Регрессия

– Эй, мать, ты жива? – Маринка теребила меня за руку. Пока я витала где-то в собственном подсознании, лекция успела закончиться, а аудитория опустеть.

– А, да… – мой взгляд наконец сфокусировался на подруге.

– Совсем крышечка поехала? Пялишься в одну точку, не реагируешь!

– А сама-то! – Я шутливо пригрозила ярко накрашенной черными тенями девушке с длинными волосами, сохранившими память обо всех цветах радуги, в которые она красилась за последние годы. – Встретила в трамвае парня…

– Уууу… – она заулыбалась, обнажая черную подкову пирсинга в уздечке под губой. – Наконец послушалась моего совета! Клин клином – лучшее средство!

– Да нет, он скорее в твоем вкусе.

– Это как?

– Ну, знаешь, что-то вроде гота, я в них не особо разбираюсь. Только худой очень. И… – я не знала, как объяснить подруге его пугающее поведение, – кажется, он за мной следил, потому что знает обо мне слишком много.

– Круто! Еще и маньяк! – Маринкины глаза загорелись искрой «дуринки», как я это называла, за что иногда любила подругу еще больше, а иногда готова была придушить на месте и спрятать голову в песок.

Огонек погас так же быстро, как и вспыхнул: по коридору кафедры к нам направлялся Антон. «Я сматываюсь», – шепнула мне на ухо Марина: с моим мужем они друг друга откровенно недолюбливали, а после моих признаний об истинной сути наших взаимоотношений подруга предпочитала к нему не приближаться, боясь, что может без преувеличения выцарапать ему глаза.

– Доброе утро, Антон Викторович! – сладко пропела она, скривив за его спиной рожу и показывая жестами все, что на самом деле думает.

– Здравствуй, Марина! – пренебрежительно бросил Антон и воинственно повернулся ко мне, не знавшей как придать себе расслабленный вид и унять сбивающееся от предстоящей взбучки сердце. – И что это мы опаздываем? – Он тяжело опустился на край парты, презрительно разглядывая мое платье.

– Трамвай в депо пошел. – Я задумчиво листала тетрадь сегодняшней лекции, в которой значилось только название предмета.

– А вовремя выходить не судьба?

Лицо багровело, и на носу выступали лиловые прожилки, как у заправского алкоголика, раскрывая любимое вечернее времяпрепровождение Антона, о котором немногие догадывались. В общественном месте он держался и даже говорил шепотом, чтобы ни в коем случае не испортить образ самого идеального человека в мире. Претензии от этого становились мягче и завуалированнее, но их объем не сокращался, а скорее даже рос.

Вопрос я предпочла проигнорировать, чему не без помощи Маринки научилась совсем недавно – раньше я бы пустилась в оправдания и выгораживания самой себя – теперь же в этом не было необходимости: в общем-то, мне было уже все равно. Меня не задевали претензии, крики перестали доводить до слез, даже синяки на бледной коже запястий от слишком крепких хватаний за руки не казались мучительно синими. Этот брак стал в каком-то роде мазохистическим развлечением, которому я намеревалась положить конец, но никак не могла решиться.

– Ты тут вообще? – резкий голос Антона, сквозящий нетерпением, вырвал меня из рассуждений.

– Да-да, – я сфокусировала взгляд на искаженном яростью лице и изобразила наигранное удивление. – Ты спрашивал, во сколько ты ведешь меня в ресторан за то, что хотел придушить?

Новый порыв ярости чуть было не прорвался наружу сквозь образ благочестивого педанта, но Антон, вспомнив, что и так собирался заглаживать вину за испорченное утро, на этот раз сдержался и выдавил не менее наигранную улыбку, испугавшись слишком громких слов об удушении.

– Конечно, любимая. Во сколько ты бы хотела?

– У меня ученик после пар, подъеду туда часам к семи.

– Давай, я тебя встречу?

– Нет, спасибо. На автобусе я прекрасно довезу себя сама. – Я намеренно играла с огнем, провоцируя Антона, который даже слышать не хотел о покупке машины, аргументируя это дорогим обслуживанием и развитым общественным транспортом. И только я знала, что все дело в алкоголе – лишать себя ежедневных возлияний было бы для него слишком тяжелой платой за комфорт передвижения.

