Мой личный враг

К моим щекам и подмышкам стремительно приливает кровь. От унижения, которое я испытываю в этот миг, мне хочется провалится сквозь землю.

— Хам! — бросаю я, едва дыша от возмущения, и отступаю на шаг назад.

На лице Благова играет самодовольная улыбка, а взгляд бесцеремонно скользит по моей фигуре, подозрительно долго задерживаясь на груди.

Я опускаю глаза и когда понимаю, что его так заинтересовало, хочу умереть. То самое серебристое платье, которое я взяла по совету мамы, — моя погибель. Тонкая ткань струится и мягко облегает тело, эффектно подчеркивая каждую его округлость, но фасон в бельевом стиле не позволяет мне носить с ним бюстгальтер. Это никогда не было проблемой. Никогда до этого момента.

— Замерзла? — с невинным выражением на лице интересуется Благов.

В инстинктивной попытке спрятать доказательство своей слабости складываю на груди руки и гордо поднимаю подбородок. Наши взгляды скрещиваются.

— Меня ждет мой парень, — мысленно хвалю себя, потому что голос звучит на удивление твердо и беспечно.

— Я видел его в холле, — Благов пожимает плечами. — Кажется, ему сейчас не до тебя.

— Зато тебе до меня?

— Всегда готов прийти на помощь, — сверкая белозубой улыбкой произносит он. — И что-то мне подсказывает, ты не будешь против.

— Пошел ты… — взрываюсь я, но не успеваю закончить фразу. Указательный палец Даниила перекрывает мои губы, заставляя замолчать.

— Шшш, — шепчет он. — Сколько эмоций. Неужели я в твоих глазах представляю такую угрозу?

Отталкиваю его руку и сердито произношу:

— Я тебя ненавижу!

Благов довольно улыбается и удивленно приподнимает брови. Я никогда не замечала за собой жажды крови, но сейчас я видимо пребываю в состоянии аффекта — мне хочется с криком набросится на этого человека и придушить собственными руками.

— Ненависть — отличное чувство, — между тем говорит он. — Куда лучше безразличия. Но нам оно и не грозит, правда?

Каждая клеточка моего тела, дрожащая от дикого коктейля эмоций, готова с ним согласится. Мое влечение к нему настолько сильно, что кажется сверхъестественным.

— От скромности ты точно не умрешь, — мой голос сочится ядом, когда я выталкиваю из себя эту фразу.

— Ты предпочитаешь вранье?

— Я предпочитаю, чтобы ты перестал меня преследовать! — заявляю я.

— Врешь. Я вижу, как ты на меня смотришь, когда думаешь, что я не замечаю. Ты хочешь меня не меньше, — он делает выразительную паузу, демонстративно глядя на грудь в капкане моих рук. — А может и больше, чем я тебя.

— Я не хочу тебя. У меня есть парень, — отвечаю твердо, не чувствуя той уверенности, которая звучит в моем ответе. В наших перепалках я так часто использую это оправдание, что уже сама перестаю воспринимать его всерьез. Благов же вообще пропускает мимо ушей.

— А я хочу тебя, — от откровенно интимных ноток в его голосе я вздрагиваю, но презрительно одергиваю себя.

— А что, Вера тебя больше не удовлетворяет? — спрашиваю едко.

— Забудь о ней, — мурлычет он довольно. — Сейчас я весь в твоем распоряжении.

— Мне неинтересно.

— Дай угадаю: потому что у тебя есть парень? — издевательски произносит он.

— Потому что мне неинтересно.

— Врешь.

— Не вру.

— Конечно, врешь. Но так даже интереснее.

— Извини, что приходится прерывать поток твоего самолюбования, но мне нужно идти.

— Торопишься к хоккеисту, чтобы получить традиционный поцелуй под бой курантов? — спрашивает он.

— Завидно? — не подумав, бросаю я. — Тебе-то мой поцелуй явно не светит.

Я не знаю, как описать улыбку, которая появляется на лице Благова в ответ на мои слова. Она хищная, самоуверенная, даже снисходительная, но ласковая. Может быть, именно с таким выражением на лице тигр смотрит на свою жертву, которая делает отчаянные попытки сбежать из запертой клетки.

