Страница 2 из 8
– Спасибо.
– Теперь ты полетишь обратно?
– Нет, я решил остаться.
– Видимо, ты спятил от горя. Здесь же дно. Америка – это страна безграничных возможностей, – воодушевленно стала убеждать меня Дина.
– Чьих? – я вопросительно посмотрел на нее. – Знаешь, когда я уезжал, я тоже думал, что сейчас передо мной распахнутся двери в новый лучший мир, декорации голливудских фильмов станут моей реальностью. Счастливые улыбающиеся люди, большие зарплаты и всего в избытке – денег, друзей, свобод, возможностей. Но в суровой действительности это страна не тех грез, о которых говорят. Ты все время в наручниках из толерантности, налогов, страховых взносов и не только…
Она не понимала, о чем я говорю. В восемнадцать лет подобные разговоры мне тоже казались бредом сумасшедшего. Я предложил поужинать тем, что было в моем холодильнике. Дина согласилась и съела все, чем я ее угостил, хотя выбор был довольно скуден. Я извинился и предложил как-нибудь поужинать в ресторане. Она улыбнулась, но ничего не ответила.
– Чем ты занимаешься? – настал мой черед задавать вопросы.
– Я недавно вернулась из Москвы. Пока ничем.
– А чем хотела бы заняться?
– Хм, – она улыбнулась, – чем хотела бы, здесь не заняться.
– И что это?
– Я хочу быть актрисой, – тихо произнесла Дина, как будто признавалась в чем-то постыдном, – я пробовала нынче поступить в театральный, но не получилось, – на секунду она замолчала, – но я все равно осталась в Москве. Ходила на пробы, кастинги. Сейчас образование, знаешь, оно особо ни на что не влияет. Совсем не обязательно заканчивать театральный, чтобы стать актрисой.
Дина говорила, оправдываясь, так, словно пыталась убедить меня, что у нее есть право быть тем, кем она хочет.
– Классная мечта, ты молодец!
– Молодец? – переспросила Дина.
– Да, многие вообще живут без мечты. Ничего не хотят, ни к чему не стремятся, а ты другая. Видишь цель и идешь к ней.
Она явно не ожидала такой реакции от меня. Я представлял, что чувствуют люди, когда говорят: “я хочу стать актрисой, писателем, балериной”: они чувствуют стыд. Ведь общество всегда настроено на критику и почти никогда на поддержку, превращая реальные мечты во что-то недостижимое и подвластное только избранным.
– А ты? Если ты планируешь остаться, что ты будешь делать? Или ты уже достаточно накопил, чтоб ничего не делать?
– Нет, к сожалению, – улыбнулся я, – а может, и к счастью. Я детально еще не обдумывал, но хотел открыть глэмпинг.
– Что?
– Это комплекс таких маленьких домиков вдали от города, где есть все удобства, типа гостиница, только на природе.
– Прикольно, – теперь улыбнулась она.
Дождавшись ночи, я вызвал для нее такси по указанному адресу. Мы оделись и спустились вниз к машине. Она прыгнула на заднее сиденье, я сел вместе с ней.
– Ты что делаешь? – удивленно спросила она.
– Я поеду с тобой, хочу убедиться, что ты вернулась домой в относительной целостности, – я взглянул на ее побитое лицо.
– Я же на такси, – слово “такси” прозвучало как гарант безопасности.
– Вижу, ты не любительница читать криминальную сводку новостей.
Мы доехали до ее дома, поднялись на нужный этаж, и после того как она скрылась за дверью своей квартиры, я спокойно направился домой на том же такси, что привезло нас сюда. Впервые за долгое время мне ничего не снилось.
