Страница 2 из 7
…Правительство призывает вас, граждане и гражданки Советского Союза, ещё теснее сплотить свои ряды вокруг нашей славной большевистской партии, вокруг нашего Советского правительства, вокруг нашего великого вождя товарища Сталина.
Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!
– Война, – прошептала я, обращаясь скорее к себе, чем к кому-то за столом.
Глава 2.
– Война, – прошептала я, обращаясь скорее к себе, чем к кому-то за столом.
– Ну вот чего ты добился, а? – Оксана Викторовна убрала в ноль звук на приемнике и уставилась на мужа. – Хотел новости веселые послушать?
– Уймись, дура! – воскликнул Юрий Анатольевич, стукнув кулаком по столу, от чего из его тарелки вылилась изрядная часть супа. Он вытер кулаком подбородок, одарил меня чуть неприязненным взглядом и вышел из кухни. Спустя пару минут мы услышали звук хлопнувшей калитки.
– Сыночек, родненький, ты покушал? – совсем другим тоном обратилась свекровь к Мише.
– Да, мамочка, – кивнул он.
– Иди, отдохни, ты, наверное, устал. А ты, – Оксана Викторовна перевела взгляд на меня. – Поможешь мне убрать со стола и приготовить ужин.
Я молча кивнула, раздумывая о том, что только что услышала. Все-таки началась война. Об этом уже говорили многие, на границах, на сколько я знала, было неспокойно, но все надеялись на пакт Молотова-Риббентропа о ненападении. Но проклятая Германия нарушила свою часть договора. Началась война.
Вставал закономерный вопрос: что же буду делать теперь я. Когда началась финская, и отцу пришлось уйти на фронт, я была еще слишком молода, даже школу еще не закончила. О том, чтобы пойти на войну даже речи не шло. Но мне уже семнадцать, у меня есть аттестат зрелости, я закончила курсы меткого стрелка при Осоавиахиме. Правда я была юным Ворошиловским стрелком, так как до первой и второй ступени этого значка еще не доросла, когда проходила обучение. Но все же навыки определенные есть.
– Что так медленно?! – из раздумий меня вывел голос свекрови. – Вот видно, что девка без мамки росла. Посуду мыть нормально не умеет.
Мне пришлось прикусить губу. С языка рвались нехорошие слова, которые я знала, но отец такого не терпел. При нем я выругалась лишь однажды, когда из-за болезни не смогла поехать в Артек. Меня, после получения значка, наградили путевкой, уже даже были собраны вещи, но в школе кто-то заболел ветрянкой, и я заразилась. Было обидно. Отец, услышав от меня те слова, ничего не сказал. Смерил тяжелым взглядом, вздохнул и до следующего утра не разговаривал. Было очень стыдно. Больше я не ругалась.
– Пошевеливайся давай, – опять прикрикнула Оксана Викторовна. – Я не хочу долго возиться.
– Оксана Викторовна, – спустя минут тридцать монотонной работы, обратилась к свекрови я. – Миша пойдет на фронт?
– С ума сошла что ли? – впервые в голосе женщины не звучал гнев, только удивление, а на лице у нее возникло такое выражение, будто она сомневалась в моих умственных способностях. – Я не пущу своего сына на войну.
– Но как же так? Ведь на нашу Родину напали. Вы же слышали объявление по радио. Мы все должны сплотиться перед общим врагом.
– Во-первых, милая, никто никому ничего не должен. Во-вторых, радио слушать очень вредно.
– Вы не правы, – покачала я головой. – Все мы должны защищать родную землю, на которой родились, выросли. Мы же пользуемся ее богатствами.
– Какая же ты наивная, – даже развеселилась Оксана Викторовна. – Идеалистка до мозга костей, вот что видно, воспитывалась мужиком. А они, когда пьяные, тоже несут весь этот бред. Забудь ты его, а еще, – выражение лица свекрови переменилось на сердитое. – Заруби себе на носу: не порть моего сыночку! А теперь ступай отсюда, сейчас ко мне подруги придут.
Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, сердце застучало где-то в горле. Да как она посмела называть моего папу так? Пьяница? Да он никогда при мне и капли спиртного в рот не брал! Ее не просьбу, приказ, покинуть кухню я выполнила с огромной радостью. Миши дома не было, поэтому, оказавшись в своей комнате, я начала взвешивать все варианты.
