Поезд на Риддер

На берегу Уикс повис, зацепившись куполом за верхушку сосны. Какое-то время висел, болтая ногами, затем ножом перерезал стропы и по веткам спустился на камни.

На озёрной глади горело пятно авиационного горючего. И больше ничего, что говорило бы о затонувшем самолёте.

Место для тайника он выбрал в корнях под деревом, которое на комле пометил ножом. Выкопал ямку, положил туда свой пистолет, а сверху лётную сумку, предварительно вынув из неё и уничтожив карту полётов. Всё это он засыпал сухими сосновыми иглами. Парашют выдавал место приземления, разумно было бы отцепить его и, утяжелив камнем, зашвырнуть подальше в озеро. Но Уикс не думал скрываться, наоборот, существовала опасность, что в этом дремучем краю его могут вовсе не найти.

Он понимал – война для него кончилась, здесь не было линии фронта, перейдя которую попадёшь к своим, и не было перспективы в порту Иокогама купить билет до ближайшей военной базы США.

Он шествовал лесом, с удовольствием вдыхая смолистый воздух.

К своему удивлению, как только одолел гору и вошёл в долину, наткнулся на людей – крестьян, которые из своей деревни видели, как спустился парашютист. Вот они и отправились на его поиски.

Четверо держали карабины. Двое костлявых стариков тут же набросились на Уикса и грубо сорвали с него лётную куртку – довесок к награде, назначенной императором Хирохито за каждого пленённого американского пилота.

Под прицелами его повели в деревню. Там заперли в сарае, где кроме сена ничего не было.

Взаперти он отсидел два дня, по истечению которых за дверью послышался дребезг мотора. Уикса вывели и передали трём личностям в солдатской форме. Они связали его по рукам и ногам, затем, как бревно, забросили в кузов облезлого грузовика.

Автомобиль долго тащился по тряской дороге, пока не достиг Мориоки, административного центра префектуры, где лейтенанта препоручили другим лицам. Дальше под их конвоем он ехал железной дорогой в зарешечённом тамбуре.

Поезд прибыл в Токио. Через пол-Японии провезли Уикса и в замусоренном, разбомблённом тупике, заспанного вытолкнули из вагона.

Доставили арестанта в центральный департамент обороны.

Взялись за него крепко, с первого же допроса бессознательного лейтенанта волокли за ноги, оставляя за ним на полу дорожку крови. Руководил допросом капитан-лейтенант Тэдзука Симпэй, мощный мужчина с кованым лицом, потомок самураев и герой Халхин-Гола, помощниками были: переводчик, кое-как владеющий английским, и двое унтеров, превосходно владеющих приёмами рукопашного боя.

Вот сведения, которые капитан-лейтенант хотел от пленного получить: номер, численность и дислокация его авиаполка, а также планы предстоящих боевых операций.

Уикс не видел большой беды от того, что назовёт номер, эта информация никак не могла быть полезной японцам. Что касается численности и дислокации… здесь Уикс посчитал за лучшее молчать. Он был приписан к палубной авиации, его эскадрилья размещалась на авианосце Йорктаун, место базирования которого не должно оказаться известным противнику… Хотя, в целях секретности, после каждого похода ему всегда меняли базу, так что и эти данные ничего не стоили. И последнее: Уикс был слабо посвящён в планы предстоящих боевых операций.

Через день допрос повторили. Работая с унтерами наравне, Симпэй сам не брезговал запачкаться кровью, его чугунные кулаки прогибали Уиксу рёбра и отделывали лицо, так что на стенах оставались пурпурные кляксы.

Пленный молчал, его упорство Симпэй понимал как барьер воли, пробив который доберёшься до нужных сведений, и он трудился не жалея сил.

Потекло время, что меньше всего походило на реальность: сон, обморок, сумасшествие, что угодно, только не реальность. День за днём допросы повторялись и заканчивались всегда одинаково – бессознательного Уикса тащили в камеру.

Потом рождался запах карболки и, как бледные призраки нирваны, являлись белые тени. Они являлись с источающими холод инструментами и начинали над ним хлопотать, Уикс чувствовал, как в вены лезут их иглы.

