Страница 35 из 39
Нынешняя дама, вырванная из объятий ужасной смерти, оказалась слишком молода и незрела, для привычных Альсиду способов благодарности, но вот так, лежать без чувств, повиснув на его плече, точно торба с овсом, бессовестно сопеть, пыхтеть, почесывать следы недавних укусов и при этом, подкатив глаза, делать вид, что находится в глубоком обмороке?
Мотылёк расстроился еще больше и попытался стряхнуть, якобы бесчувственное, тельце худощавой девчонки на изумрудную травку. Бесчувственная тушка мгновенно пришла в себя и крепко ухватила спасителя за одежду, вцепившись так сильно, что аж пальцы на маленьких и изящных ручках, побелели от напряжения.
– Принц! – томно выдохнула Лионелла, приоткрыв глаза и тяжело дыша в лицо перворожденному – Не покидайте меня, дорогой!
– Наверное, больная – подумал отзывчивый эльф – так тяжело дышит. Это, верно, заболевание груди, от которого дыхание становится тяжелым и неравномерным. Надо бы подлечить бедняжку и доставить томную девицу домой. Вероятно, она живёт где-то неподалёку, и её отец-владетель предложит спасителям своего чада ночлег и ужин? Надеюсь, служанки в его доме достаточно миловидны?
– Принц! – продолжала нежно вздыхать Лионелла и грудь её бурно вздымалась. Вернее, девочка думала, что там что-то вздымается. Особо-то нечему – в свои двенадцать лет Лионелла ещё не могла похвастаться приятными округлостями, но уж очень ей хотелось почувствовать себя героиней настоящего рыцарского романа.
– Принц? – удивленный Голубой Мотылёк, всё же, уронил, ой, простите, уложил, спасённую им, девицу на бугорок под корявой сосенкой и почесав себе затылок, неосторожно сдвинул головной убор, явив миру заостренные кончики ушей – Откуда сия дева прознала о том, что Синтариэль – принц Западного эльфийского леса? Господин, вроде, не называл ни своего имени, ни, тем более, титула.
– Эльф! – восторженно пискнула романтичная Лионелла и грохнулась в обморок, уже по-настоящему, в полной мере испытав то, что испытывают героини, столь любимых ею, романтических историй.
– Господин мой.. – Голубой Мотылёк растерянно развёл руками – Клянусь, я ничего ей не говорил. Она сама как-то догадалась. Поразительно догадливая юная леди.
Синтариэль слегка насмешливо взглянул на юного эльфа – в силу своего возраста, тот ещё не подозревал о том, что для иной восторженной девицы, принцем является любой объект ее тайных воздыханий, а уж для юной особы, сбежавшей из отчего дома и начитавшейся всякого романтического бреда, герой, спасший ее от опасности, да к тому же, ещё и оказавшийся эльфом, само собой разумеется – принц! И, никак иначе!
Синтариэля занимал совершенно иной вопрос – кракен – кракеном, тем более, издохший и не представляющий более никакой опасности, но, где же хозяин милой и занимательной зверушки? Болотный спрут – просто зверь, большой, плотоядный монстр, но он не способен устроить на тропе магическую ловушку и одолеть лешего в его собственном лесу. Значит, где-то поблизости, бродит еще один хищник, на двух ногах, кукловод, которому и принадлежит тварь из гнилого болота, кукловод, обладающий неплохими познаниями в магии. Чёрной магии.
Где же он?
Между тем, благородная Лионелла очнулась, но сделала это после того, как сердобольный Голубой Мотылёк, отчаянно брызгавший ей в лицо холодной водой, расстроился и поднес к губам девочки свою флягу.
Да-да, с крепким гномоядом.
Альсельдильмир понимал, что поить гномим самогоном девицу, не достигшую порога совершеннолетия, моветон, но он и не собирался спаивать юную особу – так, пара капель на губки, дабы спасённая перестала млеть и начала воспринимать происходящее вокруг неё осмысленно и с пониманием. Кто же знал, что нежная дева схватит флягу двумя руками и, воспользовавшись растерянностью эльфа, сделает приличный, можно сказать, жадный, полноценный глоток. А гномояд, это вам не сладенькое дамское винчишко, разбавленное водичкой!
Гномояд – напиток настоящих, сильных мужчин!
Во всяком случае, так считали гномы.
