Страница 3 из 5
Недели напролёт таскал с предгорья землю и засыпал очищенное место, а потом лопатил его, перемешивая с древесной золой. Никто, кроме местных, не знает, какого труда стоит вырастить тут хоть сколь-нибудь приличный урожай.
Рэймонд стоял среди грядок и озирал своё приусадебное хозяйство. За то, какой он огородник, говорили урожаи гигантской редьки с горы Сукарадзимы. Этот сорт он культивировал лишь последние пять лет, однако за то время сумел вырастить такие экземпляры, что позавидовали бы и опытные овощеводы.
Он снял с плеча мотыгу и поплевал на ладони. Ежедневная работа на огороде стала для него чем-то свято чтимым. Великое дело – любить и содержать в порядке свой участок земли. В этом одно из выражений твоей духовности.
Сегодня предстояло устранить разор, содеянный среди овощей ночным дождём: поправить размытые грядки и по-новой натянуть бечеву, по которой вилась вверх фасоль. Кроме того, с покосившимся плетнём нужно было что-то делать.
Солнце миновало зенит и уже валилось к западу, когда он закончил работу. Напоследок выдернул несколько плодов корейской моркови и один исследовал на ладони. Морковь была без признаков порчи. Удовлетворённый этим, он обломил ей хвосты и сунул в брезентовую сумку. Только с капустой не всё обстояло благополучно, её то и дело поражала мягкая гниль, химикатов же, чтобы бороться с оной пакостью, у Рэймонда не было. Скудные урожаи капусты сильно огорчали огородника, и не раз он божился навсегда отступиться от неё, но и вовсе исключить из рациона, с другой стороны, тоже не мог.
Он отправился обратно.
Хорошо прогретый берег. На камнях, как белая паутина, рыбные скелеты. Позапрошлая зима выдалась не в пример прочим холодной. Озеро промёрзло глубже обычного и по весне долго не могло высвободиться из-подо льда. Не счесть, сколько рыбы задохнулось. Рэймонд помнил, как в тот год далеко заплывал на лодке и, будто в айсбергах, лавировал среди искрящихся глыбищ. Помнил, как потом убывающий паводок оставлял на берегу навалы чешуйчатых тел. Рыба разлагалась, источала смрад.
Рэймонд присел на валун, разрезанный поверхностью озера посередине. Зачерпнул пригоршню воды и пролил через пальцы. «Вода есть какое-то земное состояние неба, что объясняется многими её свойствами». Подняв голову, стал смотреть на облака. Он знал, каким бывает небо.
Любая человеческая жизнь стоит того, чтобы лечь в основу исследования.
«С чего пошёл бы я, – подумал Рэймонд, – безусловно, с самого начала». Двадцатый год от рождения стал отправной точкой в жизнь, что было до него, никак не повлияло на убеждения уже зрелых лет. Всё случилось потом.
Он знал, каким бывает небо. Раскалённое боем небо бело, бело, как оцинкованная жесть.
3 часа 13 минут. Воздушный караван плывёт со скоростью 217 миль в час. Под крылом вереницей, словно стадо горбатых животных на водопой, ползут горы на север к проливу Цугару. Главная горная цепь, массив Китаками, получивший название японского Тибета. Местность дика и почти безлюдна, лишь изредка встречаются деревни.
Вылетели около двух часов назад, пять бомбовозов Б-25 и 12 «лайтингов» сопровождения. Взяв курс 260 градусов, самолёты пошли на Йокоте.
Лейтенант Рэймонд Уикс вёл своё звено, держась слева от головного Б-25. Со стороны могло показаться, что стайка дельфинов следует за плывущим китом, настолько бросалось в глаза соотношение объёмов. Массивное тело бомбовоза зеркально отражало солнце.
– Опричник, – связался Уикс со своим звеньевым, – ответь Янычару.
В наушниках раздался треск.
– На связи.
– Подтянись.
Ведомый справа подплыл чуть вперёд и правильно встал в звене. Уикс еле разобрал его ворчание насчёт того, что, дескать, идём, как на параде и что-то ещё.
Лейтенант разомкнул контакт на шлемофоне и соединил снова.
– Опричник.
– На связи.
– Дай счёт от одного до десяти.
– Один, два, три, четыре… – Уикс дослушал до конца, на этот раз слышимость была чистой.
