Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 10

В академии пришлось отвоёвывать свою свободу силой, злостью и кулаками. Синяки не сходили с лица, а костяшки рук не успевали заживать. Но я вырвался из этой клоаки, стал лучшим на курсе и в двадцать три управлял кораблём. Лучшие годы моей жизни. Я молод, красив, покоряю просторы вселенной и женщин своей и чужих планет. Уже и не помню, сколько баб перетрахал, пытаясь забыть искорёженное детство и восковую улыбку матери. Все мысли вертелись только на конце члена, удовлетворяя похоть. Единственная цель, к которой я шёл много лет, сбылась в тридцать лет. Собственный корабль и возможность выбирать груз и направление самостоятельно.

И вот к чему привела меня возможность выбора. Я лежу, смотрю на рыжую копну волос, рассыпанных по подушке и тонкой, белой спине с россыпью бледных веснушек на плечах. Зачем она ворвалась в мою жизнь? Зачем я её поцеловал? Таларри. Она порвала мою душу на части, наполнила собой и снова порвала. Не стал бриться, боясь смыть её сладкий запах, пытался вспомнить слёзы сестёр и матери, чтобы возненавидеть, но закрывал глаза и видел взгляд цвета стали в обрамлении тёмного кольца, чувствовал запах, оставленный на щетине её губами, искал в себе силы улететь и больше не возвращаться.

Всё бы закончилось на этих виденьях, но она появилась на пороге спальни. Глупая девчонка. Наивная и глупая. Хотел её запугать, отвадить, наговорил грубости. Но она стояла, не шевелилась, молчала, распыляя мой гнев. Не выдержал, сорвался, решил наказать. От гнева очнулся, прорвав девственную плеву. Боялся пошевелиться, проклиная себя и эту планету. Тепло плоти сводило с ума. Какая она узкая и горячая. Каждой веной на члене чувствовал её пульсацию и сдался. Не мог насытиться поцелуями, как путник в пустыни, добравшийся до воды. От свечения исходило радостное тепло, обволакивая безграничной нежностью. Таких ощущений не испытывал никогда, такой оргазм убивал своей силой, смещая центр мировоззрения. Таларри вывернула меня на изнанку, заклеймила, поработила.

Бежать! Быстрее и подальше! Бежать, пока она меня не сломала, пока я не стал жидкой лужицей у её ног! Долго не думал. Оделся, заверну разомлевшее от секса тело в покрывало, отнёс в пустую комнату терминала, положил на диван и отдал приказ взлетать. Да! Я поступил, как сволочь! Единственное оправдание – спасал свою жизнь! Тусклую после Рыжей, лишённой ярких красок, но свою! Слишком много у меня забрала эта сволочная планета! Слишком мало осталось у меня, чтобы лишаться и этого!

Первый раз улетал, тоскливо провожая взглядом удаляющуюся точку. Первый раз цедил из бокала шток, сидя на капитанском мостике, гоня воспоминания прочь. Мои руки пахли ей, смешиваясь с парами алкоголя, моё тело пропиталось её умопомрачительным запахом, её вкус помнит мой рот, цедящий шток, смывающий память.

Ничего. Вернусь на Землю, завалюсь на неделю к Галине. Её умелые руки и губы вытравят Рыжую из памяти, сотрут ласки, прикосновения, поцелуи. Закрыл глаза, представляя, как Галя обхватывает член губами, щекочет языком набухшую головку, всасывает в рот сантиметр за сантиметром, пока не упрётся в горло, мычит, вибрируя связками по всей длине. Расслабился, улыбка расползлась на лице, пока у Галины не порыжели волосы и не посерели глаза. Млять! Мой член заглатывает Таларри, с любовью смотря в лицо, постанывая и светясь, окутывая теплом и нежностью. Так хорошо не было с Галиной. Так хорошо не было ни с кем. Чуть не кончил от минета в мечтах. Нельзя закрывать глаза. Нельзя, пока не доберусь до Гали, пока она не вытравит Таларри.

Три недели страстного секса во сне. Три недели поглощение литрами штока. Моё настроение срывалось на команде. Столько дрочить не приходилось даже в пубертатном периоде. К концу перелёта меня всё бесило, команда сторонилась, алкогольные пары не выветривались.

