Ты меня бесишь

Она понимает, что снова начинает много говорить из-за охватившего её волнения, и замолкает.

Мак тем временем приникает к стеклу и, убедившись, что в комнате точно никого нет, начинает возиться с окном.

— Понятно… У тебя очень строгий отец. Мой не такой, мне кажется… Меня то отчим воспитывал, но чисто, так, под себя, понимаешь? Заставлял делать… всякое. И смотрел на меня… странно. Долбанный извращенец. Но ничего такого не было. Наверное, он просто хотел, чтобы мне было ещё хуже и я ни о ком больше не думал, и никого так не боялся.

— Он до сих пор живёт с твоей матерью?

— Нет, — усмехается Мак, а в окне что-то щёлкает, — иначе она бы от меня не избавилась. Я только ему нужен был. Матери со мной… тяжело.

— Надеюсь, он скоро загнётся, если уже этого не сделал, — отвечает Соня с удивительно простой, даже очаровательной жестокостью, не задумываясь.

— Помоги мне, — Мак пытается поднять раму. — Сомневаюсь, что мой отчим мёртв… Скорее всего просто нашёл себе новое развлечение и уехал.

— И ты не скучаешь?

Она прикладывает усилие, и рама поддаётся.

— Нисколько, — шипит Мак. — Разве что по матери, и то чуть-чуть.

Он начинает лезть в окно, молясь про себя, чтобы в комнату никто не вошёл.

Надо было спешить, так как из-за ветра и дождя при открытом окне в помещении становилось шумно.

Соня следует за ним.

Она наконец попадает в комнату бывшего друга, где не была уже много лет. Ей требуется секунда, чтобы сбросить оцепенение и закрыть окно.

— Просто, так бывает, — шепчет она, объясняя свой предыдущий вопрос. — Стокгольмский синдром. Рада, что у тебя его нет.

— Ну, я не сбежал от него из-за матери. Но если быть более честным, я не уверен, что только из-за неё. Не могу объяснить.

«А ещё наркотики. Он давал мне их. Специально. Где бы я, сам, без денег. Без всего…»

— Всё уже позади, — напоминает ему Соня, бесшумно подходит к двери и замыкает дверь.

Будет ужасно, если кто-то из его родителей попытаются её открыть, но у них хотя бы будет фора.

И тогда они точно поймут, что в доме кто-то был, свяжут это с исчезновением Тома, сообщать в полицию, те найдут частички ДНК, и привет колония для несовершеннолетних…

Своими мрачными мыслями она не делится с Маком, чтобы тот снова не начал дрожать и едва ли не заикаться, а достаёт фонарик и оглядывает комнату.

Тут мало что изменилось — в углу кровать рядом с тумбочкой, компьютерный стол, кресло ещё со времён его бабушки, громоздкий шкаф, на дверце которого… её распечатанные фото.

Мак замечает их и мрачнеет.

— Как-то… не по себе становится, — делится он.

— Да, — шепчет Соня, — чужая маниакальность — одно из немного, что меня пугает.

Она открывает шкаф, одежда там сложена как попало, хотя Том всегда ей представлялся педантичным.

— Хм… — Она вытягивает его старый свитер. — Слишком будет плохо и странно? Если ты наденешь его? Тебе холодно, и никто не заметит.

Она протягивает вещь ему.

Мака колотит от холода, но он чувствует, как по спине пробегает холодок иного плана.

В воспоминаниях слишком живо всплывает картина волка, которого тащат куда-то, оставляя позади дорожку из крови и грязи…

Но свитер Мак берёт.

— Странно, — натягивает он его на себя и тихо чихает в локоть. — Сама то не очень замёрзла?

— Я же не стояла целый день на улице… Я… нашла кое что, — она достаёт из кармана кусок ткани и подаёт Маку, — хочу взглянуть на его фотографии, может, найду доказательства, что у него была такая рубашка? Нашла это недалеко от дома, — признаётся и садится за стол, чтобы включить массивный компьютер и сразу же отключить колонки. — Наверное, из-за того, что он у него размером с коня, его решили не изымать, а просто скопировали все файлы… Как думаешь?

Мак тихо смеётся.

— Размером с коня, — повторяет он, и забирает у Сони фонарик, чтобы осмотреться получше.

И вскоре находит рисунки в ящике на полу.

