Выпусти меня

– Не надо. Мне так спокойнее. – улыбнулась Маша.

Что-то тревожило её в то утро. Свербело и чесалось в голове. То ли мысль какая, толи воспоминание. То ли сон плохой снился.

– Ой, а где папа-то? – обернулась Галя. – Не разбудили, что ли?

– Я уж сам разбудился. – Виктор спускался по лестнице, потирая рукой висок.

Они завтракали в тишине. По тому, как морщился Виктор, было очевидно, что с исцелением беленькой он вчера переборщил. Маша молчала, и девочки тоже старались помалкивать. Только Валя спросила:

– Мам, тебе помощь нужна?

– Да нет, сегодня вроде сама должна управиться.

– Ну, мы тогда гулять пойдём?

– Я бы почитала лучше. – вздохнула Галя.

Мария решила, что должна поговорить с мужем. Лучше без свидетелей.

– Галя, сходи с сестрой, погуляй. Не ходите по одной.

– С чего вдруг? – отозвался Витя. – У нас тут спокойно. Маньяков нету.

– Сходи, Галя. – повторила Мария, и муж лишь взглянул на неё с удивлением.

Девчонки убежали на улицу, и Маша открыла было рот, чтобы начать разговор, как Виктор её опередил:

– Водка, что ли, палёная была. Ты где брала?

– Как понять – где? – изумилась Маша. – В сельпо, где же ещё. Почему палёная-то?

– Да смешно сказать. – хмыкнул муж и снова потёр висок. – Я вчера с неё даже вроде как белочку словил.

– Как то? Померещилось, что ли, чего?

– Да навроде того…

Виктор кривовато улыбался, но Маша, которая знала его с яслей, видела: мужу не до смеха. Ему страшно. Она даже забыла всё то, что хотела сказать ему сама.

– Что привиделось, Вить? – Мария положила руку ему на плечо, и явственно ощутила, как Виктор вздрогнул.

– Привидение, ёлки-палки. Что ещё привидеться могло?

– Голова болит?

– Есть такое.

– Ну, поспи ещё. – вдохнула Маша. – А я Дуньку подою, принесу тебе свеженького. Молоко хорошо бодун снимает.

– Маш… погоди. – поймал он её за руку.

– Что? Некогда рассиживаться. Девчонок отпустила, надо управиться по-быстрому, да обед варить.

Ладно. Поговорит с ним потом. С него, с такого похмельного, всё равно толку мало. А Марии очень было интересно знать, что так задело лично Виктора, если умерла просто коллега. И как она умерла? Сколько лет ей было? Все эти вопросы крутились у неё в голове. А ещё она вспомнила, что так зудело в её голове: ночью был странный сон. Будто Виктор просит у кого-то прощения. Громко, отчаянно, на одной ноте. И этот кто-то у них в доме. Шаги и шелест платья. Тень, проскользнувшая мимо двери в спальню. Сон был до мурашек правдоподобным. Или это был не сон?

Девчонки в обед прибежали, перемазанные, перехватили по стакану молока и куску пирога, и снова убежали гулять. Виктор пришёл в себя, и что-то строгал у себя в сарае. Может наконец-то пол в коридоре переделает, чтобы не скрипел? На втором этаже половица ночью так скрипит, что и по нужде лишний раз идти неохота, чтобы весь дом не будить. Мария убрала в доме, наварила плова на ужин, и решила сходить в сарай, напомнить мужу, что он давно обещал перестелить пол. Не слышно было, чтобы в сарае работали, но что-то там явно происходило. Маша издалека не могла расслышать, что за странные звуки оттуда доносятся. Она вдруг замерла, сняла галоши, и босиком, на цыпочках, двинулась к сараю, не обращая внимания на камушки и траву, царапающие ноги. Чем ближе Маша подходила, тем более странным ей казалось происходящее. Из-за полуприкрытой дощатой двери доносились вздохи и всхлипы. Она перестала дышать, чтобы вообще никак себя не выдать, сделала ещё пару шагов и одним глазом заглянула в щелку. Виктор сидел на полу, прислонившись к стене, и плакал, уткнувшись головой в колени.

Маша таким же тихим сапом отошла обратно к дому, не забыв прихватить галоши, сброшенные на полпути. Вот так номер! Кого же так горько оплакивает её любящий муж? «Люблю только тебя!» – всплыли у Маши в голове его слова. Или как он там сказал? Люблю тебя одну? Нет, ночью она с ним поговорит, это точно. Девчонки уснут, они сядут спокойно в кухне, и он ответит ей на все вопросы. Маше всё это не нравилось! Ужасно не нравилось. В груди ныло. Неужели, Витя нашёл себе в городе другую? И это она погибла? Ужас-то какой, Боже мой! Как же жить-то дальше? Хоть самой садись и реви… вот только ей-то плакать недосуг, у неё ещё бельё не полоскано. И Маша, засучив рукава, принялась за стирку.