Вообще варианта было всего два: идти на фронт или нет, а вот за и против очень много. С одной стороны, не понятно было, что делать с: квартирой, мужем, бабушкой, дальнейшей учебой. Также был естественный страх смерти. А может не убьют, а останусь инвалидом. Папа, когда у меня случилось увлечение военной историей, а моими кумирами были Надежда Дурова, Мария Бочкарева с ее батальоном смерти, объяснил мне, что война – это не то, что стоит романтизировать. Когда он умер, до меня это дошло окончательно.
Но все же я закончила курсы мастеров точного выстрела, имела награды, а среди юных стрелков своего города считалась одной из самых лучших. Я любила свою Родину и сейчас испытывала ненависть к захватчикам. И мне было противно решение матери Миши оставить того дома. Да и мне казалось, что папа будет мой гордиться, если я пойду на фронт.
От размышлений, как это у меня бывало часто, я захотела пить. Выходить из комнаты не хотелось, но я все же решила зайти на кухню. Еще на подходе, я услышала голоса Оксаны Викторовны и ее подруг. Это заставило меня невольно замедлиться и прислушаться. Говорили они о нас с Мишей. Ну да, о чем же еще. Я уже было хотела уйти, но следующее заставило меня замереть на месте.
– Так почему же ты разрешила такой брак, Оксаночка? Даже без штампов в паспорте, девчонке-то семнадцать.
– Да все просто, Проскофьюшка, – раздался голос Оксаны Викторовны. – Машеньке ведь еще год учиться в школе, верно? А Миша у нас вон какой видный, вдруг увели бы. Сама понимаешь, дочь первого помощника моего мужа из правления колхоза куда лучше городской простушки. Вот мы и свяжем Мишеньку на год, а я постепенно уговорю его присмотреться к Машеньке.
– А если она забеременеет?
– Ну, я, конечно, своими травками, сделаю все, чтобы этого не произошло. Это поможет мне убедить Мишу в том, что невестушка дефективная, – хихикнула Оксана Викторовна. – Это убедит его уйти к Маше. А если же забеременеет, то пустим слух, что она изменила Мише. Вот и браку конец и придет. А вместе с ней вытравим из деревни и ее княгиню-бабку. А то дом у них самый большой, который из-за отсутствия кормильца еще и колхозу не достался. Не порядок это
На кухне раздался смех, похвалы свекрови, а я аж сползла на пол. Так вот значит, что. Я лишь временная игрушка, чтобы сынок дождался ту, которую ему присмотрела мамочка. Глаза защипало от слез, обида обжигала хуже огня. Я же ничего плохого ей не сделала. За что со мной так? И Мишу я любила.
В доме Миши было три комнаты: ближе всего к сеням находилась кухня, где сейчас весело беседовали Оксана и ее подруги, я стояла в гостиной, из которой вели три двери. Две вели в спальни: нашу с Мишей и Оксаны Викторовны с мужем, а последняя дверь, со стеклом, вела на веранду, с которой можно было свободно выйти в огород. Этим я воспользовалась. Теперь все менялось. Мне нужно было погулять, все серьезно взвесить и подумать.
Ближе к ужину я решила зайти к бабушке. Мое решение уже было принято: я решила идти на фронт. Наверное, мое размышление растянулось бы еще на некоторое время, но подслушанный разговор помог мне расставить все точки над i. Кроме бабушки меня здесь ничего не держало, но и она поймет меня, надеюсь.
Разумеется, моему решению бабуля не обрадовалась. Пока мы кушали, она, нарушив свое обычное правило «когда я ем, я глух и нем», пыталась меня отговорить. Мне пришлось рассказать ей о подслушанном разговоре. Бабушка задумалась, а когда мы приступили к чаю, сказала:
– Знаешь, Ирочка, наверное, я во всем этом виновата. Я влюбилась в твоего деда по уши, да и к тому же благодаря этому я стала дворянкой, пусть твоего дедушку и лишили титула князя. Может не стоило мне лезть туда, куда не ждут, ведь Бог все видит, – бабуля замолчала, вздохнула и продолжила. – Может это он меня сейчас и наказывает. Я похоронила своего мужа, дочь, зятя. А сейчас ты сообщаешь мне такую весть. Но ты ведь не помнишь совсем свою маму?