Язверь

— Ты что творишь? — крикнул Борейко.

Парень был невменяем:

— Сперва она меня проглотит. Потом сожрет вас, Аркаим и Челябинск. Доберется до границ и сожрет Землю. Это же смерть, вы не видите?

Профессор понял, что теряет контроль. То же происходило с парнишкой. Они оба, не сговариваясь, двинулись к аномалии и разом преодолели ступень перехода.

Гера испугалась:

— Профессор, но ведь вы слишком близко подошли к воронке.

— Не волнуйся, здесь безопасно.

Никита вернулся с дорожным знаком в руках: на запылившемся «блюдце» красовался слегка помятый «кирпич». Следовавший за Никитой шофер нес трубу, к которому «блюдце» крепилось.

— Кто-то снес этот знак. Давайте вобьем его где-нибудь, чтобы не лезли, куда не положено.

Ник осмотрелся.

В почве виднелись небольшие отверстия, как будто землю изрешетили шарами от гольфа. Наверняка, и кроты, и полевки отсюда ушли — их потревожила аномалия.

Край трубы опустили в одно из отверстий. Ник слегка надавил, и труба на локоть провалилась под землю.

— Вы что-нибудь слышите? — спросила Гера.

Странное ощущение, как будто остановилось время. Словно стоишь у окна, а снаружи дождь к стеклам прилип, и видны лишь силуэты деревьев — ломаные силуэты, искаженные невидимым фильтром. Да и стекла не мешало бы вымыть.

— Рядом с ловушкой время течет по-другому, — объяснил Борейко. — Если встать у линии перехода, лучи начнут дробиться, проходя через временные слои. Свет в этом месте преодолеет расстояние в триста тысяч километров не за секунду, а за две или три.

— Профессор, именно это я и вижу сейчас!

— Неужели я уже за…

И словно волна накатила; силуэт профессора исказился и через секунду исчез.

Перед ней та же степь, та же воронка «кротовой норы», вот только профессора как будто стерли из бытия.

— Как же так? — она посмотрела на Ника. — Делать что?

— Отправлюсь следом. Профессора нельзя одного отпускать.

— Но тогда ты станешь донором тела.

— Мой долг — испытывать Транспорт, — вздохнул он. — Такая работа. Летчики, шахтеры рискуют не меньше.

— Тебе хоть платят за это?

Зря она в момент расставания заговорила про товарно-денежные отношения, когда он начал движение.

Светлые, темные всполохи, словно круги по воде. Время замерло, и Гера смогла рассмотреть ту часть Никиты, что была ближе к ней: согнутая спина, взмах руки, нога в военном ботинке. Грудь и голова превратились в пиксели. Ник уходил, и остановить его она не могла.

Если он ушел навсегда?

Вдруг, меняя людей сознанием, ловушка не убивает? Если первый возвращается, то вдруг второй отправляется в прошлое?

Где шофер?

Она обернулась. Автомобиль находился в том же месте, и человек в нем застыл в странной позе, так и не поднеся сигарету к губам. Так снимок запечатывает момент, превращая его в мертвое изображение.

Борейко сказал, что из ловушки нет выхода. Это значит, что она может просидеть возле горизонта событий хоть бесконечность. В рюкзаке за спиной бутылка воды и горстка конфет, которыми ее угостили. Отцовская книга осталась в казачьей избе. И зачем только она ее отдала?

Что с Никитой? Неужели она его навсегда потеряла?

Она снова села на землю, зашмыгала носом.

Вдруг он, действительно, в прошлом? Получается, настоящее, из которого он попал в ловушку, будущего для него не создаст. В настоящем его скелет рассыпается прахом в одном из захоронений. Еще минуту назад его там не было, но случилось невероятное, и он, словно по волшебству, возник из пыли или из глины, как Адам в священных книгах.

Так не бывает. Вселенная не способна делиться.

