Великий Годден

– Здесь симпатичнее, чем кажется, – услышала я ее голос, и Кит в ответ пробормотал что-то одобрительное.

Симпатичнее, чем кажется? Да здесь все превосходно.

– Тут можно играть в теннис, плавать и ходить под парусом, а еще здесь есть лошади и много рыбы. И город всего в нескольких милях, хотя я не думаю, что ты водишь машину. – Она ненадолго умолкла, размышляя, куда идти дальше.

– Если мне у вас не понравится, то в этом будешь виновата не ты, – сказал ей Кит. – А вообще-то я должен учить монологи для прослушивания в Королевской академии. Так что скучно не будет.

– Обычно у нас не скучно, – заверила его Мэтти. Это прозвучало нелепо, хотя было очень даже возможно, что Кит может счесть свою жизнь здесь невыносимо скучной. – Думаю, это зависит от того, к чему ты привык. Королевская академия? Круто.

Они сели перед нашим домом, и я хорошо видела суженого Мэтти. В нем было нечто бисексуальное, но разве можно что-то знать об актерах наверняка? То, как он слегка вздергивал подбородок, словно позировал перед камерой, выдавало его игру и создавало впечатление, будто он тщательно изучил, какие ракурсы наиболее выгодны для него.

– У вас изумительный дом, – сказал Кит.

– Он всегда принадлежал нашей семье, – ответила Мэтти, скрестив ноги. – Мы едва замечаем его.

Алекс высунул голову из-под крыльца:

– Ты, должно быть, Кит.

– Да, должно быть. А кто, должно быть, ты?

– Алекс. – Выбравшись из тесного убежища, он распрямился, моргая на солнце и счищая паутину с волос, рук и ног. – Оу! – сказал он, размахивая руками взад-вперед. – Рука затекла!

– А что ты там делал?

– Изучал жизнь животных. – Алекс достал фонарик величиной с ручку и направил луч света прямо в глаза Кита. – Лягушки, тритоны, букашки, все виды.

– У меня не слишком хорошо с биологией.

– А это не биология, – сказал Алекс. – Это мир.

Кит моргнул.

В их разговор вступила Мэтти:

– Ты ходишь под парусом?

– Бывает. – Кит проследил за ее взглядом на море. Несколько лодок с мачтами покачивались в лагуне.

– Зайти в устье довольно трудно, но ты научишься, – заверила его Мэтти, выделывая ногами пируэты.

Кит выглядел заинтересованным:

– Тебе придется взять меня с собой. Я плавал только в Тихом океане. А это совсем другое.

– Ну, во-первых, он гораздо больше, – буркнул Алекс и снова исчез.

– Здесь есть чем заняться летом, – сказала Мэтти. – В конце августа папа и Мэл отправляются в Большое плавание. Нам не разрешается выходить с ними, потому что это дело мужское, и однажды они чуть было не столкнулись с паромом, а в другой раз ветер был очень сильным и сломал мачту. – Она помолчала. – А еще мы устраиваем турнир по теннису, такая у нас традиция. И это действительно весело.

– Я люблю теннис.

– Мэл – самый лучший наш игрок, но я тоже играю хорошо.

Мэтти действительно хорошо играла в теннис, ничего выдающегося, но совсем даже неплохо. Мы называли наш способ играть «камикадзе» – игнорировали всяческие правила, и судьи на корте не было. Победитель в споре становился победителем в игре.

Хоуп – она была на пляже – позвонила в колокольчик. Обед готов.

– Надо возвращаться, – сказала Мэтти.

– Приготовьтесь к обеду с Флоренс, – улыбнулся Кит. – Она очень эмоциональна при расставаниях. Рыдания заставляют ее чувствовать себя хорошей матерью.

– А разве она не хорошая мать?

Кит рассмеялся.

7

Я изучала Флоренс Годден, как фотограф дикой природы изучает кольцехвостых лемуров. То, как она притягивала к себе внимание, нельзя было объяснить одной лишь известностью: не будь она крестной Хоуп, мы, дети, понятия не имели бы, кто она такая. Меня потрясло, с какой легкостью она удерживала внимание других, а затем внезапно переключала его на что-то еще.