– Как хочешь, – с удивительной легкостью отозвался муж и наконец покинул аудиторию, унося с собой давящую атмосферу и давая мне вздохнуть полной грудью.

Минут пять я тупо смотрела в одну точку, пока Маринка за руку не выволокла меня на свежий воздух.

– Может, хватит уже над собой издеваться? – отчитывала меня подруга, таща через всю территорию института за кофе, который, по ее мнению, лечил от любого недуга. – Ты с ума так сойдешь. Он же тебя как ребенка за каждую мелочь отчитывает. И ладно бы только отчитывал, – она покосилась на почти сошедший с руки синяк, – я не хочу собирать тебя по частям в каком-нибудь лесу! Давай уже решайся, а то я сама за тебя заявление на развод подам.

– Я все знаю, – отмахнулась я, – жду подходящего момента.

– Это, какого же, интересно? Пока он оторвет тебе голову или из окна выбросит? Хотя вряд ли, эта туша ничего тяжелее пива поднять не сможет.

– Не знаю, как начать разговор. Жила бы я в его квартире, собрала бы по-тихому вещи и сбежала, а выгонять из своей квартиры сложно.

– Сложно, но можно! Хочешь, приду к тебе с винишком, и перекидаем его вещи прямо с балкона, а? Как тебе идея?

– Идея шикарная, но я должна все сделать правильно, чтобы потом совесть не загрызла.

– Отличница, блин! – Маринка, всегда поступавшая так, как велит сердце, только махнула рукой. – А знаешь, что? Не пойдем на остальные пары! Такой день шикарный, просидеть еще три часа этой тягомотины… Я не выдержу!

– Марин, ну вторая неделя только пошла, а ты уже собралась прогуливать!

– Выключай отличницу! Ты что, собралась строителем работать? Или бригадиром, может, как папа?

– Нет, конечно! – я в ужасе поморщилась от одной мысли о будущей профессии.

– Ну а что тогда? Получишь свой красный диплом, покажешь жирному, а дальше хоть подтирайся им!

– Какие там дальше пары? – я начинала уступать напору подруги.

– Метрология и еще какая-то ерунда. Ты ничего не потеряешь, в крайнем случае, возьмешь потом лекции у Беликова, он все равно писать будет. А ты мне пока про этого гота-маньяка расскажешь!

– Ладно, убедила! Гулять, так гулять!

Глава 4.

Удивительно, как в компании разных людей меняешься ты сама! Не думаю, что это имеет хоть какое-то отношение к неполноценности или несостоятельности личности – скорее к разным социальным ролям. Ты – студентка, сосредоточенная, собранная, внимательная. Ты – жена, в моем случае с этой ролью произошел полный провал, и для меня она обернулась забитостью, постоянным страхом и тщетными попытками контролировать свои слова и действия. Ты – пассажир трамвая, безучастно глядящий в окно среди таких же пассажиров, а потом твоими мыслями овладевает подозрительный незнакомец, и ты вступаешь в роль детектива, который проворонил слежку. И наконец, ты – подруга. Именно эта роль помогла мне позабыть и о навязчивой мысли о готе из трамвая, и об очередных препирательствах с Антоном, и о прогулянных парах. Маринка, как никто другой, своей легкостью и в тоже время налетом пренебрежения ко всему вокруг умела отвлечь меня от любых не дающих покоя идей. Мы несколько часов просидели на берегу пруда, греясь на солнце и заливаясь литрами кофе из палатки неподалеку, болтали обо всякой ерунде и смеялись до потери сознания. Так что даже проходящие мимо старушки с упреком качали головой, а Маринка строила им вслед рожи, как она это проделывала со всеми, кто ей не нравился. То есть вообще почти со всеми людьми в мире.

Получив подзарядку моральных сил, я на душевном подъеме вприпрыжку отправилась на работу. Общение с детьми, когда они были уже в том возрасте, чтобы все понимать, но по своей наивности еще не подвергать анализу, доставляло мне особое удовольствие. Мы частенько засиживались после занятий, разговаривая о том, чем же живет новое поколение, и я то понимающе качала головой, то хотела спрятаться от стыда, краснея, как будто это я несу полную, на мой взгляд, чушь. И да, к тому же я не хотела идти домой и пользовалась любой возможностью задержаться.