Страница 8 из 13
– Да-да, вот именно, – кивал он.
Паренек понимающе улыбался.
Твердость и прямота, несмотря на показную мягкотелость, – именно это в пареньке и бросалось в глаза с самого начала. О. Михаил ясно осознал это в данную минуту, как и то, что задумался об этом сейчас впервые. Та самая прямота, не на словах, а на деле, прямолинейность в намерениях, которую он вроде бы хорошо понимал, возможно даже знал по себе самому, но как бы задним числом, минуя годы, которая редко встречается в людях. Но возможно, он просто разучился это распознавать. Неиспользуемые навыки притупляются.
Словно в подтверждение всех домыслов, Всеволод молчал, с благодарной улыбкой поглядывая на гостя. О чем можно говорить после исповеди? Ах да, исповедь ведь даже не состоялась. Но батюшка чувствовал это и даже с некоторым чувством благодарности; упрека в этом чувстве не было никакого. Сам он после принятия исповеди обычно молчал весь вечер – от ощущения какой-то внутренней израсходованности, и слов, и чувств, и себя самого.
– Говорят, он специалист по ремонту всего… Даже компьютеры чинит? – сказал батюшка, когда хозяйка вернулась в комнату, что-то еще неся к столу.
– Да уж, здесь он молодец, – в свой черед вздыхала Дарья Дмитриевна.
– А в чем не молодец? – несерьезным тоном уточнил батюшка.
Хозяйка стесненно взглянула на племянника, словно проговорилась.
– Тетя Даша думает, что я… живу без цели. Обустраиваться не хочу, как все. Ну и всё такое.., – улыбаясь ответил за тетю Всеволод. – В жизни то есть…
– И она не права?
Всеволод взглянул на тетю точно так же, как и она только что на него. В реакциях обоих, даже в манере говорить было что-то похожее, как бывает с людьми, которые долго живут вместе.
– В чем-то права, да, – признал Всеволод.
Батюшка, разведя руками, сказал:
– Может, и мне поможешь? В сайтах понимаешь что-нибудь?
– Сайт нужно сделать? – оживился Всеволод. – Сделаем.
– Да нет, сайт есть уже. Приход-то у нас не маленький, как без этого? Но не законченный сайт у нас. Расписание нужно вставить, пару рубрик новых. Но так, чтобы всё менять можно было. Сможешь?
– Вам на когда?.. А то я до понедельника…
– Да нет, спешки нет никакой, – придержал батюшка. – К Страстной было бы чудно все дела закончить.
– Я к среде всё сделаю, – пообещал Всеволод.
Батюшка покачал головой, но за бахвальство не осуждал.
– Ладно, договорились. Пойду я.
Гость встал…
И уже в среду, после обеда, стеснившись со старостой и его помощником перед монитором, вместе рассматривали обновленные страницы приходского сайта.
Всё нравилось. Паренек постарался. Заодно обновил и фотогалереи. Теперь тематические галереи листались в автоматическом режиме. И это привлекало внимание. Разглядывать хотелось все фотографии.
О. Михаил с крестом, с кадилом. Он же с чьим-то голеньким, пухленьким младенцем на руках, склонившись над купелью. И вот опять он же, настоятель, в белом праздничном облачении на Рождество. А вот и он, о. Михаил, на стройке, даже с лопатой в руках, старается на все лады…
– Что-то много получается.
– Чего много? – не понял староста.
– Меня много, – сказал настоятель. – Так нельзя. Культ личности какой-то.
– Ну а кого же нам показывать? – удивился староста.
– Некого больше?.. Себя. Детей из приходского класса. Работяг вон наших.
– Ну ладно, я просмотрю все снимки, переберу еще, – пообещал помощник.
– Денег-то дали парню?
– Да предлагали, – сказал староста.
– Не взял?
– Нет.
– Понятно, – вздохнул настоятель.
И уже сам, всех отпустив, сходил в плотницкую и вручил Всеволоду тысячу рублей – от прихода. Копейки – но всё же.
Всеволод брать деньги не хотел, отказывался наотрез. Но о. Михаил настоял на своем. А заодно вручил парню стопку потрепанных книг из собственной домашней библиотеки.