Глаза рекомой особы выпучились точно у квакши болотной, грозя выпасть из орбит, брызнули горькие слёзы обиды и непонимания – я вам так верила, а, вы? Кроме того, девица, резко выдохнув, громко чихнула, закашлялась, забилась, словно в припадке «падучей» и, продолжая взирать на эльфа глазами, полными слёз, тянулась к перворожденному дрожащими руками.
– Воды! – хрипела жертва коварного гномояда, поражая эльфа густым румянцем, залившим лицо, шею и грудь юной девы – Во имя Амы Милосердной – воды!
Синтариэль, не глядя, сорвал с пояса флягу и бросил её сконфуженному Голубому Мотыльку. Тот, смущенный – а то, так облажаться и в глазах господина, и в глазах неизвестной девицы, опять же, не глядя, сунул флягу под нос хрипящей деве, продолжавшей сипеть и судорожно хватать воздух обожженным горлом и заставил оную сделать ещё один глоток, надеясь на то, что девушке значительно полегчает.
Полегчало? Ага, держи карман шире!
Лионелла, надеясь на скорейшее избавление от кашля и хрипа и того обжигающего чувства, терзавшего ее пищевод, глотнула из предложенной фляги на славу – добрый такой глоток, почти что, мужской и вновь забилась, точно рыба на траве, хватая воздух распахнутым ртом и, пуча глаза от приятных ощущений.
Вот беда – во фляге Синтариэля, так же оказался гномояд, поскольку напиток бородатых коротышек легче всего способствовал изгнанию хандры из высоко чувствительного эльфийского организма. По простоте душевной, а, так же, занятый наблюдением за дальними зарослями, принц как-то позабыл о содержимом своей походной фляги, но, расплачиваться за его небрежность пришлось несчастной Лионелле.
Двенадцатилетняя маркиза, в своей недолгой жизни не пробовавшая ничего крепче компота и специального детского вина – сладкого, сильно разбавленного, все тем же, компотом, оказалась не готова к скоропалительному знакомству с крепким алкоголем.
Голубой Мотылек, отбросив в сторону злополучную флягу, принялся хлопотать над нежной барышней, а Синтариэль, вздохнув, признал свою оплошность и вытащил из карманчика на поясе крохотный фиал, выточенный из цельного куска горного хрусталя. Мёд лесных фей, крошечных сознаний, живущих огромными роями, наподобие пчелиных, являлся верным средством от многих людских болезней. Крохотный флакончик стоил безумно дорого, но Синтариэль привык сам исправлять собственные ошибки, а расходовать магическую энергию ему не хотелось – где-то все ещё бродит хозяин этой милой зверушки, изрядно богатой зубами и издохшей стараниями одного эльфийского принца.
С благоговением на красивом лице – самому Голубому Мотыльку ещё не удавалось испить мёда лесных фей, эльф преподнес драгоценный фиал человеческой девчонке, но та, наученная горьким опытом, отпить из драгоценного фиала не спешила. Высунув проворный и слегка обожженный гномоядом, язычок, девица смахнула с горлышка малюсенькую капельку драгоценного напитка. Её глаза прикрылись от удовольствия и в следующее мгновение Альсиду пришлось буквально выдирать фиал из жадных рук, недавно умирающей, особы.
– Трех капель вполне достаточно для исцеления – сурово произнес Голубой Мотылёк, отбирая драгоценный сосуд и не обращая внимания ни на грустные глаза, ни на пухлые губки, обидчиво поджатые – Даже ваш король, Андриан Третий, не может позволить себе большего.
Вознамерившись вернуть фиал господину, Альсельдильмир развернулся и, тут же потянулся за оружием, позабыв про девчонку – на другом конце прогалины, с противоположной стороны зеленой лужи, служившей местом обитания болотного кракена, появились новые, незваные лица – три всадника на высоких, справных жеребцах, издалека, с безопасного расстояния, рассматривавших тощую девицу и двух её спутников.
– Темные – безошибочно определил Синтариэль, позабывший про свою хандру и излечившийся от скуки – Нам они точно не рады. К бою!
Голубой Мотылек не нуждался в долгих уговорах – он несколько подустал от возни с чувствительной девчонкой и мечтал размяться. Да и унылое лицо принца, наблюдаемое им на протяжении нескольких последних дней совместного путешествия, веселья юному эльфу не добавляло, а что может быть лучше хорошей драки, тем более – эльфа с адептом темных сил?