Назад дороги нет

Она начала слегка подкидывать мальчика, ловко его подхватывая, от чего малыш звонко радостно засмеялся. Полли неодобрительно нахмурилась, а Харви покачал головой, поджимая тонкие губы. Он сложил руки на груди и повернул голову, наконец заметив Калеба и Эмму, слабо улыбнулся сестре, затем холодно кивнул юноше, даже не пытаясь изобразить дружелюбия на лице, и поспешил отвернуться.

– Чего ж мы стоим в коридоре?! – вдруг спохватилась Рейчел, оглядев каждого радостным взглядом, она передала ребенка обратно Полли, и поманила их за собой на кухню. – Я испекла шарлотку, твою любимую, Харви.

Женщина улыбнулась сыну, на что тот скривил губы в подобии ответной улыбки.

– Джон бы тож’ не отказался от кусочка, но он спит, а я не хочу его будить, но, думаю, мы могём и ему немного оставить, ежели конеш’ близнецы, как сегда, все не слопают. Ох и намучаюсь я щё с этими мальчишками!

***

После чаепития, в ходе которого Эмме все же удалось припрятать кусочек пирога для отца, каждый разбрелся кто куда: близнецы, похватав свои велосипеды, отправились развозить газеты, платили им за это совсем немного и Калеб был уверен, что они опять попытаются надурить какого-нибудь наивного беднягу и мог только посочувствовать ему; Эван двинулся к друзьям, по секрету сообщив Калебу, что его друг Тим принесет пива; Эмма, Рейчел и Полли играли со счастливым малышом, а Калеб  с Харви,  стоя на крыльце выкурили по сигарете, не произнеся ни слова.

Харви то и дело поглядывал на юношу, видимо желая что-то сказать, но Калеб его игнорировал, смотря на соседний дом. С равнодушием отметил, что голубоглазой девчушки больше не было видно. А все-таки жаль, что он к ней не подошел. Ему вдруг захотелось как-то развеяться, отвлечься от некоторых тревожных размышлений, и она бы ему здорово помогла.  Можно конечно позвонить Жаклин, но Калеб немного от нее устал, а крошка Гретта его даже видеть не захочет после того как из-за неосторожности юноши их застукал ее жених.

«Ты мог бы прогуляться с Ричи, показать ему свои любимые местечки, болтать с ним обо всем на свете, напиться так же, как в ваш первый день, и не нужно будет обманывать очередную бедную девушку», – раздался в его голове рассудительный голос Эммы, будто бы, она стояла у него за спиной и нашептывала ему все это на ухо. Калеб тряхнул головой. Нет. После пьянки в компании Ричарда, в его голову могли проникнуть другие неправильные, запретные мысли, то, от чего у него внутри все леденело, а сердце начинало гулко, быстро стучать, едва не разрывая грудную клетку. То, чего он боялся почти также сильно, как встречи со своим прошлым. То, чего до безумия стыдился.

Юноша выбросил сигарету, снял очки и потер переносицу, на мгновение прикрыв глаза. Он вдруг подумал, что на самом то деле пришел сюда из-за Джона и сейчас самое главное для него – это узнать состояние старика. Калеб расправил плечи и решительно двинулся обратно в дом, оставив Харви и дальше, теперь уже в одиночестве, курить. Он нашел старушку Рейчел, снова сидящей за своим вязанием. Иногда она поднимала голову и улыбалась, наблюдая как Эмма и Полли упорно пытались научить малыша произносить слово «Пташка», но он вертел головой во все стороны, дергал ножками и совершенно их не слушал. Калеб, хоть и не хотел прерывать возникшую между ними идиллию, все равно подошел к женщине и, попросив поговорить наедине, отвел слегка удивленную Рейчел на кухню, не желая, чтобы их разговор услышало остальное семейство, напряженно замер у окна, дождался пока она присядет за стол, и только после этого заговорил:

– Эмма сказала, что дела у Джона совсем плохи.

Лицо миссис Беннет тут же утратило своё веселое выражение, став серьезным и очень грустным. И только теперь, внимательно посмотрев на нее, Калеб, с некой печалью отметил, что она все же постарела. На ее лице появилось множество глубоких морщинок, которых раньше не было, под глазами залегли тени, уголки губ грустно опустились вниз, а в волосах появилось больше седины. Болезнь Джона и на ней оставила свои следы.

