Страница 17 из 21
Я же задохнусь, ошеломлённо подумал человек – но в тот самый момент, когда стекло плотно обхватило его, заключив в неодолимый плен – он внезапно перестал быть пленником своего тела. Он вырос в тысячи, миллионы раз, стал безразмерный, бездыханный и пустой, стал частью бесконечной черноты космоса. Сквозь него проходили созвездия – и звёзды, мерцая, шептали друг другу беззвучные, неразличимые слова.
Фокс завис в бархатной темноте и вечной тишине, ведь космос лишён слуха и голоса, он не знает, что такое звук. Вместо них царствуют всепроникающие невидимые силы: гравитации, движения, связи. Каждая пылинка во вселенной невидимыми узами связана с каждой другой, и все они движутся, ничто не стоит на месте. Фокс ощутил это вечное движение всем бестелесным существом – он сам разлетался в стороны, расширялся, бесконечно увеличивался и рос, охватывая всё новые и новые звёзды, обгоняя их, летящие в разные стороны.
И чем больше внутри него становилось звёзд, тем отчётливее он ощущал, как они… дрожат? Вибрируют? Дышат? Звенят? Поют? Поют. Больше всего это было похоже на песнь, беззвучную, но всепроникающую и вечную.
Чем больше Фокс прислушивался к этой песне, тем сильнее она переполняла его. Этот сотрясающий не-звук пронизывал всё сущее. Именно он приказывал галактикам, звездам и планетам разлетаться в стороны, именно он был тем изначальным импульсом, который запустил вселенную и до сих пор двигал ею. Фокс внезапно понял, что слышит Большой Взрыв.
«Лети!» – пели звёзды. «Будь свободен!» – звенели туманности. «Существуй!» – провозглашал хорал галактик. Вначале не было ничего, ни пространства, ни времени. Но затем всё изменилось: небытие сменилось титаническим выбросом невообразимой мощи. Судорожно помчалось время, сначала неуверенно, спотыкаясь, а затем всё ровнее, набирая ход. Пространство, высвобожденное из небытия, рванулось во все стороны, ускоряясь и разгоняясь, пылая и крича. Этот крик, эта энергия, этот изначальный импульс бытия до сих пор жил в каждом атоме, в каждом кварке. Он и не думал затихать.
Фокс понял. Сердце сайн позволяло любому, кто войдёт в него, услышать Большой Взрыв, породивший вселенную. Он случился миллиарды лет назад, но он всё ещё звучал в биении каждой звезды, в гравитационном дыхании каждой былинки необъятного космоса. Он будет звучать до конца времён. И в этой песне, в этом зове был смысл.
Боже, содрогнулся человек, услышав и осознав его.
Чёрный глаз в правой глазнице Фокса стал разгораться яркой, яростной звездой.
– Одиссей.
– Папа!
Маленькие руки обняли большие плечи, не смогли соединиться у отца за спиной. Он был такой необъятный и сильный, человек-гора, в тени которого безопасно и тепло. Он умел давать тень, не закрывая солнце.
– Папа, я не знаю, как ответить учителю! Он спросил: что делать, если цедары объявят нам войну? Но я не учил про цедаров и не знаю, что ответить… Ты мне поможешь?
– Конечно, помогу. – Отец отстранился от мальчика, но его большая рука ещё лежала у Одиссея на спине и придавала уверенность, что всё будет хорошо. – Тебе не всегда нужно знать, чтобы сделать правильный выбор. Иногда, даже если не знаешь, ты можешь понять.
– Только вот как?
– Нужно задать себе правильный вопрос.
– А какой вопрос правильный?
– Спроси себя, для чего цедары это сделали.
– А цедары – это те, у которых клинки вместо рук?
– Да, но это не главное. Главное, что они предчувствуют будущее.
– Всё-всё будущее сразу?
– Это верный вопрос. Нет, не всё. Лишь смутные очертания будущей угрозы. Они зародились на самой ужасной планете, какая только может быть. Чтобы выжить, цедары научились предчувствовать угрозы. И привыкли действовать очень быстро и без сомнений, чтобы их устранить.
– Значит, мы им угроза? – На лице мальчика появилась тень.
– Они могут так думать. Но они могли бы напасть без предупреждения, чаще всего это выгодно. Почему же они промедлили с нападением и зачем официально объявили войну?
– Может… они нас пожалели?
