Страница 2 из 4
а все потому, что однажды,
когда девочке было 9 лет,
он пригласил ее к себе,
усадил на колени,
сначала обнял,
затем стал прикасаться и ласкать ее через одежду…
Девочка любила Михаэля, доверяла ему и поэтому никак не сопротивлялась
Сосед позвал ее в свою спальню,
лег с ней на кровать и стал прижиматься к ее интимным местам, гладить их
Он знал, что она ничего не расскажет своим строгим родителям,
но теперь боялся, что все может раскрыться
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ (И ЕЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Преподобный Христофор стал дольше задерживаться за закрытой дверью наедине с дочерью
Мать Мария стала злиться еще больше
И как только первый выходил оттуда,
она врывалась в комнату с придушенным:
«Ах ты, маленькая сука!», –
захлопывала дверь,
и плач, доносившийся из-за нее, перерастал в нечеловеческий вой
Михаэль несколько раз порывался прийти к ним с возмущениями, чтобы заступиться за ребенка,
но так и не решился
Однажды, когда отец Христофор вернулся с вечерней службы,
из-за двери вышла его жена и сказала, что этой несчастной твари запрещено выходить из комнаты
Христофор заглянул в полумрак за дверью и увидел свою дочь лежащей на полу без одежды, сильно избитой, привязанной веревкой за шею к батарее
У него сжалось сердце, и кровь прилила к горлу,
но он не посмел перечить Марии;
было решено оставить наказанную так до утра
ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ (И ЕЕ ПРЕДВЕСТНИКИ)
Это был пансионат сестер милосердия для девочек, оставшихся без родителей, и строгим настоятелем во главе таких же строгих монахинь-сестер
Тут я снова ненадолго появлюсь, чтобы просто напомнить вам, что в подобных местах редко обходится без жестокости и наказаний за непослушание,
так как люди существуют там где-то в отрыве от реальности современного мира,
особенно, учитывая то обстоятельство, что мы с вами оказываемся в прошлом, –
а я могу себе позволить такое путешествие и перенести вас с собой, –
лет на тридцать
Девочкам пансионата от 7 до 10 лет,
и суровые монахини часто наказывают их работами,
бесконечным чтением Священного писания, –
чей текст в робком детском сознании доходил до бессмысленности, –
а также не гнушаются бить розгами,
для чего отводят в специальную комнату,
заставляют полностью раздеться,
стать на колени в молитвенной позе
и читать во время экзекуции «Отче наш»
Мы сейчас как раз попали в один из таких моментов
Сегодня настоятель самостоятельно решил исполнить наказание во имя послушания и страха господне
Он смотрит на светлоглазую девочку,
та послушно снимает одежду,
ложится к нему на колени,
и тот начинает с силой шлепать ее ладонью по ягодицам
Она не может сдержать слез от унижения и боли,
и тогда святой отец начинает утешать несчастную,
говоря о том, что все это для ее же пользы
и во имя господне, которому они все здесь неизменно служат,
дабы не попасть в лапы великого обольстителя, –
продолжая поглаживать раскрасневшиеся ягодицы
Затем пальцы его скользят ниже
Девочка замирает
Настоятель с придыханием произносит, что это еще не все наказание,
и если она,
носящая столь великое имя, как у самой божьей матери,
хочет до конца искупить свои грехи и заслужить прощение,
то должна еще кое-что для него сделать
Он поднимает полы сутаны и ставит девочку перед собой на колени
ИСТОРИЯ, КОТОРАЯ ДЛИЛАСЬ С ПЯТНИЦЫ ПО ВОСКРЕСЕНЬЕ
Привязанная веревкой за шею к батарее девочка
оставалась в таком положении весь следующий день
и, от нанесенных побоев, скончалась к утру дня воскресного:
за это время она не вставала, справляя нужду под себя;
никто к ней не заходил, не приносил еду или воду
ЧАС ДО РАССВЕТА
Окоп,
извилистая траншея,
укрепленная бревнами,
мешками с песком,
обитая досками
Дно,
когда-то выложенное мостками,
утопает в грязи и лужах:
дожди окончательно превратили его в болото
Еще темно,
и по небу ползут черные тени туч;
кроме них из окопа ничего не видно
Я сижу и думаю над тем, что у меня совершенно промокли ноги,
а обмотки превратились в грязные рваные бинты,
которые никак не хотят держаться
и все время развязываются
Носков было всего две пары –
и это месяц назад, –
так что ступни превратились в две сморщенные губки,
коченеющие от вездесущей сырости и холода осенней ночи
Я не сплю,
не потому что на посту,
а потому что не могу уснуть в ожидании атаки,
которая может прийти с рассветом
Но большинство солдат дремлют в блиндажах
или прямо в окопах,
под растянутыми тентами из плащ-палаток,
примостившись на размокших мешках с песком
Мы здесь уже месяц,
бессменно,
не возвращаясь в гарнизон,
не получая регулярного снабжения
За год, что я провел на этой войне,
такое впервые;
мы не знаем, чего ждем,
но прекрасно догадываемся, что происходит
После недели беспрерывных атак
от первоначального состава нашего полка
уцелело около двух сотен человек,
остальные – вновь прибывшие,
периодически пополняющие потери,
а также их численность,
зачастую не сумев продержаться и дня
Я разместился под окопным фонарем,
на неподъемных от сырости мешках,
и проверяю обмундирование,
крепления ремней и патронташей
Сумку для противогаза проели крысы
и постоянное ползание на брюхе,
так же, как и сумку для гранат,
откуда теперь они того и гляди вывалятся,
котелок помяло ударом осколка
Зато у меня новенький ранец
и отличный теплый шарф,
снятый с раненого пленного
месяц назад,
как только мы попали в эти окопы
Шарф был уютней и красивее,
чем бывшие у наших вязанные снуды,
но в практическом смысле
оказался не настолько удобным,
что подтвердила первая же ночная вылазка за линию фронта,
когда все пробирались вперед,
делали подкопы под рядами оградительных укреплений из колючей
проволоки,
внимательно наблюдая за приближающимся рубежом противника,
а я ползал по развороченной снарядами земле,
среди обугленных, поваленных стволов
и искал в темноте свой шарф
Но сейчас,
сидя здесь,
в этой грязной, сырой траншее,
наряду с фонарем, он вызывал приятные ощущения,
единственные из всего, что могло показаться здесь таковым