Если все же предположить невозможное? Если реальность может расколоться, породив себя же в отражении? В настоящем нет прошлого и, по-крупному, сколько у него вариантов, один или тысяча, значения не имеет. Если появилось два варианта: первый — тот, в котором ей довелось родиться и жить, и второй — в котором лежали останки Никиты, и они склеились в точке, когда Никита попал в ловушку? Сознание, подобно сознанию профессора, вытеснило прежние воспоминания, заменив на другие. И теперь она так же, как и Александр Анатольевич, находится не в своем организме.

Не успела Гера поразмыслить над странным открытием, как невероятная сила ухватила ее, втянула в пустоту. Здесь же, в безвременье, был Никита. Его армейский ботинок пролетел в сантиметре от ее головы.

Не позволив ей осмотреться, сила выбросила ее на землю пустынной саванны. Чтобы не потерять направление, она отправилась следом за солнцем. Если верить часам, идти пришлось семь часов тридцать четыре минуты. Когда солнце зашло и на горизонте показались строения, она прибавила шаг. Бутылка воды к тому времени опустела.

Приближалась деревня. Усилием воли ей удавалось двигаться дальше. Она с трудом добрела до деревенских окраин. Возле первой лачуги на камне кто-то оставил емкость с водой, и она ополоснула лицо, сделала несколько быстрых глотков. Вода оказалась на вкус слегка горьковатой, с примесью незнакомого фрукта, но удивило не это.

Гера узнала голос, который доносился из дома.

— Долгие годы я изучаю вашу религию. Если останусь здесь, ты научишь меня ремеслу?

Ответила женщина. Случилось чудо, и Гера ее поняла.

— Высоколобый, знаешь ли ты, что мы не доверяем чужим?

— Я тебе не чужой.

Отец! Родной, настоящий. Но как он здесь оказался?

Гера пошла на звуки, осторожно раздвинула прутья там, где они расходились.

Отец сидел на плетеной подстилке, слегка откинувшись на подушки. На нем темный спортивный костюм с эмблемой «СССР» и с белыми полосками по бокам. На ногах покусанные Мулатом кеды. Не изношенные, новые, будто только что из магазина. Да и сам он за долгие годы не изменился, оставшись таким же упитанным сорокалетним профессором, каким она его помнила.

Рядом, касаясь отца бедром обнаженной ноги, возлежала крупная темнокожая женщина. Она сердилась, курила «Мальборо».

— Если останешься, придется тебе брать в жены одну из Лоа. Делиться я не хочу.

Отец понял подругу по-своему. Ладонь его руки опустилась в ложбину между ее коленями и заскользила выше, к бедру. Пока отец гладил ее, она налила в емкость темную жидкость, отпила пару глотков и предложила отцу.

Глотнув, отец откинулся на подушки. Вскоре он потерял сознание: его глаза закатились, а рот слегка приоткрылся. Спал ли он или умер, только, похоже, способность чувствовать к нему уже не вернулась.

— Вот так, — она подложила подушку и склонилась над ним. — Спи, муженек. А пока я кое что у тебя заберу.

За спиной словно включилась мощная вытяжка. Геру потащило назад со скоростью взлетевшего Шаттла. Почудилось, что она — не она, и что у нее четыре руки и ноги, но та же сила разорвала ее многорукое тело и выбросила в очередную реальность.

В следующее мгновение она, откинувшись навзничь, лежала возле муравейника. С Ником тоже ничего не случилось. Тело Ника не пострадало, он находился поблизости.

— Ник? Профессор? — она смотрела на человека, внутри которого мог оказаться другой.

Он встал сам и помог выпрямиться Гере.

— Я же просил оставаться на месте. Зачем рисковать?

Из ее груди вырвался вздох облегчения:

— Не сработало, мы не обменялись телами!

— Ошибаешься. Пропал Борейко.

Они подождали профессора какое-то время — не дождались. Из Транспорта он так и не вышел.

Известие об исчезновении профессора быстро разнеслось среди жителей палаточного городка. Не осталось ни одного лемурга, кто бы не проводил их заинтересованным взглядом.

Прежде чем покинуть Аркаим, Гера зашла в казачью избу, чтобы забрать отцовскую книгу. Копию действительно распечатали, но в тайну, где находился принтер, ее не посвятили. К книге проявили уважение: одели в кожаную обложку и немного подновили страницы.