– У него гангрена, Калеб, – произнесла Рейчел дрожащим голосом, закрыла лицо руками, плечи ее начали мелко подрагивать. – Если бы мы заметили сразу!

Она приглушенно всхлипнула:

– Если бы мы отправили его к доктору, как только у Джона заболела нога! Может быть, и можно было чёт’ сделать, но щас уже поздно, – она отняла ладони от лица, глядя на юношу красными от слез глазами. – Ты же знаешь Джона, каков он упрямец! До последнего в больницу не подёт.

Она снова всхлипнула, и ударила ладонью по столу, как будто это могло что-то исправить. Калеб почувствовал, как в груди у него болезненно защемило сердце, а к горлу подступил ком. Рейчел выглядела такой усталой, осунувшейся и беззащитной, он раньше никогда не видел ее в таком состоянии, привык к хлопотливой, любящей поболтать женщине, и был не готов столкнуться с тем, как сильно она изменилась за, казалось бы, такое короткое время.

– Ох, Рейчел… – он подошел к ней, взял ее сухие, мозолистые, трудолюбивые руки в свои ладони, и крепко их сжал, пытаясь выразить этим жестом всю свою поддержку и заботу.

Она взглянула на него, попыталась слабо улыбнуться, но не смогла. Слезы продолжали катиться по ее щекам.

– Над’ ампутировать ногу, пока не поздно, но Джон ни в какую. Он страшно толпится (диал. Кин-Дин – боиться), – тихо, даже каким-то смирившимся тоном сказала женщина. – После операции он сделается инвалидом и не смогёт работать: «Я никода не стану овощем, который сидит на шее у своей семьи», – очень похоже передразнила Рейчел мужа, и юноша совсем некстати подумал, что талант Эммы копировать речь людей, достался ей от матери. Он погладил большим пальцем тыльную сторону ладони Рейчел, а она, шмыгнув носом заглянула в его зеленые глаза.

– Калеб, сынок, – осторожно заговорила она, словно боялась его ранить. – Джон умирает.

Ее слова не сразу дошли до разума юноши, а после он не сразу в них поверил. Молодой человек почему-то считал, что болезнь старика сродни обычной простуде: сначала неприятно и плохо, но после обязательно поправимо. Он никак не мог осознать, что это вовсе не шутка и не ошибка, что добрый, бескорыстный, старомодный Джон, щедро впустивший его в свою семью, скоро может покинуть их навсегда.

Калеб затряс головой:

– Нет… Нет. Все будет хорошо! – убежденно сказал он, отшатнулся от Рейчел, и прошелся по маленькой кухоньке, остановился у стола и, сам того не осознавая, сжал ладони в кулаки.  Он вдруг подумал о неотвратимости смерти, о смерти своего родного отца, о том, как ему его постоянно не хватало, как долгими холодными ночами, проведенными на улице, он представлял, что все это окажется неправдой, отец приедет за ним и заберет с собой домой. Теперь же парень никак не хотел признавать, что и мистер Беннет, ещё четыре года назад пыхавший здоровьем тоже умирал.

«А ведь он практически стал мне как папа», – подумал Калеб, в глазах его защипало от предательских слез. Он глубоко вздохнул, зажмурился, желая успокоиться и вздрогнул, когда тихонько подошедшая Рейчел заключила его в объятия и крепко к себе прижала. Никогда еще она так его не обнимала, точно родная мать, по-настоящему искренне и заботливо. Никогда еще не проявляла к нему такой теплоты и участия.

«И она впервые назвала меня «сынок»», – неожиданно заметил Калеб, и почувствовал сильную беспричинную любовь к ней, какую может испытать только сын к матери. Дыхание его перехватило, он сильнее обнял Рейчел, не желая потерять ее тепло и ласку. Так они и стояли вдвоем, скрытые ото всех, обнимались и тихонько плакали, находя друг в друге поддержку. Больше всего на свете Калеб хотел продлить это мгновение, застыть в моменте и не возвращаться в ту реальность, где Джон болел и его время стремительно заканчивалось, где Рейчел лишилась былой радости, а дети могли остаться без отца. Он чувствовал неправильность всего происходящего, отчаянно желал найти выход, спасти Джона, не дать смерти забрать старика, так же как в свое время она забрала родного отца юноши.