная, в состоянии опьянения все проблемы минувшего дня казались не существенными. Я больше не обижался и даже уже не помнил, на что злился несколько часов назад. Я думал об Ангелине, но сейчас мои мысли были более прозаическими и все любовные планы на светлое будущее ограничивались одной лишь темой е… Я даже перестал ревновать её к Самсону. В конце концов, в этом есть даже какая-то прелесть – присунуть девушке своего друга. А потом я расскажу ему об этом и скажу, что сделал это ради него, потому что такая шлюха как Ангелина Шубина не достойна быть невестой такого как Самсон Штерн.

Я ощутил эрекцию и, слушая вполуха болтовню пацанов о военном училище, украдкой покосился в сторону Бога. Я вложил в свой взгляд всю глубину раскаянья и извинялся за то, что сейчас думал и то, что делал. Я знаю: Господь меня прощает, но в то же время, я должен показать Ему, что готов понести наказание в любое время.

Решив, что одного раза мало, я посмотрел ещё дважды в сторону Бога, и услышал голос Чудо-твари:

– Ты куда это смотришь постоянно, Смык?

Вот блин! Опьянел и забыл об осторожности! Теперь придётся снова врать!

– Я же говорил уже в прошлом году, – уклончиво ответил я.

– Что ты говорил? Не помню? – не унимался Чехов.

– Я помню, – сказал Красный. – Что для зрения упражнение делает.

– И что, в темноте его тоже надо делать? – сощурился Чехов.

Я хотел было уже объяснить, что в темноте то как раз и лучше всего делать, потому что глазная мышца больше напрягается, но тут Делюга сказал, что пиво кончилось и делать в общем больше нечего, а так, в общем, спать охота, и не пойти ли нам уже по койкам? Самсон поддержал его и Чудо-тварь, начав спорить о том, что он спать не хочет, сам же и избавил меня от созданного им неприятного разговора.

К слову сказать, Коля Чехов вообще был довольно паскудный уродец, всегда искал о чём бы поспорить, с кем бы обострить, кому бы своё говняное мнение навязать. Мудак, в общем, и даже сейчас будучи пьяным и добрым, я был согласен с этими своими выводами: Чудо-тварь на самом деле не Чудо-творение Божье, а тварь из тех, что отравляют жизнь нормальным людям. Это точно он убил пацана из старших классов, я теперь был в этом уверен. Мудаковатый Коля Чехов Чудо-тварь, мразь ты паршивая, думал я, слушая как он спорит с Самсоном и Делюгой о том, что не хочет возвращаться в корпус.

– Ладно, Чет, – сказал, наконец, Самсон. – Твоя взяла, оставайся здесь. Короче, пацаны, мы с Пашком идём спать, а вы сами смотрите: хотите – оставайтесь с Чудом.