Право на жизнь

Как и раньше, удержать магию не смог, та просочилась сквозь ладони в землю. Зато еле пробившаяся травка вдруг встрепенулась, налилась соком и пошла в безудержный рост. Магия жизни, и сколько же ее!

Это что же получается, невзрачные подземные твари саму землю питают, возрождая ее к жизни каждую весну? Их ведь только весной и видят, снуют себе неторопливо, хищники их не трогают, одни только дети и забавляются. А они своими искорками, значит, каждый корешок окучивают. С их скоростью и объемом работы много ли им на день надо.

Зато со смертью зверька весь его магический запас и вышел. Данстор впервые задумался о природе самой магии. Куда она девается со смертью носителя? Растворяется в мире, теряется бесследно? Может, от того ее все меньше, что не можно эту силу сберечь, передать.

Но ведь можно забрать.

Изменения в себе Данстор почуял еще за пару дней до восемнадцатого дня рождения. Глубоко внутри будто сплелся кокон, тело наливалось неведомой новой силой, та несмело рвалась наружу. Дед заблаговременно отвел его в дальний нежилой домик и не зря. Магов, что помогли бы на первых порах, в округе не осталось, последний старик-водник скоропостижно скончался еще тогда, четыре года назад. Деда Данстор о нем больше не спрашивал, но слухи ходили нехорошие. Мол, крепок был еще маг, с чего бы.

Освоился сам, и недели хватило. На цвет магия была темно-серая с красными искорками. Судя по зачитанным до дыр книгам — разбавленная тьма с примесью боевой. Научившись более-менее управлять потоком, с замиранием сердца вытащил давно припрятанный амулет-накопитель, тайком выкраденный из дедова хранилища. Кусок бирюзы с единственной начертанной руной Лагуз на нем — вот и все, что осталось от старого мага-водника.

Голубой поток, стоило ему просто пожелать этого, тонкой струйкой вырвался из камня. Данстор привычно перехватил его, ощутив влажную прохладу. Теперь-то чужая магия была послушна, прицепившись к новому полноправному хозяину. Он несколько раз впитывал ее в себя и выпускал наружу. С собственным серым коконом та не смешивалась. Осмелев, Данстор выпустил часть в кувшин, мысленно пожелав напиться. Голубой поток послушно осел прозрачной водой в стеклянной емкости. Вкусной, холодной, освежающей.

Довольная ухмылка отразилась на водной глади. До начала летнего отбора оставалась неделя, пора собираться в Ровельхейм.

По совету того же дальновидного деда Данстор козырять фамилией не стал. Успешно пройдя Вратами, подал документы как Данстор Гратис, сократив вполовину древнее родовое имя. Старый ректор, конечно, враз сопоставил этот обрубок с теми дальними местами, откуда студент прибыл, но благоразумно промолчал. А новые поколения таких имен уже и не знали.

А ведь раньше Инген-Гратисом именовался не просто род — целое королевство. Пока само это имя не сгинуло в навязанном шантажом союзе с Империей, превратив маленькую гордую страну в провинцию разросшейся державы. Родовой замок заняли ставленники императора, лишь по названию замка теперь и знали эти земли вот уже несколько десятков лет. Прежнее королевское имя истрепалось, забылось, хранимое лишь малочисленными потомками.

Чужим его не открывали, да и своим-то — через одного. В женский род дед не верил, считая пустой тратой семени, отец же Данстора был пришлым, с южных земель. Так что дед прибрал мальца к своим рукам сразу же после рождения, ему единственному открыв когда-то громкую родословную. В пространных россказнях деда Данстор улавливал нотки сожаления по сгинувшему роду, но сам лишь пожимал плечами — что прошлое ворошить.

Академия Данстору понравилась, учеба далась легко. Увлекшись поначалу оттачиванием собственных талантов, он на некоторое время забыл о своем редком даре, памятуя лишь о том, чтобы не раскрыть его случайно перед преподавателями. Врата обозначили его дар как руку и молнию, и Данстор послушно посещал то целительство, то скучную артефакторику, не выказывая никаких способностей сверх ожидаемых. На прямые вопросы о даре смущенно разводил руками, мол, так и не проявился пока.

Первые пара месяцев пролетели беззаботно. Погрузившись в учебу и находя в ней удовольствие, он, однако, не закрывался в себе, заведя несколько приятелей и участвуя в нехитрых студенческих развлечениях.

