Дефект справедливости

– Ну что ты такое говоришь? – Наташа степенно, как настоящая старшая сестра, гладила плечи Марины, – причем здесь ты и твое счастье? Счастлива и замечательно. И вообще. Вы с Лешкой – это вы с Лешкой, а мама и Валерик – это отдельно. Это их жизнь, их дела.

– Понимаешь, Наташ, я не знаю, как теперь в глаза смотреть и Лешке, и теть Ларисе. Она и так ко мне не особо тело относилась, а теперь я и вообще не знаю, как появлюсь в ее доме. Как думаешь, еще кто-то в деревне знает об этом?

– Думаю, что да, – Наташа снова села на подоконник и закурила, – я дня два-три назад задержалась в школе, помнишь? Ну дежурили мы с Лужиной. В классе убрались и пошли на задний двор покурить, смотрим, а у мамы в подсобке окно открыто. Я по времени знаю, что она уже дома должна быть, ну, думаю, надо окно хоть снаружи прикрыть, а то залезет кто. Лужина притащила несколько кирпичей, мы залезли на них и начали раму толкать, сама ведь знаешь, окно большое, придерживать надо, чтоб не разбить. Ну и случайно вовнутрь заглянули. А там Бычок нашу мамашу на столе… в общем… того. Ну мы убежали, Лужиной я пригрозила, что если разболтает кому, башку оторву, она пообещала молчать, но… Сама ведь знаешь нашу пословицу: «Хочешь, чтобы узнал весь свет…»

– «… скажи по секрету Лужиной», – закончила Марина.

– В классе пока перешептываний не наблюдаю, но у Лужиной мать работает вместе с теть Ларисой. Делай выводы.

– Как жить-то здесь теперь? Ведь это деревня, все на виду. Бабье молчать-то не будет, и маму ославят и нам прицепом достанется. Скорее бы уже учеба закончилась, Леша в армию, я учиться поеду в Кемерово, может со временем поутихнет все. Надо же, опять началось, – Марина тяжело вздохнула, – Наташ, дай мне тоже сигарету, – сестра удивленно приподняла бровь, но сигарету дала, – я ведь помню, что она в свое время творила в Мыскине, хоть и маленькая была и мало что понимала, но помню. Я не осуждаю маму, нет. Она ведь тоже хочет быть счастливой. Но почему именно так? Почему именно он? Не понимаю.

Сестры сидели у окна, курили сигарету за сигаретой и разговаривали, разговаривали. Такого теплого и откровенного разговора между ними не было никогда. Марина вдруг осознала, что детство кончилось. И кончилось оно именно в эти минуты, а не тогда, в их с Лешкой убежище. Сестры уснули только на рассвете. Мать, собираясь на работу, еле растолкала их в школу. Ей сегодня одной пришлось управляться по хозяйству – Валерий ушел среди ночи, а дочери проспали все на свете. Да и, положа руку на сердце, она еще не готова была обсудить с ними сложившуюся ситуацию. «Поживем – увидим. Может, как-нибудь само все решится», – понадеялась Людмила и, убедившись, что девчонки встали, вышла из дома.

Близняшки никак не могли толком проснуться, состояние было из тех, которые Наташка называла «поднять – подняли, а разбудить забыли». Голова не слушалась, глаза не открывались, а во рту, от обилия выкуренных ночью сигарет, поселился целый кошатник. Марина тщательно умылась, вычистила зубы и принялась плести косу-«колосок». Она любила заниматься своими волосами, ухаживать за ними. Наталья же недавно постриглась и сделала химическую завивку. Волосы теперь надо было накручивать на щипцы или бигуди, иначе она походила на встрепанный одуванчик. Завтракать уже было некогда, но вот выкурить по сигаретке на дорожку они все же решили. Наташка курила уже давно, а вот Марина, распробовав вчера сигареты, решила, что пока будет курить – сейчас необходимо немного успокоить нервы, а никотин неплохо с этим справлялся. Запах изо рта приглушили листиком смородины, его же растерли в руках, чтоб не пахли пальцы, а волосы, немного сбрызнутые маминым «Серебристым ландышем», секрет выдать не могли – духи эти просто бронебойные.

– Вперед, за знаниями, – Наташка первая сбежала с крыльца. Марина неторопливо шла следом. Лешка не пришел за ней, такого не бывало в последнее время. Ладно, она увидит его в школе, там они поговорят, обсудят свои планы на будущее. Ее смущало только одно – знает ли Лешка об отношениях его отца и ее матери и стоит ли с ним это обсуждать. Ну да время покажет.

