Страница 60 из 73
— Маленький, а какой злой, — с уважением сказал пастух.
— Не злой, а смелый, — поправил Игорь, ласково почесывая храбреца за ушами.
— И умный, — добавил я, наклоняясь, чтобы погладить щенка. Но тот от такой похвалы совсем потерял голову, подпрыгнул и лизнул меня прямо в губы.
— Тьфу! Не совсем умный, — поправился я, вытираясь. Но голос мой звучал не сердито.
Сеньку я привез в лес в начале сентября. Такое множество кустов и деревьев он видел впервые, поэтому растерянно озирался вокруг. Но он не долго жался к моим ногам, через минуту сделал шаг, второй, обнюхал подозрительное место и оглянулся на меня вопросительно:
— Можно? — говорила его лохматая морда и лукавые коричневые глаза.
— Валяй, — разрешил я.
Сенька быстро засеменил своими короткими лапами, на некоторое время забыв даже вилять хвостом. Он обошел вокруг машины. Остановился и посмотрел на меня веселыми глазами:
— А здесь неплохо…
— Давай-давай. Не бойся. Я здесь, — подзадорил его я.
Сенька подбежал к старому трухлявому пню, обнюхал со всех сторон, посмотрел на меня торжествующе и поставил свою метку. Он чувствовал себя здесь первооткрывателем. Я же сделал вид, что не замечаю его торжества, и демонстративно отвернулся, исподволь наблюдая за ним.
Вдруг внимание Сеньки привлекла ворона, что-то клевавшая неподалеку. И в нем проснулся охотничий азарт. Он лег на брюхо — и ползком к ней.
— Кар-р! — недовольно вскрикнула ворона и пересела на ближайший куст. Сенька подбежал к тому месту, где она только что сидела.
— Кар-р! — закричала ворона, что на ее языке, наверно, означало: «Не трогай!»
Сенька усиленно заелозил носом по земле и, не найдя ничего интересного, подбежал к кусту и звонко залаял. Лай был беззлоб-ный, дурашливый:
— Гав-гав! Давай играть, — приглашал он ворону.
— Кар-р! Нужен ты мне… — крикнула та недовольно и перелетела на дерево в конце поляны.
— Ах ты! Ах ты! Вот я тебя сейчас, — лаял Сенька, подбегая к дереву. Ворона не приняла вызова, поднялась, сделала круг над поляной, провожаемая веселым Сенькиным лаем, и села на куст за дорогой.
— Ага! Поймаю! — залаял Сенька и кинулся к ней.
Ворона полетела в глубь леса. Сенька коричневым клубком покатился следом. Ворона дальше — Сенька за ней. Поворот дороги уже давно закрыл от него поляну, где стояла машина, но развеселившийся щенок не замечал этого.
Вороне, очевидно, надоели и лай, и сам щенок. Она поднялась повыше и скрылась за деревьями. И уже откуда-то издалека донеслось ее:
— Кар-р! Дурачок. Беги назад…
Сенька не понял ее предостережения и кинулся напрямую в чащобу. Но кусты были настолько густы, что он скоро выдохся и, оглянувшись, вдруг заметил, что остался один в неизвестном лесу. Он закрутился на месте. Коричневая пуговка его носа усиленно забегала из стороны в сторону, но густой, напоенный различными запахами воздух не давал ответа, и тогда Сенька тихонечко заскулил, потом отчаянно завопил:
— Ай-яй-яй! Помо-гите! Ой-ей-ей!
Я подошел, взял его на руки. Он завизжал от радости. Я вынес его и поставил на дорогу:
— Ну, что? Как бы ты без меня?
Но Сенька моего ехидства не понял. Он закрутил хвостом и побежал к поляне.
Ворона сидела на прежнем месте и подозрительно смотрела на него. Сенька было опять напружинился для броска, но передумал. С гордо поднятым хвостом прошествовал к машине, словно хотел сказать: «Я с такими не играю», растянулся в тени и устало закрыл глаза.
Мы остановились в деревне, чтобы купить молока. Сенька выскочил из машины и стал знакомиться с окрестностями. Подбежал к дереву, обнюхал его, потом двинулся вдоль забора, и все с таким деловым видом, что я не выдержал, окликнул его:
— Сеня! Что-нибудь интересное?
