Страница 5 из 33
Выдохнув, почувствовав себя спокойнее и уверенней, Эллинс передернул плечами:
– Мне некогда следить за посетителями, ваша милость.
– Могу я в таком случае опросить вашу дочь? Ведь она работает в зале, – мягко поинтересовался Винсент, и тут же напоролся на настороженный взгляд хозяина паба, но не позволил себе проиграть противостояние, не отведя взгляда.
– Хорошо, – вздохнул Эллинс. – Я позову ее.
С этими словами он вышел, а через пару минут в кабинет скользнула девушка. Чуть склонила голову, смущенно потупившись, оставив браваду и общительность для общего зала.
– Звали, ваша милость?
– Присядьте, – предложил Винсент, не рискнув предполагать реакцию девушки на неприятное известие. И лишь дождавшись, пока та опустится на краешек дивана, продолжил. – Возможно, вам уже известно, что сегодня ночью Адам Крейвен был убит?
Та побледнела, но быстро собралась, утвердительно кивнув. Заправила за ухо выбившуюся из прически медную прядку, скорее чтобы занять руки, чем из-за неудобства.
– Скажите, вы не замечали возле Крейвена подозрительных людей? Возможно, кто-то досаждал ему?
– Простите, милорд, но мистер Крейвен не посвящал меня в свои дела. Даже выпив, он не становился словоохотен, тем более… с прислугой, – последнее слово девушка буквально выплюнула и вновь раздраженно поправила прическу. Взяла себя в руки. – Когда… Я оставалась у него только пару раз, но видела, как к нему в дом заходили хорошо одетые мужчины. Передавали конверты. Возможно, то были заказчики. Да… Придворный капельмейстер заходил, они так разругались, что Адам даже отослал меня домой. Как только до рукоприкладства не дошло…
Винсент кивнул, отпуская девушку, которой больше нечего было сказать, кроме дурного о покойнике. Наедине с самим собой, позволил себе усталый вздох. Придется наведаться в консерваторию. Но это завтра. Вечерние сумерки сменились почти чернильной темнотой, и пусть, обычно, в это время Винсент только начинал активную деятельность – сегодня темнота буквально прибивала к месту, делая любую активность невыносимой. Необходимость выспаться становилась первостепенной задачей и, ввалившись в особняк, он отмахнулся от дворецкого, попытавшегося вручить хозяину корреспонденцию и о чем-то сообщить, поднимаясь. Раздеваясь на ходу, вошел в темную спальню, чтобы рухнуть на широкую постель, способную вместить троих.
Дворецкий мгновенно обратился в мягколапую грациозную кошку, кружащую вокруг хозяина, подбирая одежду и едва слышно вздыхая, что его милость совсем себя не бережет. И с одной стороны, барон был искренне благодарен Генри за заботу, с другой просто хотел тишины, но не смог выразить ни того, ни другого. Едва его накрыли одеялом, барон мгновенно уснул.
Но всего через пару часов верный дворецкий вновь подступился к его постели, разбудив мягким прикосновением к плечу.
– Ваша милость, срочная записка от графа Беррингтона.
Тихо застонав, Винсент с сожалением оторвал голову от подушки. Несколько бесконечно долгих секунд он восстанавливал в памяти события вчерашнего, или все же еще сегодняшнего, дня, после чего приказал подать крепкий кофе в малую гостиную. Увы, долгие неспешные завтраки в приятной компании откладывались до завершения дела. Приведя себя в порядок, спустился. Лишь сделав глоток благословенного напитка, развернул свернутый вчетверо листок бумаги с монограммой семейного герба в углу. Изящная “Б” была увита розовыми стеблями с острыми загнутыми шипами, о которые, казалось, можно уколоться взглядом. А нежные бутоны покоились там, где начинались изгибы, словно бы розы устало сложили там головы.
Быстрый острый почерк Чарльза Берринтона иглами своих пиков впивался в мозг. Информация воспринималась не сразу и, болезненно поморщившись, барон сделал еще глоток кофе, прежде чем вновь перечитать записку.
Дорогой Винсент!
Предоставленные Артуром образцы крови А.К. повергли меня в недоумение. Содержание в крови серебра, как вы и упоминали в своих записях, зашкаливает. Совершенно точно сделано это специально.