– Начни вот с этой. – Он показал на неброскую обложку. – Потом расскажешь… Исповеди учиться не надо… когда мы маленькие, – добавил он. – А потом, когда на жизнь, на людей начинаем смотреть скрепя сердце, лучше уже подучиться кое-чему.
Всеволод мотнул головой.
– Понял.
– Пока не прочитаешь, на исповедь не приходи.
– Понял.
Плотник Лука Милейкин или Малейкум, как звали его все, кроме Всеволода, предпочитавшего обращаться к пожилому работнику по имени, не потреблял ни рыбы, ни мяса. И как сам Малейкум уверял всех, в «требухе» он не испытывал ни малейшей нужды. Хотя и с трудом верилось, что мужчина, занятый одним физическим трудом, может питаться только гречневой кашей, картошкой с огурцами и капустой, ну еще и хлебом. Ничего другого Малейкум и не ел. Скудный рацион скрашивал квас и иногда, уже после работы, бутылка чешского пива, в котором Малейкум на редкость хорошо разбирался.
Не в пример строителям, которые уминали сало ломтями еще перед началом рабочего дня, свято веря, что это придает сил, Лука внушал подмастерью, что питаться нужно именно одной кашей и водой с хлебом, чтобы не «утяжелять» себя при работе еще и пищей.
Лука был инвалидом, он давно уже был не молод, одноглазый, невысокий, но еще крепкий и худощавый, он выглядел здоровее всех здоровых. Мина отстраненного добродушия не сходила с его сероватого небритого лица. Говорил он мало, только о деле. А дел в плотницкой было невпроворот. Немного и по этой причине, открывая для себя какое-то новое удовольствие в молчаливом размеренном труде, где в счет шла каждая щепка, Всеволод проводил в плотницкой всё свободное время. Здесь было не до прохлаждений. Здесь всегда хорошо пахло древесиной, клеем. И всегда спорилась любая работа, самая непривычная и с первого взгляда сложная.
С начала недели принялись доводить стропилины для колокольни. Вымеривали всё до миллиметра. Так меньше останется работы на потом, уверял Малейкум, когда в самом конце собирать и крепить придется всё на верхотуре. Причем обрабатывали дерево так, чтобы оставить его как есть, голым. Малейкум уверял, что так когда-то и возводили колокольни. Просто конструкция несущих пролетов нужна для этого перекрестная, более прочная.
Заодно строгали брус для двух могильных крестов, но уже под заказ – для крестов православных, с крышицей. Хорошее дерево, бывало даже дуб, привозили заказчики. Паренек на ходу учился собирать стыки без гвоздей, на одних шипах. Так получалось и долговечнее, и выглядело приличнее, благороднее, твердил свое Малейкум, если работать без зазоров, да еще и схватывать стыки как следует «заячим» клеем…
Вечером в конце недели, после службы заметив в плотницкой свет, о. Михаил вспомнил о просьбе Всеволода о чем-то поговорить и зашел в мастерскую. На этот раз разговор получился неприятный.
Все ушли. Всеволод ковырялся в плотницкой последним. Батюшка обил на пороге снег, вошел и как есть, не раздеваясь, сел на самый чистый, без стружек стул у входа. Смерив взглядом уже готовый крест на крестовинах, он поинтересовался:
– Опять заказов набрали?
– Да заканчиваем уже.
– А учеба твоя? Ты же здесь целый день.
– Сессию сдал уже.
О. Михаил приклевывал головой.
– Не обедал, небось? В трапезной не вижу тебя.
– А мы тут…
– На хлебе с водой, – кивнул батюшка. – Знаю я, как он обедает. Постник нашелся. Леонидом его зовут. Лешкой по-нашему. Ишь, Лука! Приобщился к церкви, называется… И тебя туда же… Приобщил, значит. – Настоятель выглядел сегодня недовольным.
– Ну да… Пост у него такой, вечный. – Всеволод, продолжал улыбаться.
– А у тебя?
– А у меня… Мне хорошо, когда я налегке.
– Поговорить-то о чем хотел?
– Да я как-то… Вопросы есть, – замялся Всеволод. – На исповеди не могу задавать.
– Исповедь не для этого, – одобрил о. Михаил. – Ну и какие? По книгам?
– У меня не получается… жить правильно, – с усилием выдал Всеволод чью-то чужую фразу. – Вот сейчас приду, тетя ужин приготовила, котлеты…