К Галине нагрянул грязный, небритый, злой. Надо было видеть её оторопелые глаза. Отмокая в ванне, попивал вино и причмокивал от предвкушения разрядки и избавления мучительных видений. Женщина ждала в соблазнительном неглиже и с бокалом красного вина. Рубиновая капля на пару секунд задержалась в уголке губ, и медленно поползла по подбородку, слетев на увесистую грудь. Галина была очень красивой. Высокая с длинными ногами, большой грудью и покатыми бёдрами. Чёрные волосы волнами спадали по спине, а глаза цвета крепкого кофе смотрели в душу, затягивая в ад.

Последние два года мне вполне хватало её, по крайней мере на Земле. Галя ждала, что станет первой женой, а в глубине души надеялась быть единственной. Я не разделял желание осчастливить всех женщин, заполонивших по вине старого правительства Землю. Я был против полигамного брака, во всех его проявлениях. Моим идеалом являлись родители, пока не пришла беда. Отец всегда с нежностью смотрел на маму, а она с трепетом завязывала каждое утро ему галстук. Галина в эту идиллию не вписывалась. Слишком жёсткая, слишком жадная. Она была хорошей любовницей. Не больше.

– Ты скучал по мне, мой капитан? – томно пропела Галя, поведя плечом. Грудь колыхнулась в такт плеча, и капля вина скатилась к животу.

– О, да, – подошёл, опустился на колени и слизнул с живота сладкую дорожку.

– Я истосковалась по твоему члену, – прошептала, сползая на мои колени.





Впился в её губы, сминая руками грудь и ягодицы. Хотелось жёстко, без прелюдий, нагнуть и вдалбливаться до потемнения в глазах. Хотелось многого, глазами и руками, но член сказал нет. Он безжизненно висел, не реагируя на женские ласки. Час Галя старалась его реанимировать, но он срать на неё хотел. Рыжая сука! Околдовала и прокляла!

– Ты просто устал, – знакомые слова успокоения. Их говорят все женщины, боясь обидеть и произнести «импотент».

Меня они не успокаивали. Оставалось только одеться и уйти в бар глушить алкоголь. Упивался неделю, пока не поступил новый заказ в направлении Лейтрата. Месяц туда, месяц обратно – должно хватить для наступления ганзалеонской амнезии.

Глава 6

Не помнила, как вернулась домой, но сутки прорыдала в подушку. Боль, обида, унижение разрывали душу в клочья. Мама лежала рядом, уткнувшись животом в спину и поглаживая по спине. Чего-то говорила, но в склизкую серость её слова не доходили. Вскоре она замолчала и просто обнимала, успокаивая разбитое сердце. Так прошёл день, за ним второй. Слёзы высохли, пришла апатия, безразличие к внешнему миру. Через неделю опустошение переросло в ненависть. Стояла в душе стирала щёткой мечты и ненавидела его, человека, вытершего об меня ноги. Тёрла с усилием, со стоном, слезами и криками. Ненависть росла с каждым движение жёсткой щетины, погружая сердце в черноту. Проклинала капитана, моля богов уничтожить его жизнь. Легче не стало, но боль отступила, оставив тоскливую пустоту.

Теперь я готова была жить, если существование без чувств можно было назвать жизнью. К столу спустилась с широкой улыбкой. Не важно, что мышцы лица сводило от усилий, главное я улыбалась, скрывая озлобленную, чёрную душу. Вся семья была в сборе и обеспокоенно смотрела на меня.

– Всё хорошо, семья! Я вернулась! – радостно воскликнула, садясь за стол. Кто бы знал, как тяжело было поддерживать мнимую радость, растягивать губы в улыбке и участвовать в общей беседе.

Потребность свернуться в клубок и спрятаться, боролась с нежеланием расстраивать сразу пятерых беременных женщин. Я потерплю, со временем приду в норму, забуду зелёные глаза и буду счастливой.

Как проще занять день и провести заморозку мыслей? Работа. Ей я заняла время с утра до поздней ночи. Аукцион пропустила, безмозгло пялясь в потолок, но работы остался непочатый край. Девушек обустроили, отправили по разным городам, но через две недели ждали новый прилёт. Удалось погрузиться в приятную суету, но каждую ночь грудь распирало от боли, сердце истекало тоской, а ненависть утекала сквозь пальцы, как мелкий песок.

В эту поставку помимо женщин для работы, прилетал более ценный груз. Двенадцать девушек, пройдя генетический отбор, летели стать сакиа. Их заселяли в наш дом для лучшей адаптации и вхождения в мир Ганзалеона. У работающих девушек был контракт на пять лет с правом продления, у предполагаемых гиян договор подписывался на год, с гарантией более ранней отправки, если кто-то не сможет найти свою привязанность к семье. За двадцать лет таких ситуаций не случалось, но приходилось учитывать все варианты.