Отец внимательно смотрел на него.
– И что же нам делать, если цедары объявили войну?
Мальчик чувствовал, что понимает и пытался выразить мысль, но не мог.
– Не знаю! – воскликнул он со стыдом. – Не знаю…
– Это не страшно, – успокоил отец. – Надо просто задать себе правильный вопрос. Если цедары пожалели нас и объявили войну, что мы можем сделать? Напасть на них? Убежать и спрятаться?
– Спросить у них, что плохого мы сделаем в будущем? Чтобы успеть исправиться.
Он очень надеялся, что ответил правильно, не подвёл папу, маму, учителя и всех остальных, ведь их было так много.
– Да, можно так сделать, – кивнул отец. – По меньшей мере, такой вопрос не сделает нам хуже.
Он не хвалил сына, но в его глазах Одиссею почудились одобрение и гордость. Лорд-хранитель обернулся к учителю и спросил:
– Каков был вопрос и каков верный ответ?
– Перечислить действия правителя в случае, если нам объявлена война, например, цедарами, мой лорд, – ответил учитель. – Ответ: ввести военное положение и собирать совет доверенных лордов.
Оберон Ривендаль усмехнулся.
– Пожалуй, для шестилетнего мальчика ваш вопрос и ответ понятнее и содержат больше смысла, чем мой.
– Мой лорд, – поклонился учитель.
– Папа, но это несложно, когда ты объяснил! Теперь я понял.
– Значит, теперь ты знаешь.
– Папа, знаешь что?.. – он поднялся на цыпочки к уху сидящего отца и сказал тихо, чтобы учитель не слышал. – Я тебя люблю.
Карие глаза человека-горы, суровые и властные по праву рождения, потеплели.
– И я ужасно тебя люблю, – не прячась, ответил он, прижимая к себе сына и ощущая его маленькую фигурку, полную живости и тепла.
Человек в стеклянных объятиях черноты не дышал, его сердце не билось, время остановилось. Он вбирал в себя звёзды и слышал их пылающие голоса.
– Что это, папа?
– Посмотри.
Оберон положил в его ладонь гладкий чёрный шар.
– Папа, там звёздочка внутри!
– Да. Иногда она горит сильнее. Мы называем её Глаз древних.
– Глаз? – удивился Одиссей. – Чей-то глаз? Он потерялся?
– Мы думаем, что его здесь оставили.
– А зачем?
– Для нас. Но мы не знаем, зачем.
– И что он делает?
– Я пытался понять это долгие годы. А до того моя мать, а до неё твой прадедушка. Наши прародители нашли этот глаз на Ольхайме в первый день колонизации. Он лежал в пустом храме, единственном рукотворном строении на совершенно дикой планете. И когда твой прадедушка взял его в руки, остальной храм рассыпался в пыль, и от него не осталось никаких следов.
– Ой. А почему?
– Потому что храм выполнил свою цель. Дождался, пока придём мы и заберём этот глаз.
– И кто нам его оставил?
– Древняя раса, которая вымерла два миллиона лет назад.
Одиссей сделал большие круглые глаза, засмеялся, и катал шар по ладони, играя с ним.
– Папа, а знаешь…
– Что?
– Он как будто хочет быть мой. Смотри, как лежит.
Шар лежал посередине ладони мальчика и не двигался, даже когда тот наклонял руку в одну сторону, в другую. Лицо Оберона неуловимо изменилось, дрогнуло то ли в горести, то ли в радости.
– Да, – ответил он. – Те, кому суждено им владеть, сразу чувствуют это. Я сразу почувствовал, а мои братья и сёстры нет.
– А мама?
– И мама тоже сразу поняла. А я, когда это увидел, убедился.
– В чём?
– Что это она моя будущая жена и мать моих будущих детей.
– Папа… но ты загоревал! Разве ты не рад, что этот глаз и для меня?
Лорд-хранитель помолчал.
– Рад, потому что ты мой наследник. Но боюсь, что однажды этот глаз станет причиной опасности.
– Какой?
– Что за ним придут те, кто сможет его забрать.
– А мы им не отдадим. Мы победим их, как победили геранский флот!
– Мы не всех сможем победить, сын, – тяжело ответил отец. – Но я хочу, чтобы ты взял глаз древних. Отныне ты будешь носить его. Никогда с ним не расставайся, никому о нём не рассказывай и не показывай.