Страница 13 из 16
Не хватало теплой, зимней одежды, ее было крайне мало и в тонких шинелях, мы также промерзали насквозь. Кутались мы во что попало, даже в женские платки из-за чего выглядели как чучела и оборванцы. Сапоги, казалось бы, неплохого качества, достаточно прочные не спасали от холода. Обувь в немецкой армии выдавалась размер в размер, в то время как в Красной Армии это учитывалось и обувь выдавалась на размер больше. Уже потом, мы стали тоже брать обувь большего размера, пихали туда газету и пучки соломы. Красноармейцы, как мы замечали были одеты значительно лучше и теперь уже мы им завидовали! У советских солдат были теплые шинели, ватные куртки, шапки ушанки, перчатки, валенки, у офицеров теплые овчинные полушубки. Если нам вдруг каким-то чудом удавалось достать валенки, то это было огромным счастьем!
Глава 17
Несмотря на то, что наши части были порядком измотаны и уставшие, потеряли значительную часть своей боевой мощи, в конце ноября, начале декабря наше командование готовило еще одну попытку наступления на Москву.
Первого декабря был отдан приказ и после предварительной подготовки, вместе с танковыми частями наш 2-й батальон, 478-го полка, 258-й ПД, 6-я рота перешли по льду реку Нара и двинулись к Кубенке по направлению к деревне Акулово, шоссе Наро-Фоминск. Встретив под Акулово ожесточенное сопротивление и потеряв более 30-ти танков мы повернули обратно и попытались прорваться на шоссе Минск-Москва через Головеньки. К исходу дня, наш 478-й полк, вместе танковыми частями порядка 30-ти танков, закрепился в районе высоты 210,8, Алабинского полигона. Второго декабря, к 12-ти часам, наши части заняли деревни Юшково, Бурцево, а 3-4-го декабря снова разгорелись ожесточенные бои. На нашем участке прорвалось значительное число советских танков Т-34, которые буквально расстреливали нас в упор. Мы потеряли несколько пулеметных расчетов, а потери нашей роты составили треть от всего состава. Как не пытались офицеры нас сдержать, но солдаты не выдерживали и при появлении советской пехоты за 70-50-м от наших позиций обращались в бегство. В итоге 5-го декабря мы отошли на исходные позиции за реку Нара, откуда и начали свое продвижение. Вторая попытка немецких войск прорваться к Москве на центральном направлении закончилась провалом.
Но это было еще только началом наших дальнейших бедствий. С 5-го декабря началось наступление советских войск по всему фронту. Еще неделю немцы держали оборону, а с 16-го декабря начали отступать. Измотанные в предыдущих боях, мы не в сих были сдержать натиск. Отступали мы по тем же дорогам, по которым ранее шло наступление. Многие деревни и села были сожжены, и укрыться нам было практически негде, ночевать приходилось буквально в лесу. Грелись мы где придется, разводили огонь возле землянок, делали шалаши и ютились в немногих еще уцелевших избах, которые всех разместить не могли. Но даже огонь разводить нужно было с большой осторожностью, так как действовала советская авиация и его могли обнаружить с воздуха. Нередко наутро мы обнаруживали замерзшие тела наших товарищей, ложились спать и просто не просыпались. Притом мы едва не попали в окружение, и наша дивизия потеряла более 60% своего состава, и большая часть из них составляла именно небоевые потери. С пополнением у нас было плохо.
На одном из заданий, мы около двух часов провели неподвижно, наблюдая за советскими позициями, почти на тридцатиградусном морозе и порывистом ветре. Я получил сильное обморожение и едва не остался без пальцев на ногах. У меня был сильный кашель, температура под сорок, тяжело было дышать и думал отдам концы.
Не имея возможность обогреться и высушить одежду я простыл и попал в госпиталь с воспалением легких, где встретил Новый Год и провел почти два месяца. Фронт к тому времени стабилизировался и наши части заняли оборону восточнее Вязьмы. Наша дивизия понесла настолько большие потери, что мы могли охранять лишь небольшой участок.
Письма домой я писал, но не очень часто, о чем писать просто не знал. Да и как описать те невыносимые условия, трудности с которыми мы сталкивались? Расстраивать своих близки мне не хотелось, ни маму с сестрой, ни фрау Марту с Клаусом. Но все же писать было необходимо, давать о себе знать, что я жив, поскольку за меня беспокоились.
В Германии, в Штеттине, Мария вместе с Хельгой читали письмо сына: «Здравствуй мама! Нас побили под Москвой и Наро-Фоминском. Мы отступаем. Я живой и сейчас нахожусь в госпитале. Нет, я не ранен, когда ходили в разведку, долго лежали в снегу. Я сильно замерз, обморозил пальцы ног и рук, сильно простыл и заболел воспалением легких. Сейчас выздоравливаю. Как у вас дела? Как живете? Очень скучаю по вам, если отпустят, обязательно приеду в отпуск. Привет, сестренке, фрау Марте, Клаусу, и дочке Эльзе. Я вас всех очень люблю! Ваш Иоганн Вильгельм…»
– Слава Богу живой! – вздохнула с облегчением мать.
– Может еще приедет в отпуск? Хоть ненадолго! Ведь других же отпускают. «Я тоже очень скучаю по брату!» – сказала Хельга с надеждой.
Нам приходилось ходить в разведку, захватывать пленных и не всегда это было легко. Однажды, чтобы проникнуть в тыл к русским, мы даже нарядились в советскую форму, одели ее поверх немецкой. На мне была шапка ушанка, валенки и я очень даже походил на советского офицера, в темноте нас просто сложно было отличить. Пятеро из нас должны были пробраться в поселок, занятый русскими, а остальные прятались в ближайшем лесу и должны были прикрывать наш отход, в случае если захватим пленного. В темноте нам удалось проскользнуть, но уже в поселке нас заметила группа советских солдат. Что делать? Нас окликнул сержант.
– Стой! Кто идет?
– Свои! Какого хрена б****?! Не видишь, что ли? Лейтенант Плотников, нам в санчасть…
– Извините товарищ лейтенант, мало ли кто ночью шляется, в темноте не видно, сразу не разберешь…
– Все в порядке.
Услышав родной русский мат, и решив, что перед ним офицер, выше его по званию, сержант потерял бдительность и даже не потребовал документов! Мы были буквально на волосок от гибели! Когда русские опомнились и бросились за нами в погоню было уже поздно. Мы, захватив в плен советского офицера, скрылись в лесу, и группа прикрытия открыла огонь автоматной очередью.
Наши части очень нуждались в отдыхе, восстановлении сил, пополнении, и нас временно отвели в тыл, в качестве резерва. В это же самое время я случайно познакомился с русской девушкой, Ниной, с которой у меня завязались отношения. Нина работала в немецкой столовой, делала уборку и мыла посуду, поскольку ей как-то надо было выживать и кормить ребенка. Когда девушка возвращалась с работы к ней пристали каких-то двое подвыпивших немецких солдат. Мы с Алексом услышали крики о помощи и кинулись на место происшествия.
– Эй! – окликнул я – Что здесь происходит? Отпустите девушку!
– Тебе что надо?
– Не видишь, перед тобой фельдфебель? Вы нарушаете дисциплину, и я вынужден буду доложить об этом вашему командиру! Вы пьяны как свиньи! Пошли вон отсюда! Дерьмо…
Узнав, что все же выше по званию, те двое не стали с нами связываться и вынуждены были убраться. Когда я заговорил с девушкой по-русски, она была немного удивлена.
– Не бойтесь, давайте мы вас проводим. Вы далеко живете?