Он не принял моего шутливого тона и даже не удостоил взглядом. За забором, учуяв чужого, залаяла большая собака, загремела цепью. Сенька было кинулся к ней, но я удержал:
— Куда ты, дурашка. Ведь ты меньше ее головы. И взвизгнуть не успеешь…
Сенька посмотрел оценивающе вначале на меня, затем на собаку, и, согласившись, повернул на дорогу, но вдруг остановился пораженный. Невдалеке, сразу за дорогой, паслась стая гусей. С курами Сенька был уже знаком, а гусей видел впервые. Он усиленно задвигал носом, но гуси заметили его и, недовольно гогоча, собрались теснее, распекая щенка на разные лады. Особенно старался большой белый гусак, вожак стаи.
— Го-го-го! — выкрикивал он. — Понаехали тут всякие…
Сенька постоял, словно прислушиваясь к гусиному гоготанью, потом бросился вперед молча, стремительно.
— Га-га-га! Этого еще не хватало… Спасайтесь, братцы! — загалдели испуганно гуси и, хлопая крыльями, пустились наутек.
Сенька, довольный, с внезапно возникшим охотничьим азартом, — следом.
Белый гусак бежал позади стаи. Он изредка оглядывался и громко вскрикивал:
— Га! Га! Караул! Караул!
Сенька шариком катился за ним, тоненько взлаивая. Я уже хотел окликнуть щенка, чтобы прекратить этот шум, как вдруг гусак остановился, растопырил крылья и, дерзко блестя глазами, повернулся к своему преследователю. Хищно изогнув шею, он зашипел сердито:
— Пш-ш! Ну-ка, подойди! Пш-ш!
Сенька замедлил свой бег, затем совсем остановился. Его лукавая морда, высунутый от усердия язык, высоко поднятый хвост выражали веселье и любопытство.
— Чего ты? — ласково тявкнул он на гусака. — Чего злишься? Шипение гусака стало еще более угрожающим, и вдруг он ринулся в атаку. Сенька в последний момент еле увернулся от широкого клюва. Гусак проскочил мимо, но тут же, помогая себе крыльями, развернулся и снова бросился вперед. Сенька попятился, затем повернулся боком, готовясь к отступлению, и в это время гусак, словно шпагой, ударил его клювом.
— Ай! — взвизгнул щенок. — Ты чего?! Больно же… — и, трусливо поджав хвост, рванулся со всех ног назад, к машине.
Теперь противники поменялись ролями. Причем Сенька выглядел не с лучшей стороны. Вся гусиная стая громкими криками подбадривала своего вожака:
— Га-га! Лови его! Гони!
Сенька мчался к машине на предельной скорости. Он с разбега юркнул в открытую дверь и забился между сиденьями. Гусак подбежал, заглянул в машину и, не видя своего противника, попытался залезть вовнутрь. Но я его не пустил. Гусак было ринулся на меня, но вовремя опомнился:
— Го-го-го! — торжествующе закричал он. — Видали, как я его?
— Га-га-га! Видали! Видали! — шумно хвалили своего вожака гуси. Сенька высунул свою коричневую морду из-за сиденья и, еще вздрагивая от пережитого испуга, тявкнул:
— Уж и пошутить нельзя…
— Выйди сюда! Я тебе пошучу! Выйди! — продолжал грозиться гусак. — Я тебе устрою…
— Ладно, ладно, ребята. Хватит вам, — попытался помирить я противников.
Но не тут-то было. Гусак снова полез в машину. Тогда я отогнал его за дорогу и позвал Сеньку:
— Иди сюда, забияка. Сам первый начал драку, а теперь в кусты. Не стыдно? Иди сюда!
Сенька вылез из машины и осторожно огляделся. Удостоверившись, что опасность миновала, он замахал хвостом и уставился на меня виноватыми глазами.
— Эх ты! Приехал в гости… Не стыдно? — журил я щенка, но он вдруг зевнул притворно и запрыгнул на сиденье. Потянулся лениво и улегся, щуря глаза, всем своим видом показывая:
— Зачем из-за пустяка шум поднимать? Ну, пошутили… Ничего же особенного не произошло…
Конечно, ничего особенного не произошло, но с того памятного дня Сенька уже не гоняется за гусями, а обходит их стороной.
Первый снег застал нас в дороге. Сенька лежал на заднем сиденье и спал. Сладко спится в непогоду. Снег лепил и лепил, покрывая дорогу толстым слоем. Но только я въехал в город, как снежинки поредели и вскоре совсем прекратились. Небо посветлело, а воздух стал чистым, душистым. Перед моими глазами встали выбеленные, как к празднику, здания, белые тротуары, белые пушистые деревья.