На вопрос «Что вы снимаете?» последовала малопонятная тирада с упоминанием молодого сербского режиссера, которому суждена всеобщая известность, исполнителя главной роли, участвовавшего в многочисленных церемониях «Оскара», и сценариста, настолько знаменитого, что всю съемочную группу принудили дать обет молчания о нем. Поскольку никто за столом (возможно, за исключением Мэла и Хоуп) не мог назвать ни одного живущего ныне сценариста, эта тайна не имела для нас никакого значения. Но в результате не сразу стало понятно, что о проекте не сказано ни слова. Я мало что знаю о киноиндустрии, но, думаю, премьера пройдет не в Каннах.

Хьюго обладал противоположным талантом – мог оставаться невидимым, и ваши глаза на нем не останавливались. А это, если подумать, своего рода мастерство.

Кит тихо пристроился рядом с Мэтти, предоставив матери играть первую скрипку. Ему не было нужды соперничать с ней, и он хорошо это знал. Она гордилась им, но тут было и что-то еще.

Хоуп говорила о свадьбе:

– Никакого шума, ничего экстравагантного, вы же меня знаете.

Флоренс Годден тем временем справилась с шоком и попросила разрешения хотя бы купить цветы, ничего страшного, фильм, если уж на то пошло, пока будут снимать без нее.

Я почему-то знала, что этого не произойдет. Хоуп поймала мой взгляд, и я поняла: она знает это так же хорошо, как и я. Мы были соучастницами, но долго это ощущение не продлилось.

С кухни принесли десерт – сливовый торт размером с колесо вагона, и Хоуп поставила его рядом с Хьюго, потому что он сидел к ней ближе всех и, кроме того, ей хотелось втянуть его в происходящее. За тортом последовал большой кувшин сливок.

Хоуп протянула Хьюго нож:

– Разрежь, пожалуйста.

Но Хьюго помотал головой, и Алекс, взяв нож, разрезал торт на двенадцать неравных треугольников.

Флоренс приняла свой кусок с большим энтузиазмом, хотя до того почти ничего не ела. Торт у нее тоже как-то не пошел, и в конце концов Мэл придвинул его поближе к своей тарелке.

Принесли кофе, и Флоренс оживилась:

– Если бы только я могла остаться среди твоих замечательных друзей, вместо того чтобы лететь в Венгрию! – Она произнесла «Венгрия» точно так, как обычно произносят «Пхеньян».

– Ну и не улетай туда, – сказал Мэл, не переставая жевать торт. – Зачем тебе гуляш с картошкой у мадьяров в тьмутаракани?

Слово «мадьяры» он произнес как «мод-жары».

– Что такое «мод жар»? – задал логичный вопрос Алекс, но остальным это было неинтересно.

– За моей спиной, я слышу, мчится крылатая мгновений колесница[3], – со вздохом продекламировала Флоренс. – Но пока мы не встретимся опять, каждый из вас будет жить в моем сердце. – Она прижала руки к груди и скорбно склонила голову, а потом (сцена сыграна) натянула одну из изысканных перчаток, затем другую, взяла со столика у двери шляпу, обняла Кита, Хоуп и Мэла, послала воздушный поцелуй остальным и в самый последний момент остановилась и обвела нас глазами, ища Хьюго.

– Хьюго! – крикнул Мэл, и все замолчали в ожидании его появления.

Но он не появился.

К тому времени как он снова оказался в гостиной, его мать уже уехала.

8

Мэтти влюбилась быстрее, чем кто-либо из всех, кого я знаю. У нее в голове будто имелся список, который она увидела в интернете, из статьи под названием «Как узнать своего единственного», и она очень быстро ставила галочки напротив каждого пункта. В этой статье еще было множество фотографий блестящих парочек, обнимающихся, собирающих яблоки или дерущихся подушками.

В данный момент она разговаривала с Алексом, тот пытался не слушать ее, а я рисовала пейзаж в башне.

– Как ты думаешь, что он из себя представляет? Я говорю о Ките. Каков он на самом деле? Кит. Кит Годден. Это лучшее в мире имя, правда?

Алекс скосил на нее глаза:

– Я не знаю. По мне, так оно напоминает о каком-то животном. Может быть, о хорьке. – Он выпятил верхнюю губу и зажал ее зубами. – К-к-кит. К-к-кит. К-к-кит. Определенно, это хорек. Но я не имею ничего против. Мне нравятся хорьки.

3

Эндрю Марвелл. «К стыдливой возлюбленной». Перевод Г. Кружкова.