Большую часть суток Уикс лежал на топчане. Когда в отбитых лёгких собиралась кровавая жижа, он с трудом переворачивался на бок и, корёжась от боли, выхаркивал её на пол. Было невозможно тяжело дышать, казалось, на груди лежит могильная плита, в забытьи Уикс досадовал, что никак не удаётся вывернуть шею так, чтобы прочесть на ней дату своей смерти.

Он часто вступал в противоречие с самим собой: «Ошибаешься, не кончилась для тебя война и враг тот же, просто сменилось оружие, которым с ним воюешь, – оно молчание твоё, оно тем и побеждает, что не даёт противнику информационного преимущества».

Истязания продолжались. Однажды Симпэй принёс на допрос зеркало и показал Уиксу его лицо. Но тот лишь усмехнулся. Что проку от человеческого обличия, когда пытки сломают разум и превратят тебя в тупое животное.

Бывало, он ловил в себе признаки наступающего помешательства, вдруг замечая, что мозг начинает странно себя вести. От ударов по голове в нём постоянно шумело, и в тот шум вдруг вторгался отчётливый голос. Он передавал важные факты, а именно последние военные сводки.

Из них лейтенант узнал, что к этому дню в ходе боёв американскими и союзническими войсками освобождены Каролинские острова и острова Малайского архипелага. Со дня на день падёт последняя японская цитадель в Океании – острова Ява и Калимантан. Остатки императорского военно-морского флота, словно стада китов, добивают торпедоносцы в водах Сулавеси. Кроме того, Уикс проведал, что крупнейшая десантная операция за Окинаву, в которой были задействованы также 82 корабля авиационного соединения, наконец завершена полной капитуляцией японцев.

Уикс слушал, боясь пропустить хотя бы слово: «В боях за Сайпан потоплены авианосцы «Дзуайкаку» и «Акаги». Армия генерала Паттена, разгромившая в Африке корпус Роммеля и переброшенная в тихоокеанский боевой регион, высадилась на юго-восточную оконечность Японии. По дням умножая число побед, доблестная армия продвигается в направлении Киото, уже взяты и полностью контролируются города: Сакаи, Осака, Нагоя. В то же время со стороны Сендаи к сердцу империи направляется танковая бригада Рэнгольда. С запада её поддерживают несколько усиленных частей морской пехоты. В занятых войсками портах дивизионы линейных кораблей, эсминцы, линкоры и лёгкие крейсера. День и ночь с них сходят сухопутные легионы – всё это второй эшелон наступления. День и ночь, подрывая дух противника, палубная авиация наносит бомбовые удары по японским военным объектам и населённым пунктам. В руинах Асиката, Сенда, Сакаи».

«Если от моего молчания зависит исход этой войны, значит, по всему она должна уже кончиться, – думал Уикс. – Может, она и вправду кончилась. Япония оккупирована, а в столице над императорским дворцом полощется звёздно-полосатый флаг. Тогда почему я здесь!!!»

Приходя в себя, он видел над собой белые фигуры медиков, как источающими холод инструментами они восстанавливают его для очередного допроса. Если не они, то это были ассистенты Симпэя, которые брали его под мышки, чтобы вести к капитан-лейтенанту. В такие минуты Уикс всегда надеялся, что вот сегодня судьба, наконец, подарит ему хоть один шанс умереть.

Но однажды всё закончилось.

В допросную спустился начальник отдела внешней разведки Масудзабуро Утияма. Полковнику Утияме было уже шестьдесят, он никогда не бравировал выправкой и моложавостью, как это делают все офицеры преклонных лет. Он держался соответственно своему возрасту и, видимо, оттого-то чувствовал себя очень комфортно в своём стареющем теле. В глазах таил весёлую мудрость, и скорее одеяние буддийского монаха, а не военный мундир, было бы ему больше к лицу.

Симпэй стоял спиной к двери, текущей из крана водой отмывал пальцы.

– Осторожнее, господин полковник, здесь не очень чисто, – предупредил он, высушивая руки полотенцем.

На полу ногами в угол, словно со скелета снятое и брошенное, лежало человеческое тело с обезображенной и забрызганной кровью головой. Переступая его, стараясь не попасть сапогом в склизкие, тошнотворные сгустки, Утияма заметил: