Первый день вечности

– Что нет? – опешила от моей наглости Марианна Арсеновна.

– Не оставлю. Я люблю вашего сына и не собираюсь расставаться с ним. Я буду делать все, что от меня зависит, чтобы не портить его карьеру, но не оставлю.

– Будешь выставлять себя шлюхой на весь свет, а потом надеяться, что он женится на тебе, как только стукнет восемнадцать? И не мечтай!

Прежде мне никогда не доводилось слышать столько желчи в словах, обращенных ко мне. Да, поистине, Литовцева просто ребенок рядом с этой стервой!

– Я не выставляю себя шлюхой, – спокойно проговорила я. Сегодня я сама себя поражала, и с каждой минутой все больше. – И ваш сын никогда не обещал на мне жениться. Но это не значит, что наша любовь стала от этого меньше.

Не дожидаясь ответа, я выскочила на улицу, громко хлопнув дверью ее навороченного «мерса», и, не оборачиваясь, бросилась к подъезду. Марианна Арсеновна что-то кричала мне вслед, но догонять не потрудилась, за что я благодарила судьбу. Злые слезы уже наворачивались на глаза. Почему-то очень захотелось умереть, но я знала, что это скоро пройдет.

Женя узнал о визите своей матушки в тот же вечер. Не представляю, что между ними произошло, но он, плюнув на конспирацию, бросился прямо ко мне. В руках у него была охапка белых роз. Часы показывали двенадцать ночи, и мои родители уже давно спали. Мы с Лерой пялились в телевизор, каждая думая о своем. Это был первый визит любимого ко мне домой. Я совсем не так представляла себе его знакомство с моей семьей. Но это не имело никакого значения. Я зарылась в мягкую ткань его рубашки, с жадностью вдыхая густой запах одеколона, и старательно не обращала внимания на оторопевшие лица отца и матери, застывших в дверях спальни. Лера что-то прошипела на ухо папе, и после секундного колебания мои родные скрылись в своих комнатах.

Это была лучшая ночь в моей жизни, хоть я и не получила того, что желала больше всего. Мы по-прежнему не были близки физически, но духовно стали во сто крат ближе. Неприятности пошли только на пользу нашей любви, укрепив ее во всех отношениях. Мы сидели в гостиной до пяти утра. Отец каждый час заходил проверить, чем мы занимаемся, и к утру выглядел больным и помятым.

Женя несколько раз порывался уйти, но я не отпускала. Слишком дорого было каждое мгновение, которое мы могли провести вместе, особенно сейчас, когда мы так редко оставались наедине.

Жизнь постепенно начала налаживаться. Даже самым отъявленным сплетникам надоело перемывать нам кости. Кто бы ни расставлял капкан на Евгения Измайлова, в этот раз ему не повезло. Никакого вреда его репутации он нанести не смог. Я вернулась к своей работе. Поступление в институт пришлось перенести минимум на год. За столькими проблемами мне точно было не до экзаменов. Сева улетел в Австралию на несколько недель. Почему-то пиарщики решили, что именно там лучше всего проводить съемки для рекламы шуб. Чем именно занимался Женя, помимо почти ежедневных встреч со мной, не знаю, его работа была для меня тайной за семью печатями.

После всего случившегося мы все стали осторожнее. Любимый больше не летал со мной на каждую фотосессию и не встречал в аэропорту. Мы виделись у меня дома, благо родители вспомнили, что мне давно не четырнадцать, и решили проявить понимание. Но чаще мы встречались на его квартире. Теперь Женя постоянно жил там, так как скандал с матерью закрыл для него двери родного дома, и он не стремился снова их открывать.

Год постепенно подходил к концу. На улицах появились разноцветные елки и блестящие гирлянды. Снег укрыл улицы, припорошив грязь и накопившийся за осень мусор. В конце декабря я в последний раз перед праздниками участвовала в показе. Благо проходил он в Москве.

В тот год я была счастлива. Счастлива по-настоящему, как бывает только в юности. Никакие тревоги не омрачали моего бытия, а все проблемы казались разрешимыми. Я витала в облаках, и реальность никак не могла повлиять на сей факт.

За неделю до Нового года я приехала к Жене на полчаса раньше условленного времени. Дверь его квартиры была слегка приоткрыта. Подобная небрежность моему парню была несвойственна. Я немного встревожилась, но, отбросив в сторону неприятные мысли, смело шагнула внутрь. Из кухни доносились приглушенные голоса. Я тут же узнала мелодичный баритон Жени и густой бас Севы. Парни о чем-то спорили, что для них было совсем не характерно. Обычно отношения между ними оставались ровными и приятными. Я невольно прислушалась к взволнованным голосам.

– Не лезь в это дело, Жека! – почти кричал Сева.

– Успокойся, я не занимаюсь ничем таким, чего не делал прежде! – ответил Женя. Он явно был недоволен тем, что друг сует свой нос, куда не просят.

– Маркин тебе не по зубам! – настаивал Сева. – Если ты не прекратишь сидеть у него на хвосте, это может плохо кончиться. Попомни мои слова.

– Маркин опасен, я и сам знаю. Но ты сгущаешь краски. Он ничем не хуже Воеводина или Лившица. Зато я раскопал отличный, я бы даже сказал, сенсационный материал.

– Вот этого я и боюсь! – Сева ударил кулаком по столу. От резкого звука я невольно подпрыгнула, но моего присутствия никто не заметил. Парни были слишком увлечены своей беседой.

– А ты не бойся. – Я буквально видела, как Женя пожимает плечами. – Тебе-то какая разница.

– Мне есть разница! Ты – мой кровный брат, и я люблю тебя!

Услышав последнюю фразу, я закатила глаза. Вроде взрослые мужчины, а, как малолетние мальчишки, верят во всякие глупости. Историю о том, как в возрасте семи лет они разрезали себе запястья и обменялись кровью, доведя до истерики обеих мамаш, я знала наизусть. По моему мнению, это было обычной игрой, но парни по сей день относились к этому серьезно. Вернее, только Сева, Женя давно считал это детской шуткой.

– Оставь, Сев. Все будет нормально, вот увидишь. Я же везунчик, не забыл? – примирительно добавил Женя. – У любого везения есть предел.

Сева резко встал, уронив стул. Тот с грохотом упал на пол, а торопливые шаги раздались в коридоре. Я кашлянула, заранее привлекая к себе внимание. Почему-то я не сомневалась в том, что слышать их разговор мне не полагалось.

– Привет, Котенок, – поздоровался Сева.

Он был страшно зол. В янтарных глазах плескалась досада, взъерошенные волосы топорщились во все стороны. Судя по всему, Басаргин ночевал у друга и, по свойственной ему привычке, проснулся далеко за полдень. На нем были только обтягивающие джинсы, а верхнюю часть груди и большую часть спины занимала огромная татуировка в виде припавшего к земле тигра. Это было что-то новенькое, прежде такого украшения у Севы я не видела. Я невольно хмыкнула, вспомнив, какую кличку для него придумала. Неужели ему так понравилось, что он решил воплотить ее в нечто более осязаемое?

– Теперь ты тигр в полном смысле этого слова, – не удержалась я от замечания.

– Решил послушаться твоего совета, – мрачно бросил Сева, – и стать чуть больше тигром.

– Я так и подумала, – улыбнулась я, поражаясь мрачному настроению вечно веселого фотографа.

Недавний разговор, которому я случайно стала свидетелем, уже вылетел из моей головы. За спиной друга появился Женя и протянул ко мне руки. Вселенная сжалась до одной точки. Меня не интересовало ничего, кроме нежных объятий и жарких поцелуев.

– Не буду вам мешать, – буркнул Сева, натягивая свитер, неизвестно откуда появившийся в его руках. – Подумай о том, что я тебе сказал, – обратился он к Жене, но тот не отреагировал на его слова, впившись в мои губы. – Ты не знаешь всего, Жека, и лучше оставайся в неведении.

Еще минуту Сева помялся у порога, а потом, махнув рукой, схватил куртку и вышел в коридор. Дверь хлопнула, отгородив нас с любимым от окружающего мира.

Новый год я ждала, словно маленький ребенок. Если бы я все еще верила в Деда Мороза, то обязательно попросила бы его, чтобы наша с Женей любовь не кончалась никогда. Только в этом я видела свое счастье и ничуть не сомневалась, что у нас получится.

Бой курантов, отделивший год ушедший от года наступающего мы встретили вместе, прижавшись друг к другу на его теплом, покрытом пушистым пледом диване. Всю ночь мы любовались мигающими огнями гирлянды, пили шампанское и целовались до черных мушек в глазах. Я буквально задыхалась от нерастраченной страсти и чувствовала, как тает решимость любимого терпеть еще целых шесть дней до моего восемнадцатилетия. К моему огромному разочарованию, он выдержал испытание с честью, не перейдя ни одной из воздвигнутых им границ.