Я робею. Понимаю, что не стоило так откровенно бросать ему вызов, но дело уже сделано. Его глаза полыхают бесшабашным огнем, перед которым я чувствую полную беспомощность. Знаю, что вляпалась, но не до конца понимаю последствия.

В этот момент музыка стихает, и я слышу голос ведущего. Меня накрывает паника, потому что в Новый год я здесь с Благовым, а не со своим парнем. Это в корне неправильно. Это ужасно. Но ведущий, а вместе с ним и весь зал оказываются глухими к моим моральным страданиям и начинают громкий обратный отсчет последних секунд уходящего года.

Двенадцать.

Благов решительно шагает ко мне, сокращая между нами расстояние, которое я с таким трудом отвоевала считанные минуты назад.

Одиннадцать.

Он по хозяйски кладет руку мне на талию и дергает на себя. От его самоуправства ощущения пугающие — словно меня затягивает в воронку торнадо.

Десять.

Пальцы свободной руки ложатся на мой подбородок, приподнимая его. Этот собственнический жест вызывает во мне бурю пронзительных ощущений. По телу растекается горячая лава, и я машинально приоткрываю губы, чтобы было легче дышать.

Девять.

Наши глаза встречаются. Его синие сейчас почти черные — зрачки полностью скрывают цветную радужку. А их безумный блеск сводит меня с ума, заставляя судорожно сглотнуть набежавшую то ли от страха, то ли от возбуждения слюну.

Восемь.

Я облизываю пересохшие губы, а Благов, пялясь на мой влажный рот, медленно, словно испытывая меня, спускает ладонь с талии на мою ягодицу и крепко сжимает.

Семь.

Стук моего сердца настолько громкий, что я не удивлюсь, если его слышит весь зал. Я знаю, что в моей власти прекратить все это, но я не прекращаю, лишь склоняю голову, чтобы спрятаться от пронзительно-синего взгляда.

Шесть.

Неровный стук чужого сердца рядом со мной вызывает дрожь, которая волнами расходится по моему телу. А манящее тепло и пикантный запах заставляют вскипать кровь.

Пять.

Дыхание Благова со свистом вырывается из его груди. Я чувствую его на своей щеке, на шее, возле уха. Где-то на задворках сознания теплится мысль, что он — бабник и развратник, но мой рассудок отказывается ее воспринимать. Я чувствую, что устала сопротивляться. Что как-то так вышло, что ситуация уже не кажется мне неправильной, непристойной.

Четыре.

Его ладонь ложится мне на затылок, бесцеремонно сминая волосы. Земля качается у меня под ногами. Все, что я могу — прикрыть глаза, чтобы сохранить те крупицы здравого смысла, которые ещё остались.

Три.

Я нерешительно кладу ладони на крепкую мужскую грудь и сжимаю пальцами шелк белоснежной сорочки.

Два.

Мои руки скользят выше — к шее, потом путаются в жестких волосах на затылке. И я точно знаю, что этот жест означает мою полную капитуляцию.

Один.

Я мечтаю, жажду ощутить вкус его губ. От нетерпения встаю на носочки, но другие руки сжимаются на моем теле, выдергивая из крепких объятий, а знакомые губы впиваются в рот жгучим поцелуем.

Перезвон курантов врывается в мой мозг, рассеивая чувственный дурман.

— С Новым годом, малыш, — слышу я хриплый голос Сашки. — Я чуть не опоздал.

Утыкаюсь влажным лбом в его грудь, но перед этим бросаю взгляд в сторону.

— С Новым годом, — шепчу тихо, не в состоянии оторваться от обескураженного лица Благова с выступающими от напряжения скулами и дикими глазами.

13

Упираюсь руками в холодный мрамор раковины и невидящим взглядом смотрю на мощную струю воды, льющуюся из открытого крана. От сильнейшего эмоционального напряжения грудь скована тупой болью. Дыхание частое и судорожное. Кровь пульсирует в висках.

Смачиваю ладони и протираю ими лицо и шею. Макияж? Плевать. Мне нужна шоковая терапия, чтобы отойти от случившегося.

Поднимаю голову и упираюсь в собственное лицо в зеркале. Кожа бледная, лишь на щеках алеют два розовых пятна, глаза безумные, грудь тяжело вздымается, будто я страдаю тяжелой формой астмы.

Всматриваюсь в отражение и не узнаю себя. Внешне я почти не изменилась, но внутри все мне чуждо.