Мак замирает, разглядывая портрет Сони в обнажённом виде, и спешно прячет его, чтобы не заметила она.

— Что у тебя там?

Соня оборачивается. За её плечем на экране высвечивается просьба ввести пароль.

Мак прячет рисунок за спину.

— А у тебя?

— Не представляю, какой у него может быть пароль. Я сейчас понимаю, что вообще плохо знаю, каким он стал.

— «Соня…», эм, как тебя там, — выдаёт Мак. — Или просто: «Соня». «Сонечка». «Моя любимая Сонечка». Не знаю, что-то такое, короче.

— Как тебя там? — переспрашивает со строгостью, вздёрнув бровь и возвращает внимание монитору, вбивая предложенные Маком варианты.

— Я фамилию твою всегда забываю… — виновато роняет он, и пытается спрятать рисунок под книги.

«Соня» подходит, она оборачивается на Мака, чтобы сказать об этом, и хмурится:

— Что ты там делаешь?

Он роняет рисунок и резко оборачивается, наступая на него.

— Ничего.

Но Соня замечает это и протягивает руку.

— Отдай.

Он вздыхает, но подчиняется и протягивает рисунок ей.

Она отводит взгляд очень скоро и возвращает листок Маку.

— Не знала, что он умеет рисовать… Но я не так выгляжу. И это видели полицейские… Положи, где взял.

Она со вздохом возвращается к компьютеру и начинает исследовать файлы.

Мак отчего то смущается и кладёт рисунок на место.

— Я понял, что не такая. Тебе не идёт такое тело.

Он замолкает, соображая, что сморозил чушь, и чихает. Уже громче.

— Прости, — шепчет он, вжимая голову в плечи. — Прости…

Она застывает, потому что на первом этаже слышится шум.

— Это какой-то бред, Колин! Не надо меня успокаивать, они говорят, что он светит кредиткой направо и налево, что он в чёртовых южных штатах, а ты предлагаешь мне успокоиться?!

Соня вдруг садится на пол и приникает ухом к паркету.

— Но это же хорошо, — возражает отец Томаса, — лучше знать, что он сбежал, но… жив…

— Он бы не поступил так с нами!

У Мака в ушах оглушительно колотится сердце.

Ему никогда не было настолько жаль незнакомых ему людей…

Он садится на кровать Тома, которая издаёт протяжный, но тихий скрип, и закрывает лицо руками.

Страх быть замеченным добавляется к иным переживаниям, и Мака начинает трясти.

Соня же выдыхает от облегчения и возвращается к компьютеру.

— Ты слышал? — шепчет, не оборачиваясь на Мака, — он мог просто уехать. Он был очень мрачный в последнее время. Может, дело не во мне.

— Я думаю… Думаю, нам стоит уйти.

— Почему? Я нашла папку с фотографиями. Мне нужно ещё немного времени. Ты… в порядке?

Мак отнимает от лица ладони и смотрит на неё покрасневшими глазами.

— Нет смысла. Прости.

Голос у него совершенно убитый.

Среди фотографий на мониторе есть одна, где Том задувает пятнадцать свечей на торте в той самой рубашке, кусок которой так взволновал Соню. Видно, что у него недовольный вид, скорее всего, его фотографируют родители, которые хотят, чтобы их чадо радовалось и было… нормальным.

Но Соня отвлекается и отходит от стола, чтобы подойти к Маку, как вдруг замирает, услышав шаги на втором этаже.

Мак бледнеет и это, кажется, заметно даже в темноте.

— Ну перестань, — доносится голос Колина, — иди ко мне. Всё будет в порядке, слышишь? Он найдётся. Его найдут. Скоро. Не ходи туда, не трави душу.

— Я останусь спать у него, — голос матери Тома совсем убитый.

Слышатся шаги и тихий вздох.

— Идём, — Соня едва разбирает слова Колина, — дорогая, пожалуйста.

Маку становится дурно, кажется, вот-вот и вывернет наизнанку.

Он в комнате убитого парня, в его свитере, с дочерью его убийцы, слушает, как за дверью родители Тома всё ещё ждут его и надеются на лучшее.

#43. Круговорот жизни

— Ладно, ты прав, конечно… Меня так раздражает фото той девчонки, когда я там. Что если он сделал что-то с собой из-за неё? — мать Тома всхлипывает.