Язверь

— А ты?

— Спрячусь в вентиляционной трубе.

«Немножко покрутит!»

Геру закрутило так, что через минуту она впала в беспамятство. Короткий отжим — не шутка. Матушкина стиральная машина отжимает вещи за пять минут. Сколько болтало ее, и как долго после остановки она находилась в обмороке, Гера не знала.

Если бы она не была скамом, то адское приспособление наверняка бы выжало всю ее жизнь без остатка. Без кислорода, оглушенный вибрацией, человек погибает.

Скам, оказывается, может и не такое выдержать.

Вернувшись в сознание, Гера не удивилась. Да и удивляться, по-крупному, нечему было. Она даже не понимала, где находится.

Она лежала мокрая на кафельной плитке, уткнувшись губами в мужские колени. С одежды струйками стекала вода. Во рту появился отвратительный синтетический привкус.

— Хорошо, что с тобой ничего не случилось, — мужчина гладил ее по волосам.

— Кто ты? — человека она не узнала.

— Постарайся вспомнить.

Она всматривалась в обветренное лицо, и память возвращалась. Возвращалась неправильно, от прошлого к настоящему. Словно проявлялись переводные картинки из детства.

Вот мама покупает ей в «Детском мире» школьную форму. К платью полагается белый фартук, и мама не может решить, какой фасон фартука лучше. Гере нравится тот, что с пышными «крылышками»-оборками, но она от чего-то молчит.

Вот отец за рулем новенькой Волги, и Гера упрашивает его покататься по городу. Отец медленно возит ее по московским улицам, и ей хочется, чтобы его рассказ о городе длился подольше.

Вот она на крыше девятиэтажки с мальчиком, который потерял ключи от квартиры. Мальчик хочет спрыгнуть на балкон, но оступается.

Вот она старшеклассница: возвращается после свидания заполночь, и матушка ее жестоко наказывает.

Вот выпускной класс, последний урок, экзамены…

Дальше-то что?

Словно страница перелистнулась — вспомнила. Как узнала его и полюбила, как превратилась в лемурга. Страстно любимый Славик оказался мерзавцем. Нет — скамом. Что, в принципе, равнозначно, ведь он хотел ее съесть.

А вот теперь стоп.

Она же сама — скам.

— Славик?!

— Тише. Я перетащил тебя в комнату, где хранятся продукты. Ее уже обыскали, и здесь никто не появится.

Помещение, в котором они находились, было узким, как гардеробная комната. Славик не ошибался, это был продовольственный склад. Слева от нее — горкой пачки спагетти. Чуть поодаль — банки с консервированной кукурузой. Она вытащила из-под себя промокшую пачку и положила на полку. Она лежала на каше быстрого приготовления.

Славик слегка наклонился, пошарил рукой между консервами и достал шоколадную плитку.

— Знаешь, — сказал он, пережевывая шоколад, — я ведь стал скамом три года назад. До этого вызревал в лемургах, а еще раньше работал риэлтором. Мог сделать карьеру и заработать кучу бабла. Жениться на замечательной девушке. У меня были родители. Младший брат. Теперь никого не осталось в живых.

— Погибли?

Он задумался, ответил бесцветно, совсем без эмоций:

— Сгорели в машине. Я сидел за рулем, следил за дорогой. Отец рядом трындел о работе. Дашка, любимая девушка, о чем-то судачила с матерью. Брат играл у них на коленях. Не помню подробностей… кажется, Дашка меня отвлекла, и я посмотрел на нее. А когда вместо собственных рук обнаружил лапы, обросшие шерстью, выкрутил руль, и от этого машину так развернуло, что отбросило на встречную полосу. Я ведь совсем не из робких, но тогда испугался всерьез. Думал, «крыша» уехала насовсем. И все же мне повезло выбраться из машины за секунду до столкновения с грузовиком. Потом случился припадок. Меня отвезли в больницу, долго лечили. А на работе уже подготовили увольнение; я оказался ненужным. Жить стало не на что. Вот так я продал квартиру и отправился путешествовать по стране. Хотел в Красноярске остаться, но на вокзале украли все деньги и документы.

— И как ты вернулся в Подольск?