Вечером, за ужином, девчонки без умолку болтали о том, как прошёл день. Особенно Валя. Родители обычно слушали вполуха. А Маше так и вовсе было сегодня не до жмурок с прятками. Она всё обдумывала предстоящий разговор с мужем, как внезапно за столом стало как-то слишком громко.

– Что? Где? Ты спятила? – Виктор, совершенно бледный, смотрел на Валю. – Я сколько раз говорил: не разговаривать с незнакомыми!

– Что происходит? – не поняла Маша, но муж не обратил на неё никакого внимания.

– Ну? А ты где была? – он злобно смотрел на Галю.

– Книжку читала. Там же, на берегу. – дрожащими руками вымолвила Галя.

– Папа, но она же знакомая. Она тебя знает… – начала было возражать Валя.

– Молчать! – заорал Виктор, и стукнул по столу. – Тебе – не разговаривать с незнакомыми. Тебе – не отходить от сестры!

Дети заплакали, муж вылетел из-за стола, и как ошпаренный ринулся на улицу. Маша сидела, и ничего не понимала. И что делать не знала. То ли бежать за Виктором – ума он, что ли, лишился? А то ли успокаивать девчонок. Она посмотрела, кто из дочерей больше расстроен. Сильнее плакала Валя. Маша взяла её, посадила к себе на колени, и начала качать, как маленькую.

– Тс-с-с. Папка напугал. Не плачь. У него просто голова сегодня болит.

– Не-ет. – тихонько проплакала Валя. – Он просто ругается, что я с тётей говорила.

– С какой тётей?

Валя молча плакала.

– А? – спросила Маша у Гали.

Та уже почти успокоилась. В ответ она лишь пожала плечами, и повторила.

– Я книжку читала. Не видела ничего.

– С какой тётей, Валюш?

– С тётей Аллой. Она была на берегу. Просто поговорили, ничего такого. Зачем так кричать?

Валя тоже начала успокаиваться, и её речь стала более внятной. На берегу озера дочка встретила какую-то женщину и поговорила с ней. Ну… может и не лучшая идея. Но зачем так орать?

– А эта тётя, Валь, она не местная?

– Как это? – не поняла девочка.

– Она из нашей деревни?

Валя помотала головой.

– Точно нет? И ты никогда её тут не видела?

– Точно нет. И точно не видела.

– Тогда папа прав. С незнакомыми говорить нельзя.

– Но она сказала, что знает папу! Спросила: «Ты – Валя? Витина дочка?»

– Так… а ты что?

– Я ответила: «Да». А она сказала, что у неё тоже могла быть такая дочка. Но не будет уже. Никогда.

Последнее слово Валя вымолвила тихо и с придыханием, словно подчеркивая его таинственную трагичность. Никогда! И что бы это всё значило?

– Странная она. Без галош, без куртки. В платье одном. Я её спросила: «Вам не холодно?»

Без галош, без куртки? В эту пору? Да это какая-то сумасшедшая! Господи, хорошо, что обошлось! Маша крепко прижала Валю к себе.

– Так. А тётя ответила что-нибудь?

– Да. Она сказала: «Тут не холодно». Но там было холодно. И ветер.

– А потом что?

– Потом Галя спросила, с кем я разговариваю. Я повернулась к ней. А когда обратно на тётю посмотрела, её уже там не было.

– Да не было там никакой тёти. – уверенно сказала Галя. – Валька сама с собой говорила. Фантазёрка.

Любовь к чтению книг давала свои плоды. Словарный запас Гали был гораздо более обширным, чем у сестры.

– Сама фанзёрка! Я ничего и не выдумываю! Была тётя! – крикнула Валя с обидой.

– Ладно, девочки. Глядите друг за другом. И не разговаривайте с незнакомыми. – Валя пыталась возразить. – С теми, кого не знаете, кто тут не живёт, – никаких разговоров. Это понятно?

Они покивали, и ушли наверх. Маша убрала со стола. Куда подевался её муж? Неплохо бы ему объяснить всё, что с ним происходит. В том числе, от чего Виктор так взбеленился на девчонок. На Машин взгляд, ни одна из них ничего криминального не сделала.