В школе она Лешку тоже не увидела, его не было на первом уроке. Марина присматривалась к поведению одноклассников, пыталась понять внутренний настрой в классе – знает ли кто-нибудь о том, что происходит. Глаза ее невольно косились в сторону Лужиной, но та сидела совершенно спокойная, словно слон под брезентом, и на Марину внимания не обращала. Первая перемена была самой большой, целых пятнадцать минут. Этого времени было вполне достаточно, чтобы добежать до дома Лешки и узнать, в чем дело, почему его нет в школе. Как только прозвенел звонок, Марина опрометью побежала на улицу.

Она домчалась до знакомой калитки, но войти побоялась – с цепи спустили Боба, здоровенного дворового пса, он был не очень доброжелателен и во двор никого не пускал, скаля в недовольной ухмылке мощные зубы. Марина, все еще задыхаясь от быстрого бега, обошла забор с другой стороны и кинула в окно Лешкиной комнаты пару камней. Тишина. Она вернулась к калитке и крикнула несколько раз:

– Лешка! Леееш! Ты где есть? Леха!!! – снова никто не отозвался. Она уже собиралась уходить, когда на крыльцо вышла Лариса, мама Лешки.

– Чего тебе надо? – сердито взглянув на Марину, проворчала она.

– Здрасьте, теть Ларис, – проблеяла Марина, – я за Лешкой пришла, его в школе не было. Узнать хотела…

– Он в Чусовитово с утра уехал, я отправила, – Лариса почти вплотную подошла к калитке, – а что ты пришла это даже хорошо. Вечером Леша вернется, но тебя я чтоб никогда больше рядом с ним не видела, а уж возле моего дома и подавно. Запомни, – глаза ее загорелись нехорошим огоньком, а пальцы с силой вцепились в белый воротничок ее школьного платья, – дочери проститутки не место в моем доме. А если не послушаешь меня и наперекор всему будешь моему сыну жизнь ломать – я тебе такое устрою…

– Марина не дослушала угроз несостоявшейся свекрови и, залившись краской до самой макушки, бросилась обратно в школу. Оторванный воротничок, словно пиратский флаг на корабле, развевался за ее плечом.

Она не помнила, как отучилась в этот день, такая накатила вдруг апатия ко всему. Как жить-то теперь, одной, без Лешки? Неужели все рухнет вот так, в один миг, только по прихоти взрослых, которым нет дела до их чистой любви? А если она, Марина, вдруг окажется беременной после того, что у них с Лешкой было там, на речной поляне? Нет, только не это! Почему, почему это случилось именно с ней? Ведь она никому ничего плохого никогда не делала, никогда слова поперек не сказала… Как больно… Как несправедливо…

Девушка медленно поднималась по ступенькам их невысокого крылечка. Вдруг входная дверь распахнулась, на пороге стоял Валерий.

– Ну, здоров, Маришка. Прошу любить и жаловать. Я с вашей мамой, это, ну… порешали, в общем, что будем вместе жить, – он шел за Мариной по пятам и пытался ей втолковать очевидные вещи, как-то виновато пытаясь заглянуть ей в глаза, – ну сколько еще она одна терзаться будет? Тяжело ведь одной-то в деревне. Вы скоро разлетитесь, она еще молодая, что ж ей, одной вековать?

– Совет да любовь, – прошептала Марина и закрыла дверь перед носом нового жильца.

Вечером вернулась Людмила и собрала всю семью за столом. Даже Наташка, вопреки всему, сегодня вовремя появилась дома. Марина сидела с отсутствующим видом, Валерий тоже был немного не в своей тарелке, но вот Людмила держалась спокойно и уверенно.

– Девочки, вы у меня уже взрослые, – начала она, словно по писаному, – я не буду тут огороды городить. В общем, мы с Валерой решили жить вместе. Я ему не безразлична, он решил уйти из семьи ко мне. Я понимаю, что вы сейчас растеряны, но не собираюсь спрашивать у вас совета или выслушивать ваше мнение. Все уже решено. Если вас что-то не устраивает – я никого не держу. Вы выросли, вам все равно не сегодня, так завтра покидать родительский дом. Я прошу уважать мой выбор и мое мнение. Все.