Зачем? Не берусь даже предположить.
Однако, серебро и отрубленная голова наталкивают на определенные мысли… Возможно, казнь. Быть может, пытка. Вы не упоминали оккультной символики. Такое, я полагаю, вы бы не упустили.
В любом случае, любовь к серебру и отрубанию голов, прослеживается у многих наших врагов. На вашем месте я бы опросил аптекарей города: возможно, они изготавливали на заказ нечто подобное, либо что-то знают.
Впрочем, вы и без меня все знаете.
С уважением,
Ваш несостоявшийся тесть
Чарльз Беррингтон.
Ну конечно, как же без камня в его огород…
Поставив пустую чашку на стол, Винсент откинулся на спинку дивана и провел ладонями по лицу, смывая остатки сна. Теперь все равно не уснет… Не хотел он рассматривать предложенную Беррингтоном версию, однако ничего не попишешь. Карманные часы с гравировкой на крышке говорили, что ехать в консерваторию слишком рано, но это и к лучшему, будет время прочитать материалы дела, которые оставил для него Барретт. Кстати, надо поручить ему аптекарей. Юноша смышленый, да ноги быстрые. А он пока побеседует с капельмейстером. Версии версиями, а его тоже сбрасывать со счетов рано.
Слухи об Антуане Унгаретти ходили самые разные, порожденные как желчной завистью, так и искренним восхищением. Винсент не мог судить об их правдивости – он капельмейстера лично не знал, однако его отношения с Крейвеном то и дело будоражили высший свет. Им приписывали то взаимную ненависть, то страстный роман… Впрочем, на то он и высший свет – от безделья и скуки его представители выдумывали такие небылицы, что Элизабет Беррингтон, промышляющей графоманством, и не снилось.
Убедившись, что ничего интересного в свой визит на место преступления не упустил, Винсент распорядился о завтраке и об экипаже. Усидеть дома, когда мысли так и рвались за пределы родных стен, было невозможно.
Надев шляпу и плащ, он вышел в бесконечный дождь. Экипаж, запряженный четверкой вороных, подали к самым ступеням и, как бы не спешил Винсент, он не мог не поприветствовать улыбчивого юношу.
– Тебе удалось отдохнуть хоть немного, Томас? – поинтересовался он, ответив улыбкой на улыбку.
Мальчик быстро закивал и начал бурно изъясняться на языке жестов. Благо барон уже давно привык к подобной эмоциональности кучера и легко улавливал движения.
Являясь сыном прежней горничной, Томас вырос в доме Файнсов, и потому Винсент не смог бы поступить иначе, чем нанять мальчика на работу. Более того, он выплачивал тому повышенное жалование и заботился о нем, как о самом доверенном лице. Впрочем, Томас именно таковым и являлся, полностью заслуживая привилегии.
Нырнув в экипаж, барон прикрыл глаза – у него было немного времени наверстать упущенное. Томас не гнал лошадей, а потому экипаж мерно плыл по брусчатым мостовым. Перестук копыт усыплял, и даже звуки просыпающегося города не могли ничего ему противопоставить. Совсем скоро Винсента затянуло в пучину сновидений. Слишком темных, тяжелых… Он увязал в них, подобно бабочке в паутине. Даже если вырвешься, все равно либо липкий, либо израненный. Такие сны обычно порождали по пробуждении головную боль, подобную той, что преследовала барона после особо бурных увеселений. Посему он с облегчением вынырнул в реальность, стоило экипажу остановиться.
Громадина консерватории, построенная в лучших традициях готического стиля, нависала над соборной площадью подобно самому кафедральному собору, стоящему напротив оной. Оба здания являлись единым комплексом старинных сооружений, которые, несмотря на все политические потрясения последних лет, ровно как и сотни лет до этого, горожане берегли как зеницу ока. У Винсента они не вызывали ни восхищенного трепета, ни гордости, свойственной старшему поколению, он не считал их чем-то сверхценным, отмечая, как те обветшали. Хотя сейчас, поднимаясь по ступеням величественного и мрачного строения, он вспомнил, как в глубоком детстве приходил сюда с матушкой. Теплые воспоминания? Отчасти. Но больше, непоседливое желание оказаться там, куда доступ маленькому мальчику запрещен.