Страница 2 из 23
Юрий лихорадочно готовил войска — жителей Крыма обучали военному делу, вооружали, как говориться, до зубов, благо все пять оружейных мануфактур, получив в избытке керченское железо, работали уже практически круглосуточно. Да и флот уже имелся изрядный — почти три десятка парусных кораблей и весельных галер. Прибыли и моряки, нанятые венецианцы и генуэзцы, а также греки. И главное — московский царь Федор твердо обещал, что его войска начнут наступление по правому берегу Днепра…
— Просто я о брате скучаю, тревожусь за него — ноги опухают, болеет часто, десны кровоточат. И братец молодший Иван также хворает — да еще головой страдает, блаженный. Как они там без меня?! А нарышкинский Петрушка в Преображенском живет — люди сказывают, что здоров и бегает. Поговаривают бояре, что братья мои от дурного семени Милославских и помрут скоро во дворце, как другие наши братья…
Софья всхлипнула, крепко прижалась к Юрию — тот ее обнял, провел ладонью по щеке, успокаивая. Хотя умом понимал, что так и будет, ибо достоверно знал, что мальчонка Петрушка, как именовала его сводная сестра Софья с нескрываемой ненавистью, лет так через семь-восемь станет царем, а потом императором, победив шведов — это он еще помнил из когда-то прочитанного параграфа учебника.
«И тогда мне самому кирдык нагрянет! Если Федор за меня Софью замуж отдал и пытается обрести союзника, то Петр в баранью дугу постарается державу мою согнуть. И бояре ему в том охотно помогут — здешние вольности на манер казацких их здорово тревожат. Кровушки много прольется, если выхода из ситуации не найду в самое ближайшее время!»
— Сын нам нужен, сын — мне понести от тебя нужно! А там придумать многое можно, если что худое случится с царем. Но Федору жениться нужно немедленно, дабы угрозу от Нарышкиных отвести — царица Наталья Кирилловна спит и видит, чтобы препону в лице моих братьев убрать. Извести она их хочет, недаром ее «медведихой» называют. Я уж Федору много раз говорила, чтоб его стольники и кравчие внимательны были — отраву подсыпать могут в одночасье!
«Нравы лютые царят, но по здешним временам вполне обыденные, дело житейское. Меня самого два раза отравить пытались — османы постарались, золота сулили по весу с мою тушку. И раза три зарезать — руку приложили турки с новоявленным крымским ханом. Не всех Гиреев казаки истребили, так что вопрос ребром стоит — или мы их, или они нас, третьего не дано. Так что новых убийц поджидать нужно, только охрана моя бдит ежечасно — все проверены на сто рядов.
А вот царю Федору не позавидуешь — парня при первом удобном случае отравить попытаются. Ножиком бояре вряд ли баловаться будут, а вот зельем опоить попытаются, тут к бабке не ходи. А может уже его дают малыми дозами… Нет, то бред — скорее всего, болезнь наследственная — все четверо братьев от нее страдали, двое живы еще, а пара померла в одночасье. Порченная кровь, как в этом времени говорят».
Мысли были прерваны молодой царицей — Софья принялась целовать его мягкими губами так страстно, что Юрий обомлел. За два месяца супружеской жизни он от Софьи не ожидал такой пылкости — чтоб средь бела дня вот так целоваться в Великий Пост. Их видели служанки жены — родовитые боярыни, как и прибывшие из Москвы вместе с Софьей, так и местные. Последним, особенно готам, Галицкий доверял больше всего, феодориты предать и отравить не могли, ибо сами проверяли все блюда, прежде чем поставить их на царский стол.
— Хочу сына, хочу… Сейчас, не мешкая, радость моя! Самое время, под светом солнца, если темнота помочь не может!
Юрий не знал, что и делать — вернее, понял, что от него хотят, только смущенно поглядывал на готских боярышень. Однако те предусмотрительно «испарились» в мгновении ока, при этом полог в шатер был предусмотрительно раскрыт.
Софья буквально втащила мужа под плотную материю. Оглянувшись, он увидел обширную синюю гладь Ахтиарской бухты, на южном берегу которой уже возводили город, названный им Севастополем…