Глава 2. Американская мечта
Вереница грузовиков, словно огромная гусеница, жарилась на дороге, растянувшись на несколько километров вперед. По радио передали, что вчерашний ураган засовывал в себя все подряд, как сорвавшийся после терапии булимитик, а потом блеванул на единственную дорогу, по которой можно было выбраться из этого города. За последние лет восемь в моей жизни существенно не менялось ничего, кроме пейзажа за окном грузовика. Сегодня не менялся даже он. Еще как назло стояла жуткая духота. Ни дуновения. Воздух словно вскипел и испарился от этой жары. Я пытался вдохнуть, высовывал руки и лицо в открытое окно, но ничего не чувствовал. Только то, как поджаривалась моя кожа под солнечными лучами. Ведь мог же я подождать, пока починят кондер, а не соваться в новый рейс. Откинув козырек, я взглянул в зеркало. Красная рожа, облитая потом, смотрела на меня измученными глазами. Так выглядел результат совокупления жадности и глупости. Чудище. Не прошло и получаса, как я вновь опрокинул в себя полбутылки чистой воды, видимо, подсознательно мечтая умереть от обезвоживания в условиях этой дикой влажности. Я чувствовал, как капли пота тонкими струйками стекали по моей спине и лицу, раздражая и так доведенную до ручки нервную систему. Тупиковое стояние сменилось медленной ездой с остановками через каждые пять метров. Так мы доползли до вечерней прохлады. Газовый садист прекратил мучить нас своей жарой и отправился пытать людей на другом полушарии Земли. Машины с трех полос стали сливаться в одну, как бы намекая, что похмельная пора закончилась и впереди ждут суровые трезвые будни. И вот на горизонте замаячил расчищенный участок дороги – тот самый портал между нашим местом заточения и остальным миром. Я утонул в мыслях: как мчу по ровной широкой дороге в ночной тишине и прохладе и впереди у меня нет никаких преград. Резкий толчок кабины слева и звук разбитого зеркала, как разряд дефибриллятора, вернули меня из мира моих фантазий.
Я услышал громкую грубую речь, набитую кучей “fuck” и “shit”. “Что за скудный язык?” – подумал я. Одни факи да щеты. А ведь мат, между прочим, – это практически зеркало нашего внутреннего мира и интеллектуального развития. Только русский человек может вставить мат в свою речь так, чтоб сразу вся суть проблемы и степень ее важности и для оратора и для окружающих стали прозрачно ясны.
Я выглянул в открытое окно. Боковое зеркало свисало вниз, но еще держалось на кабине. Оно не хотело оставаться в этой дыре, как и я. Водитель соседнего трака – толстый мужик в кепке с надписью “Make America Great Again” и нижней челюстью выпирающей вперед, как у бульдога, – вышел на дорогу и начал тыкать пальцами то в отлетевшее зеркало его грузовика, то в меня. Машины, стоявшие сзади, начали поочередно сигналить и объезжать нас, устремляясь на свободу. Я оценил ущерб баксов в триста. Жаль, конечно, с ними расставаться, но смотреть, как все уезжают, а я остаюсь, было выше моих сил. Наклонившись к бардачку, я достал свою заначку, вытащил три сотни и бросил их в окно. Ногу на педаль, и через несколько минут, пройдя через родовые пути туннеля, я оказался в новом штате.
Проехав несколько километров по шоссе, я съехал на обочину возле поля, заросшего травой. Я выпрыгнул из кабины и двинулся вглубь зарослей. Воздух из-за ночной прохлады стал осязаемым. Остановившись, я запрокинул голову вверх и сделал глубокий вдох, чувствуя, как кислород заполняет каждый сантиметр легких. На минуту я задержал дыхание. Мне хотелось остановить все, что подчинялось моей воле. Особенно поток мыслей в голове. Я лег на мягкую прохладную траву и взглянул на небо. Сияние звезд вдали от искусственного света городов было ясным и чистым. Для меня сейчас видеть их свет было жизненно необходимым. Если долго ехать в грузовике и смотреть через лобовое стекло, кажется, что роговица глаз помутнела и ты больше никогда не увидишь этот мир таким, какой он есть, только через пелену дорожной пыли. На протяжении нескольких лет подряд я ежедневно запирал себя в коробке на колесах и приматывал к креслу, пытаясь при этом быть внимательным и продуктивным. Сегодня моя система дала сбой.
Я старался не думать о стоимости ремонта сломанного зеркала, о том, сколько времени потерял, стоя в пробке, о том, сколько теряю прямо сейчас, разлеживая здесь, о том, что скоро мне придется сделать вынужденную остановку на отдых и о том, до какого места я успею добраться к этому времени.