Мисс Неугомонность

Саваж все ворковал и ворковал, так, что даже медсестры умилялись и поздравляли «папочку», с недоумением и даже долей презрения посматривая на Алеену, которая по документам числилась мамочкой, но вид имела невозмутимо-отстраненный, а на самом деле – я-то это точно знаю – испугана была до икоты.

Пыхтя и сопя от негодования, я шваркнула крышкой багажника, в который офигевший от количества сумок Рик свалил покупки.

– Фигасе, Саваж, ты разошелся. Куда столько? – недоумевал мистер Герреро, третий раз подходя к моей машине.

– Потому что это все то, что надо на первое время младенцу. А вы об этом, я так понимаю, подумать не успели, да?

– Братец, зачем ты купил люльку и кресло сразу?

– Во-первых, потому что люлька нужна только до семи месяцев, максимум до восьми, а потом понадобится уже кресло. А эти продавались в паре и по акции. Так что сплошная экономия.

– Допустим, а зачем этих… подгузников одинаковых столько сразу?

– Рик, потому что они не одинаковые. Они все от разных производителей. А какие подойдут лучше всего нашей красавице, это только она решит. Если будет плакать, значит, ей не подходит, понял, дурень?

– Братец, я хер… ой, пардон, я балдею. Откуда ты все это знаешь?

– Братец, я читать умею. И готовился к прибавлению в семействе, а не отвлекался на… непотребства всякие. Да, мое сокровище? Но ты не переживай, солнышко, дядя Кевин всегда рядом. – И, еще раз нежно поцеловав тихо сопящую кроху в лобик, уложил ее в автомобильную люльку и пристегнул ремни безопасности.

Пипец, господа! Выносите меня вместе с моим коротнувшим мозгом и почему-то перевозбудившимся от вида мужика с младенцем на руках либидо.

Парни встретили нас гомонящей толпой, к которой присоединились и члены съемочной группы.

– Ура мисс Герреро! – завопил Рауль, и десяток глоток вторили ему.

– Вы ополоумели, что ли? – рявкнул на них Саваж, вылезая из своего пикапа. – Ребенок уснул в дороге, а вы ее сейчас разбудите!

– Кевин, братишка, кто у нас папочка? – ухмыльнулся Ноа и подмигнул все еще растерянной, но уже взявшей себя в руки Алеене. – Мы точно приветствуем мисс Герреро, а не мисс Доэрти?

– Блин! Разбудишь малышку, сам пойдешь ее укачивать! – продолжал бухтеть Саваж.

– Эй, братишка, теперь я знаю, почему ты так любишь Пингвинов (хоккейная команда НХЛ – прим. Авторов). Потому что ты сам как пингвин – трясешься над яйцом, – не унимался Ноа.

– Я бы на твоем месте начинал трястись над своими яйцами, которые я тебе откромсаю, если…

Перепалку оборвал тихий звук, раздавшийся из свертка на руках изумленно-счастливого Рика. Рози все же проснулась и теперь требовала внимания.

– Так, парни. Мы с Алееной поднимемся наверх и займемся нашей малюткой, а вы пока разбирайте багажник моей машины, – не выдержала я и, забрав детеныша у неопытного пока папаши, начала аккуратно подталкивать подругу в сторону жилых комнат. – Буду признательна, если в первую очередь вы занесете пеленальный столик и питание. Кевин, где бутылочки?

Я даже не ожидала, что этот вечно огрызающийся грубиян лишь моргнет и молча начнет копошиться в многочисленных пакетах, сваленных в моей машине.

Наверху я передала попискивающую Рози на руки Алеене и велела тихо напевать какие-нибудь песенки, пока я грею воду для детского питания.

– Мари, – жалобно прошептала Алеена, – я не знаю ни одной детской песенки. Что делать?

– Пой любую, лишь бы она была о любви, – вместо меня ответил практически моими словами вошедший Кевин.

Алеена набрала в грудь воздуха, как перед прыжком в холодную воду, и тихо запела низким грудным контральто, так не вяжущимся с ее хрупкой внешностью:

Летняя пора. И жизнь легка,

Рыбка плещется, и вырос хлопок.

Твой папа богат, а мама красива,

Так тише, малышка, не плачь!

Однажды утром

Ты встанешь с песней,

Затем расправишь свои крылья

И полетишь в небо.

Но до того, как настанет это утро,

Ничто не сможет навредить тебе,

Пока мама и папа рядом с тобой.

Так что не плачь! (песня Summer time – прим. Авторов)

Кроха, заслышав голос мамы, притихла и уставилась на Алеену, что, в свою очередь, не могла отвести от дочери наполненного слезами взгляда.

– А вот и наше молочко готово, – тихо подошла я к подруге и подала ей теплую бутылочку. – Сейчас мамочка тебя покормит, потом погладит по спиночке, чтобы ты срыгнула, и немножко погуляет с тобой. А папа Рик и дядя Кевин пока установят твой пеленальный столик, чтобы тетя Мари смогла научить мамочку менять тебе подгузники-и-и.

Вот скажите мне, что за идиотская манера любого взрослого человека так по-дурацки растягивать гласные и сюсюкать при разговоре с младенцами? Но странное дело, выходит это, видимо, само собой.

– Эх, закончились наши безбашенные вечерухи! – вздохнул, впрочем, без реального сожаления через несколько часов Фино, плюхая на стол большое блюдо с закусками к безалкогольному пиву.

– Да ладно! – отмахнулся Ноа. – Рози же не вечно младенцем будет. Вот подрастет – и начнет с нами зажигать!

Мы все собрались за большим столом в общей гостиной, чтобы отметить-таки появление нового члена большой семьи. Вот только эти посиделки разительно отличались от прежних у парней. Музыка не орала из колонок, а играла совсем тихонько, а помимо банок, бутылок и тарелок на столе красовалась радионяня, к которой как минимум четверо из нас с тревогой прислушивались.

– Я тебе зажгу! – угрожающе рыкнул Рик на брата.

– Только научи чему плохому, я тебе сам задницу подпалю! – присоединился к превентивному запугиванию Саваж, и-и-и-и мое глупое сердце снова скакнуло, а разум послал бесполезный вопрос вселенной: «Ну почему именно этому засранцу нужно быть таким?»

Весь сегодняшний вечер, еще с самой клиники, этот патологический хам и грубиян ломал мне всю линию его восприятия, которую я худо-бедно выстроила, дабы не выглядеть в его присутствии постоянно какой-то дурочкой, что не может от него глаз отвести. В то время как он замечал меня лишь тогда, когда желал вывалить в очередной раз свое недовольство или искал мишень для придирок и обидных подколок.

Да еще этот его постоянный токсично-презрительный взгляд, стоило на съемках появиться Ронни и начать говорить со мной.

– Да омоторели вы, что ли?! – возмутился Фино. – Я же имел в виду, что мы ее круто в игры компьютерные резаться научим. Мы вон уже и сеть мониторим, ищем самые лучшие, чтобы развивающие там…

– Да в жо… выхлопную трубу ваши игры! Глаза ребенку портить и мозг ломать! – ткнул в них пальцем Злой Большой Брат. – Нормальные у нее игрушки будут.

Парни заспорили, но в этот момент в динамике радионяни закряхтело и запищало, и Али с Мангустом подорвались с места, как и мы с Кевином.

– Мы сами! – строго зыркнул на нас Рик, и они умчались вверх по лестнице.

Саваж пробубнел что-то матерное с упоминанием всяких «криворуких кидал» и, допив залпом банку пива, ушел в сторону выхода в гараж. Я же, запретив себе пялиться на его уплывающую из поля зрения задницу, пожелала парням хорошо посидеть и, сославшись на занятость, умотала в свою каморку. Смета сама с собой не разберется, между прочим.

Но, оказавшись наедине с экраном монитора, вдруг ощутила, как противные, горькие слезы подступают к глазам. Часто заморгала, сглатывая и пытаясь загнать вглубь этот спонтанный прилив грусти. Вот с чего бы? У нас тут радость вообще-то! Рик с Али счастливы, хоть пока и растерянны, бестолковы и даже слегка перепуганы. Но это нормально, это только фантазировать о малыше просто, а его реальное появление способно сбить с ног интенсивностью нахлынувшей ответственности и прочей психологической и бытовой фигни.

Но они это перерастут, пройдут жизненный этап вместе. Ведь их двое. Они есть друг у друга, и у них есть любовь – такая, что поможет преодолеть и разрулить что угодно. Боже, они даже ведь не представляют, как прекрасны вместе. Изнутри светятся, тянутся, ищут взглядами, застывают, затаивая дыхание, любуясь, ни черта не отдавая себе отчета, что это делают и как это влияет на окружающих, заставляя…