Девятая надежда

– Тише, – с дрожью я выдохнула и почувствовала, как на глаза навернулись горячие слезы. – Прошу тебя, не бойся. Я не причиню тебе зла, – протянула лошади яблоко.

Злата с недоверием посмотрела на угощение, тряхнула головой, будто боролась с сомнениями. Потянулась было к яблоку, но опять фыркнула и отдернулась, не осмелившись высунуться из стойла. Тогда я решила пойти ей навстречу. На шаг приблизилась, и только когда моя рука оказалась ровно над дверцей стойла, Злата таки осмелилась подойти. Осторожно, мягкими и теплыми губами забрала угощение.

– Вот умница, – потянулась я к носу лошади.

Мое сердце радостно забилось от того, что она не стала противиться и убегать. Значит, не все потеряно. Мы еще сможем подружиться и вместе преодолеть страх друг перед другом. Но только мои пальцы коснулись теплого носа Златы, как ее спугнул металлический грохот.

Лошадь громко заржала и отпрянула. Я резко обернулась и увидела, как в другом конце конюшни выкатилось пустое ведро, а в дверном проеме промелькнула девочка в сером платьице и с ярко-рыжей шевелюрой.

– Лисава? – громко окликнула дочь кухарки и бросилась следом.

Если она сейчас сбежит, то я не узнаю, что значат ее слова: «Невесты в ладонях Богини». Но к моему несчастью, девчонка оказалась не на шутку проворной, а я нерасторопной из-за длинных юбок, что ужасно мешались. Лисава быстрее меня добралась до полосы деревьев в конце тропы, а я остановилась возле ствола ивы и, обессилив, на него облокотилась. Нет. Не поймать мне эту девчонку. Шустрая зараза!

– Опять… Опять все по кругу. Опять. Все по кругу…– услышала знакомое ворчание, и заинтересованно выглянула из-за ивы.

На заднем дворе поместья, напротив северной башни, а кустах роз копался вымазанный в земле садовник и повторял одни и те же слова, точно заклинание:

– Опять по кругу… Опять…

– Что по кругу? – вышла я из-за дерева.

Но старик то ли не услышал моего вопроса, то ли его проигнорировал. Продолжил трясти кустами и что-то подсыпать на землю у корней из грязного льняного мешка, а заодно приговаривать:

– Все по кругу. Все опять по кругу… Забыл. Нет… Не забыл. Забыл… По кругу. Опять забыл по кругу. Не забыл.

– Войр? – склонилась я над садовником и тот застыл.

Его рука с металлической лопаткой мелко задрожала, сам он напрягся. Глаза остекленели. Взгляд лишился последних крупиц смысла. Подбородок затрясся.

– Все… по кругу, – прохрипел Войр, а я испуганно отступила.

Вдруг старик совсем голову потерял. Еще лопаточкой пристукнет… Но стоило мне отойти, как Войр успокоился и вновь принялся за цветы.

– По кругу…

– Войр, – присела на корточки в шаге от него.

– Все по кругу.

– О чем ты говоришь? Я не понимаю.

– Не забыл по кругу.

– Войр, – я все-таки осмелилась придвинуться ближе и ласково коснулась плеча старика. Он вздрогнул и наконец-то поднял на меня взгляд. – Мне кажется, ты хочешь что-то сказать, но боишься… Войр, – сильнее стиснула его плечо. – Ты же не всегда был… таким. Что-то случилось. Что-то, о чем я должна знать. Поэтому прошу, Войр. Помоги мне.

Мое сердце в груди билось точно сумасшедшее, пока садовник, не сводя глаз, продолжал смотреть. По его выражению лица было сложно что-либо понять. Он словно вовсе ни о чем не думал или был глубоко в своих мыслях, куда не достигнет даже слабое эхо моего голоса.

– Пыль, – вдруг произнес старик, а его губы задрожали. – Пыль в глазах. Грязная пыль… Сверкает, – понес он несусветицу и принялся усерднее копать землю у корней роз. – Пыль в глазах. Сверкает.

– Пыль? – нахмурилась я.

– Солнце! – почти выкрикнул он и вскочил на ноги. – Сверкает. Пыль! Грязная пыль сверкает!

Садовник засуетился: подобрал с земли льняной мешок, в котором почти не осталось удобрения, маленькие грабельки, лопатки.

– Грязная пыль, – прорычал он и схватился за ручки тележки, в которую скинул все садовые принадлежности. – По кругу. Пыль по кругу… Все по кругу. Я не забыл.