— Подольск здесь не при чем. Я родом из Белгорода. В Москву перебрался случайно, спасибо вокзальной уборщице, тетке Полине, она меня приютила. Помнишь соседей по коммуналке? Тогда они еще лемургами были.

Гера молча кивнула.

— Жить-то нужно было на что-то, вот мы и подались на заработки в Москву. Сняли квартиру в Выхино. Думали, что нам повезло, ведь с нас не взяли предоплату. Тетка Полина все намекала на то, что на меня, мол, хозяйка запала, блондинка лет сорока.

— Скам?

— С хорошими аппетитами дамочка. Есть она нас не думала, держала для другого. Ее интересовало только бабло. Все, что мы зарабатывали, ей отдавали. Да и как не отдать? Жизнь-то дороже. Потом она сделала нас скамами. Научила с «лохами» работать, выращивать из них лемургов, чтобы потом скармливать другим скамам за деньги. Не знаю, куда, но пропала она. В той квартире теперь тетка Полина прописана.

«Неуютно, нога затекла, шея все еще ноет. Лучше сменить позу».

— Что будем делать?

— Дождемся, когда успокоятся, — Славик сосредоточенно дожевывал шоколад. — Лемурги знают, что мы спрятались. Ждут, когда мы покинем убежище. Думают, что поймают. Как бы не так. Я знаю, где выход. Под покровом ночи легче исчезнуть.

Славик прижался к Гере спиной.

Бывший сидел рядом, а она ничего к нему не испытывала. Если бы это произошло в пору ухаживаний, она бы, наверное, воспарила. Каким же далеким казалось то время. Да и многое изменилось, у нее появился Никита.

— Ты злишься? — Славик как будто читал ее мысли.

— Проехали, — она нахмурилась. — То, что было — прошло.

— А наша любовь? Ее мы тоже проехали?

— Не было ничего: ни любви, ни свадьбы.

— Как это — не было?

— Я была для тебя объектом охоты.

— Неправда. Я хотел превратить тебя в скама. Из-за меня ты скам. Перед богами ты мне жена. Ты прошла ритуал.

— Я тебе не жена! — плевать она хотела на все его ритуалы.

— Гера, мы с тобой скамы, оба. И нас не держат запреты, — он повернулся к ней, губами коснулся плеча.

Случайные прикосновения, легкая близость запястий — то, что еще вчера имело значение, сегодня раздражало. Сегодня Славик был для нее просто хорошим товарищем.

— Если не связывает любовь, не нужно и остальное.

Он на мгновение замер, как будто понял ее:

— Ты вернулась ко мне — для чего?

— Чтобы вместе сбежать. Одной мне не справиться.

— Машину не водишь? — Славик сощурил глаза. — А я, знаешь, умею! Вдруг я решусь на шантаж? Например, поставлю условие?

— Какое условие?

— Ты остаешься со мной.

«Узнаю прежнего Славика. На этот раз меня не сломить».

— А если я поставлю условие?

— Какое?

— Помощь в обмен на молчание. Я ведь могу закричать. А ведь тебе позарез нужен этот побег.

Славик хотел возразить, но задумался и замолчал. Кажется, она победила.

Поддерживать разговор не было смысла, тем более что общих тем не нашлось. Гера не простила Славику нападение. Ужас, который она испытала, став его жертвой, перечеркивал все ее прежние чувства. Он-то думает, что она ему обязана превращением в скама, что без него не осуществила бы этот побег. «Глупый скам, дерьмо», — как говорили сэлле. Вряд ли он догадывается, чего она лишилась по его милости. Как теперь объясняться с Никитой?

Гера не заметила, как уснула. Но сон не принес облегчения. Она бродила по Ониксу в поисках Ника, забиралась по веткам до вершин деревьев с синей листвой, приглядывалась к мерцанию звезд. Где-то внизу ее ожидала прекрасная сэлле, она настойчиво звала ее: «Иди к нам! Будь среди нас!». Голос ее звенел, как церковные колокольчики, и Гера почти поддалась на ее уговоры. Но сэлле, как это бывает в снах, из белокурой красавицы превратилась в дряхлую особь — ту, кем Гера не успела поужинать. Старуха простерла морщинистые руки и заверещала, будто от боли.