Ничто не выматывает душу так, как полёты на крейсерской скорости и над вражеской территорией. Временами начинается свербёж в нервах и ничего с ним нельзя поделать, тогда отключи связь и, что есть в тебе патриотизма, пропой «Непокорённый форд Нокс» – бывает, что помогает.
Но, если без дураков, у каждого, и у Уикса тоже, имелось своё личное средство. Зубами стянув с пальцев крагу, он поднёс её изнанкой к носу и с наслаждением вдохнул: перед каждым вылетом тайком он кропил перчатку изнутри дамскими духами. Аромат навевал альковные фантазии и снимал напряжение. Попадись он на этом любому из своей эскадрильи – и лучше пиши рапорт на перевод: до конца войны в лётную сумку и под кровать будут подбрасывать женские кружевные перчаточки. В авиации умеют шутить.
3часа 43 минуты. Страшный крик в наушниках:
– Янычар, япы!
Именно тогда, когда Уикс увидел их сам. На стороне солнца они висели, будто рой пчёл. Они неслись в атаку, казалось, их двигатели дико ревели «банзай!» и ни один пилот не выйдет из боя, даже израсходовав последний патрон, но воздушный караван не дойдёт до Йокоте.
Ещё с дальней дистанции японцы вспыхнули пулемётными огнями.
3 часа 58 минут. Эскадрилья несёт потери: сбиты 2 «лайтинга» и один Б-25, пламенеющий, искалеченный, он завалился брюхом вверх и устремился к земле.
Каллиматор прицела взял цель. Уикс нажал гашетку, и самолёт заходил ходуном от огня его пулемётов.
Их атаковали истребители класса «Мицубиси» и «Зеро», первый немного уступал «лайтингу» в весе и был менее разворотлив, но зато превосходил в вооружении и мощностью мотора. Больше он был опасен кораблям, оборудованный, как торпедоносец.
Сектора газа вперёд. Уикс бросил машину в глубокий вираж, повернул на сорок градусов и зашёл противнику в хвост, дал длинную очередь. Ложась на крыло, попал в группу нескольких «Мицубиси». Завертелась бешеная кутерьма.
Мокрый, как мышь, с пробитым консольным баком, Уикс вырвался на дистанцию. Разворот, и истекающий горючим «лайтинг» снова бросился в бой.
Вокруг тянулись огненные трассы, совсем близко две пересеклись точно на японском истребителе, и тот разлетелся, словно стеклянный.
Он не успел увернуться. Да и ни один самый опытный пилот не смог бы – какой-то обломок со страшной силой ударил в фонарь, и «лайтинг» завертело.
Воздух тяжело навалился на грудь – фонарь был разбит. Пытаясь стабилизировать машину, Уикс оттолкнул штурвал и ринулся вниз. И уже выровнялся, как вдруг почувствовал, что на затылке вздыбились волосы: прямо ему в бок несся в полнеба раскинувший крылья «Зеро».
«Сейчас он врежет. Нет, не самолёт – пилот ему нужен, иначе почему он так долго выцеливает».
Японец открыл огонь. Он в упор расстреливал «лайтинг».
Не понимая, что делает, Уикс закричал, закрыл голову руками и увидел, как в пробоине разорванного снарядом днища бешено вертятся земля и небо. Самолёт не слушался руля, разматывая спираль дыма, ввинчивался вниз. Едкая гарь не давала дышать.
И тут инстинкт самосохранения подсказал, что нужно делать. Лейтенант взялся за каретку фонаря, толкнул, она даже не стронулась – удар прогнул её и зажал намертво.
Тогда он сполз спиной по креслу и что было силы двинул ногами, потом ещё и ещё – и, наконец, каретку сорвал.
Уикс был свободен, вращающийся «лайтинг» сам вывалил его из кабины.
Всё дальше уходил он от боя, над ним на стропах стоял парашют. Снизу приближался массив Китаками, где осколком горного хрусталя лежало хранящееся в нём озеро и змеилась нитка реки. Он неотрывно наблюдал за своим горящим, падающим точно в озеро самолётом. У самой поверхности «лайтинг», должно быть, поймав выгодный воздушный поток, всё ещё работая двигателем, вдруг дёрнулся и с сотню ярдов профланировал в сторону берега. У Уикса сжалось сердце: казалось, именно сейчас, когда стал беспилотным, самолёт обнаружил в себе черты живого, чувствующего существа, и со всей своей угасающей силой он снова захотел в небо. Не сбылось – истребитель зарылся носом в воду и, перевернувшись через себя, рухнул.