Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 6



Лия Болотова

Хочу почувствовать любовь

Взрослые нуждаются в сказках даже больше, чем дети…

1  

Сегодня уезжает Машка. Конечно, не одна, вместе с родителями, но они интересуют его сейчас меньше всего. От взрослых слишком много суеты. А вот Машка… Ещё год назад Гай не мог и представить, что ему понравятся дети. Как может нравиться этот вечно плачущий комочек? Спустя восемь месяцев после своего появления Машка, конечно, плачет мало, наоборот, чаще смеётся и строит смешные рожицы.

Первый раз Гай почувствовал, что за ним наблюдают в феврале. Ковырялся себе в паутине на шкафу, не шумел. Вначале даже подумал, что померещилось: люди-то нас не видят, может, муха пролетела? Гай снова вернулся к работе. Паутина попалась путанная, сматывать такую тяжело, а тут ещё между лопаток зудит. «Нет, точно кто-то смотрит, – подумал он, почесав спину в очередной раз. – Что ж за гость незваный?» Гай бросил моток паутинной пряжи и осмотрелся. Никаких гостей, кроме малыша в люльке, не было, это он на него смотрел, улыбался и сучил ножками. «Ты чего не спишь, детка?» Ребёнок внизу заулыбался ещё шире, а в голове Гая появилось распевное «Скууучнооо». Гай удивился, но виду не подал. «Мало ли что скучно, – мысленно произнёс он, – ты глазки закрывай, а я тебе песенку спою». Девочка махнула руками и послушно закрыла глаза. Когда песня кончилась, Машка спокойно спала, а Гай отправился к себе на антресоли искать объяснение сегодняшнему чуду. Первый раз за свои неполные триста лет он разговаривал с человеком. Ответ нашёлся в одной книжке: маленькие дети (кто до года, а некоторые и до трёх лет) могут видеть не только домовых, но и ангелов, мыслями разговаривать («те-ле-па-ти-я» – по слогам прочитал Гай). Позже, когда ребёнок подрастает, эти способности уходят.

С тех пор так и повелось: вечера вместе коротали, скуку прогоняли. Слов Машка знала мало, больше говорил Гай, рассказывал ей сказки про домовых, легенды о кладах. Он привык к её улыбке, корявым выражениям, откровенной радости в её глазах при встрече с ним, не меньше родителей гордился её умениям, которых становилось больше с каждым днём. И вот теперь она уезжает…

Узнав о переезде, Гай не спускался с антресолей несколько ночей. Машка ждала его, агукала в темноту, плакала. Родители не могли понять, отчего всегда спокойная девочка плачет и отказывается спать.

– Режутся зубки, – решили они, стойко перенося дочкины капризы.

А Машка продолжала плакать и засыпала, только полностью выбившись из сил. Гай не спал вообще, он и помыслить не мог, что расставание с кем-то из людей принесёт ему столько печали.

Несколько ночей спустя, не выдержав, он сбежал в квартиру старца Митрофана.

– Не рви душу ни себе, ни ребёнку, – приговаривал старец, отпаивая ошалелого от бессонницы Гая травяным чаем. – Если уж решил дитю показаться, поступай как следует: поговори с ней напоследок, попрощайся по-хорошему и дай удачи в новый дом.

– Она сама меня заметила, – попытался оправдаться Гай.

– Заметила раз – не беда. Чего ж ты к ней на другую ночь пошёл? А-а-а, то-то же… – старик замолчал, положил в рот кусочек сахара и шумно прихлебнул из блюдца. – Вот ты всё книжки людские читаешь, всё знать про них хочешь. Больше пользы было бы, если бы ты разобрал свитки в моей библиотеке, да Правила домоведения повторил.

– Знаю я эти Правила…

Гай надеялся, что Митрофан смирился с его тягой к людским книгам, но наставник был старой закалки и часто любил повторять:

– Помни, Гай, наше дело – дом вести и от нечисти его оберегать. У людей свои обереги есть, не отбирай у других работу. А самое страшное, когда домовой впустит человека в своё сердце – беда большая будет.

Приходилось оправдываться. Ну чем чтение может навредить? И кто виноват, что их сказители не могут так красиво слова складывать? Старец настаивал на своём, всё чаще повторяя: «Разговор наш к ссоре может привести. Тебе следует подумать, а мне – поостыть». Гай честно выполнял наказ Митрофана, думал и приходил к заключению, что не могут быть книги злом, даже людские. Наоборот, они помогали узнать, как с людьми лучше обращаться, чтоб работе не мешали. Своими знаниями Гай умело пользовался и последнее столетие своей службы не имел ни одного конфликта с постояльцами, ни одного замечания наставника. Митрофан считал его своим лучшим учеником. Но в отношении людских книг, как и самих людей, был непреклонен.

Гай приготовился выслушать очередную порцию поучительных речей. Ещё бы, ученик такую ошибку допустил – с человеческим дитём общается. Сил на спор совсем не осталось. «Пусть говорит, его правда. Слова поперёк не скажу». Но Митрофан, на то и был наставником, чтобы знать, когда отчитать, а когда просто поддержать.

– Сегодня у меня останься, – услышал он спокойный голос старца, – выспись хорошенько. А к ней завтра иди. Негоже дитю в новый дом из старого печаль везти.



На следующий день Гай показался Машке задолго до темноты:

– Не плачь, приду к тебе вечером.

Родители, укладывая девочку спать, не могли поверить, что после стольких дней криков дочь спокойно легла в кровать.

– Засыпай, Маруся, – сказала мать, закрывая дверь в комнату.

Та не спала, молча смотрела в тёмный угол над шкафом.

– Машка, – позвал Гай, усаживаясь на спинку её кровати, чего раньше никогда не делал, – ты чего буянила, себя мучила и родителей изводила?

– Не приходил. Обидно…

– На обиженных воду возят. Ладно, слушай сказку.

Девочка закрыла глаза и заснула с улыбкой на губах.

После отъезда Машки и её родителей квартира стояла пустой несколько недель. Гай похозяйничал за это время вволю: почистил воздуховод, прогнал тараканью семью, которая пыталась перебраться к нему из соседней квартиры, намотал достаточно паучьей пряжи и начал вязать на зиму новый свитер. А ещё читал. Машкин отец забыл на антресоли целый короб книг. Они были старые, с оторванными корешками, в некоторых не хватало страниц.

Стоял сентябрь. Такой тёплой и красивой осени не было давно. Каждый вечер, как только зажигалось достаточно звёзд, Гай усаживался на подоконник с книгой в руках. Он был рад, что его квартира была на одиннадцатом этаже, из окна было видно много неба. По выходным к нему заглядывал Митрофан, и тогда на смену чтению приходила неспешная беседа, которая перерастала в оживлённый спор ученика и наставника. В один из таких вечеров, когда старец кормил с руки ласточек, Гай спросил:

– Ты знаешь, как это – любить?

– Опять ты людские книги читал! – Митрофан с негодованием смахнул с ладони крошки, распугав птиц.

– Чувства присущи не только людям, – не отреагировав на вспыльчивость наставника, продолжил Гай. – Ведь у нас есть радость печаль, лень, зависть… А вот любовь?..

– Я понял, к чему ты ведёшь. Моя библиотека всегда в твоём распоряжении, но ты ей не пользуешься. А зря. Есть у меня один свиток почтенного старца Белогора, называется «Реалии и сущности». Так вот, там описывается несколько реалий, которые старец сумел изучить. – Наставник замолчал.

Гай слушал внимательно, не понимая, какое отношение это имеет к его вопросу. Но Митрофан никогда не позволял себе отвлекаться в беседе от темы. Значит, нужно набраться терпения и просто ждать. Резкий порыв ветра разметал пряди седой бороды и вывел старца из задумчивости.

– Каждая реалия населена сущностями, каждая сущность имеет определённый внешний вид, способности, чувства. Некоторые сущности могут жить не только в своей реалии…

– Как мы? – не удержался Гай, хотя знал, что наставника перебивать нельзя.

– В человеческой реалии мы существуем лишь наполовину: мы их видим, они нас – нет.

– А Машка? – не унимался ученик.

– Она – дитё, её сущность молода, а вот Дух… Дух наполняет каждую сущность независимо от реалии. Он вечен и сам выбирает, в какой сущности воплотиться. Скорее всего, Дух твоей Машки прежде был в нашей реалии, то есть она вспомнила свою прежнюю жизнь.