– Войр! – окликнула его, когда он толкнул телегу и начал стремительно отдаляться.

И хотела броситься за ним, как вдруг услышала тоненький детский голосок:

– Не обижайте дядюшку Войра. Он хороший.

Я обернулась и увидела, как из-за ствола ясеня под тенью его кроны выглядывает девочка, похожая на маленькую нимфу. Хрупкая. С длинными рыжими волосами, россыпью солнечных веснушек и зелеными, точно сочная листва, глазами, не сводящими с меня настороженного, но вместе с тем любопытного, взора.

– А я не обижаю, – улыбнулась юной нимфе и опять посмотрела вслед обезумевшему старику. Грохот тележки стремительно стихал, а его ворчание с расстоянием между нами вовсе перестало быть слышным. – Просто хотела поговорить с дядюшкой Войром.

– Зачем? Взрослые все равно его не понимают.

Я вздернула бровь:

– А ты понимаешь?

Девочка помолчала, продолжая следить за мной из-за ствола дерева, и заговорила лишь спустя три или четыре удара сердца:

– Нет. Но иногда кажется, что да.

– И как думаешь, что он хотел мне сказать?

Лисава пожала плечами:

– Не знаю, – она переступила с ноги на ногу и чуть сильнее высунулась, чтобы лучше меня видеть. – Дядюшка Войр волновался. А когда он волнуется, начинает говорить всякое, и я его не понимаю.

– Жаль, – усмехнулась я и почувствовала, как поникли мои плечи. – Я тоже не поняла, что он хотел мне сказать. И хотел ли вообще…

Может, в словах Войра и был какой-то смысл, но столь далекий от моего понимания, что, наверное, я никогда в нем не разберусь.

– Леди Цессара, – представилась я, когда наше молчание затянулась, и присела в книксене. – Все в замке зовут меня именно так, но ты можешь называть меня просто Цесса.

Девчушка наконец-то вышла из-за дерева. Стиснув подол серого платья, похожего на то, что носит Марька или другие служанки замка, она тоже поприветствовала меня книксеном:

– Лисава, – «пропела» она тонким голоском и призадумалась, с любопытством оглядывая меня зелеными, точно сочная листва, глазами. – Но вы и так знаете.

– Знаю, – улыбнулась я девочке. – И надеюсь, ты больше не будешь убегать. А то гнаться за тобой в этих юбках сущее наказание.

Дочь кухарки зарделась румянцем и опустила взгляд на серую туфельку, которой ковыряла выступающий из-под земли корешок.

– А зачем вы меня искали? – смущенно поинтересовалась она, но вместо ответа я задала встречный вопрос:

– А зачем ты убегала?

– Подумала, вы разозлитесь, если увидите меня рядом со Златой. Его высочество – хороший и всегда разрешает погладить Урагана, а вас я не знаю. Вдруг вы… – она запнулась и бросила на меня быстрый взгляд исподлобья. – Разозлитесь.

Вот раз! Не ожидала, что Лисава примет меня за какую-то там злодейку. «А принц хороший! Разрешает гладить Урагана», – передразнила ее в мыслях и еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. «Девчонка ранила меня почти в самое сердце», – слезливо подумала и тряхнула головой, прогоняя едкое чувство обиды.

– Она же такая красивая, – мечтательно продолжала Лисава, пока я боролась с внутренними демонами, так и жаждущими плюнуть в кого-нибудь ядом. – Наверняка очень дорогая!

– Да-а, – протянула я с улыбкой и опустила руки. – Ты права. Злата очень дорога моему сердцу, поэтому я рада, что ты с ней подружилась, – девочка вскинула удивленный взгляд. – И ни капли не злюсь.

– Тогда почему вы за мной гнались?

– Потому что… – во рту у меня пересохло от волнения. – Хотела поговорить с тобой о ладонях Богини.

Кровь отхлынула от лица девочки, отчего веснушки на ее щеках и носу стали заметнее. Она огляделась по сторонам, будто искала помощи, а я напряглась, предчувствуя очередную попытку сбежать. Этого нельзя допустить. Ни в коем случае!

– Мне… Мне нужно к маме, – дочка кухарки отступила, и я шагнула ей навстречу:

– Прошу, Лисава, не убегай! Поговори со мной…

– Я не могу.

– Почему?

– Потому что ничего не знаю о ладонях, – заупрямилась она и отвернулась, чтобы не встречаться со мной взглядами.