В одно из воскресений, проведенных в городе Ровеле-а-Сенна, они с сокурсником перебирались из одного питейного заведения в другое, уже основательно напившись местного вина, радуясь вольной жизни. Нилош, его приятель, весь вечер бахвалился тем, как утер нос одному второкурснику, уведя у того девицу. Он уже еле стоял на ногах, то и дело наваливаясь на еще державшегося Данстора.

— Вот так его пыр… пир… приложил! — заплетающимся языком продолжал Нилош. — И огнем вкруг… вокруг… а неча!..

Нилош сопровождал слова размахиванием рук и, конечно же, захотел продемонстрировать огненную ловушку для соперника. Пьяный, он не рассчитал силу и магия огненным тайфуном ринулась вверх по узкой улочке, нагоняя впереди идущую парочку горожан. Нилош был силен. Не особо умен и ленив в учебе, но мощный магический резерв восполнял это с лихвой. Данстор, враз протрезвев, с ужасом наблюдал, как оплавились камни на мостовой. Нилош же, окончательно убаюканный вином, уже закрыл глаза и сползал по приятелю, всхрапнув.

Собственная магия Данстора, что сильная темная, что слабенькая боевая, не смогла бы справиться с этим огненным смерчем. Разве что отбросить этот мощный поток в сторону, но куда? Впереди люди, по бокам узкого прохода лепились друг к другу дома, и ни одного просвета между ними. Данстор сделал единственное, что смог. Потянулся рукой к тонкой ниточке, еще связывавшей Нилоша с вырвавшимся огненным буйством, и изо всех сил пожелал повелевать им.

Огонь на мгновение застыл, словно сомневаясь в новом хозяине, но нехотя прекратил смертоносное движение и втянулся весь без остатка в Данстора. Впереди идущие горожане даже не оглянулись, хотя огонь уже было лизнул их осенние плащи.

Нилош на следующий день об инциденте и не вспомнил, Данстор сам не стал рассказывать, а больше свидетелей и не было. Чужую огненную магию он сохранил, потратив лишь малую часть на камин в вечно сырой комнате, что делил с соседом-зельеваром. Тот долго удивлялся, что дрова горят-горят, да не прогорают, а жара от них больше обычного. Данстор же был непривычно задумчив в это время. Один пьяный порыв, всего одна порция магии — а как же ее много! И кому такой бездонный резерв достался — туповатому Нилошу.

Сам же Данстор, уже освоивший текущую программу и жадно поглощавший дополнительные учебники, буквально пару дней назад пришел к печальному и ошеломившему его выводу. При всем его уме и рвении к учебе, его собственного резерва было катастрофически мало. Он нащупал границы собственных сил, и серый кокон, истощившись за день от не особо сложных практических занятий, к ночи не смог выдавить и капли магии, чтобы погасить свечу.

5.1. Перестановки в Академии

Мысль о том, чтобы покопаться в имперских хрониках, никак не отпускала. Где, как не в них, искать зацепку. Любые катаклизмы, необычные случаи, внезапные смерти, предшествовавшие моему появлению в приюте, — все могло помочь. Записи со всех земель, тщательно собранные в одном месте, отсортированные по годам — в воображении все это выглядело очень соблазнительно. Вот только стоит ли оно того, чтобы лезть в самое логово имперской знати, да не тайком, а в открытую!

Тянуть из немногословной Мексы подробности — та еще пытка. Но спустя несколько наводящих вопросов все же выяснилось следующее. Каждые двадцать два года, а именно столько длилась Всесветная война в незапамятные времена, бывшие ее враги-участники поклялись собираться вновь и подтверждать нерушимый договор.

Если эту часть истории Империи и проходили на первом курсе, то уже без меня. Мекса же без запинки перечисляла даты, страны, имена, хорошо хоть до кличек боевых лошадей не дошло. Пять стран ввязались в ту войну. Наша Империя, к тому моменту объединившая немало разрозненных земель. Дикий Лес, приютивший все расы, не нашедшие себе места среди людей. Знойная пустынная Самакона. Северная Истрия, бывшая тогда отдельным княжеством. И восточное королевство Инген-Гратис, о таком я даже не слышала. Кровопролитная бойня, к счастью, закончилась мирным договором, незыблемым вот уже сотни лет.