Черный Август

– Находка «панды» на тебя вроде особого впечатления не произвела.

– Карабинерские ордена и звездочки на погонах тебе уже в плоть въелись. – Короткий смешок. – Откуда это у капитана – извини, у полковника – карабинеров берется время на женитьбу?

– Если тебе по-настоящему хочется чего-то в жизни, приходится ради этого работать.

– Сколько ты уже женат, Спадано?

Довольная улыбка сошла с лица полковника.

– Восемнадцать месяцев.

– Жаль, что жена не отучила тебя курить эту дрянь. – Тротти протянул руку.

– Поздравляю. В том числе и с пятикилограммовой прибавкой в весе. – Тротти и Спадано пожали друг другу руки, а потом, словно спохватившись, крепко обнялись. – Рад снова тебя видеть, Спадано. И спасибо тебе.

– Рад тебе, Пьеро. И рад, что ты не изменился. Все такой же колючий и ядовитый. Только не рассказывай мне, что больше не сосешь своих леденцов.

Они шли вдоль дамбы и смеялись. Потом уселись в служебную машину и в темноте разговорились. От Спадано пахло сигарами «Тоскани» и приятным одеколоном.

– В Венеции я по делам Интерпола. За последние три года на Севере только второй раз. Да и жене пора было развеяться. Хотя в Венеции сейчас полно туристов.

– А почему Калабрия?

– Расследую похищение в Силе.

– Хуже этих наших провинциальных болот ничего нет.

Спадано замотал головой.

– В 1968 году в Италии было два случая киднэппинга. А в 1985 – двести шестьдесят пять. Это все мафия. Или, точнее, – калабрийская мафия. Хотя много черной работы лежит и на сардинцах. Но это моя служба. Пытался выследить сардинских похитителей. – Хотя Спадано почти всю жизнь прожил на Севере, от своего акцента он так и не смог избавиться. Палермо. – И еще пытался освободить их жертвы.

– На Юге ты дома, Спадано. Тебе там, наверное, неплохо.

– Никак ты не хочешь взять в толк, что карабинеры – порождение Савойи. Чисто северная продукция. – Спадано помолчал. Мускулистое тело, толстая шея. По-прежнему густые волосы. Для своих шестидесяти Спадано сохранился неплохо. – Знаешь, Пьеро, я всегда подозревал, что ты нам завидуешь.

– Что карабинеры, что уголовная полиция – никакой разницы. Будь у нас в молодости выбор, мы бы выбрали что-нибудь совсем другое. Ты, как и я, наверное, пошел бы в карабинеры, потому что какая-никакая, а это была работа. А у деревенского парня с большими амбициями и скудным образованием особенного выбора не было… Ты из-за этой машины и привез меня сюда, в Комаккьо?

– Находка этой твоей «панды» вроде тебя не взволновала.

Хотя бы спасибо сказал.

– Я как раз начал подумывать об отставке, Спадано.

– Об отставке? Да ты со скуки рехнешься. Поныть, конечно, ты любишь, но без работы тебе нечего будет делать. – Он затянулся, и в темноте вспыхнул кончик его сигары. – Я услыхал, что разыскивают «фиат-панду». Твои люди объявили всеобщую тревогу.

– А почему ты вышел на меня? Дело-то ведет Меренда.

– Меренда не из моих друзей.

– А колючий ядовитый Пьеро Тротти – из твоих?

– В городе у меня знакомых полно.

– И твоя жена из них?

– И она тоже. Хочу тебя за это поблагодарить.

– По-моему, ты покраснел, Спадано.

– Слишком темно. Тебе не разглядеть.

– Синьора Бьянкини?

– Синьора Спадано. А как твоя жена. Пьеро? – Фары одного из автомобилей осветили лобовое стекло, и какое-то время собеседники могли видеть друг друга. Спадано не мог скрыть своего гордого вида.

– Моя жена в Америке.

– А дочь?

– В Болонье, со дня на день ждет ребенка.

– Мои поздравления. Может, хоть в дедушках станешь помягче.

– Ты вот в мужьях прекрасной синьоры Бьянкини стал только толще. – Тротти включил в салоне желтоватый свет. Он показал на антрацитовый телефон между сиденьями. – Эта штука работает?

– А ты знаешь, чем я занимаюсь, Пьеро? Ты знаешь, чем я занимаюсь? – Спадано хлопнул себя ладонью по животу. – Как ты думаешь, отчего я потолстел? Я днями сижу в вертолете и летаю туда-сюда над горами, а по громкоговорителю мы объявляем время суток и дату.

– Белок развлекаешь?

– В Силе водятся не белки, а волки. – – Спадано стряхнул за окно пепел с сигары. – Четвероногие и двуногие.

– А зачем громкоговоритель?

– Если жертву похищения освобождают или ей удается сбежать и потом она вспоминает время, которое мы объявили с вертолета, у нас появляется возможность построить координатную сетку. И потом определить место, где прячут жертв.

– Ну и как, успешно?

– Не очень.

Собеседники рассмеялись.

– Сейчас мы много работаем с американцами. Они считают, что деньги за выкупы попадают к наркомафии. Поэтому мы и получаем кучу самого эффективного американского оборудования. А я сижу и часами бьюсь над английским. И еще опиваюсь американским пивом.

– Твои вертолетчики не жалуются на «Тоскани»?

– Почему ты разыскивал «панду» – «фиат» с четырьмя ведущими колесами? – Он махнул рукой в сторону лобового стекла. «Фиат» вытащили из воды и опустили на дамбу. Из него все еще лилась вода, которая мутными ручьями стекала с дамбы в канал. – Почему бы тебе не пойти поискать в багажнике труп?

– Женщина, Спадано. Мой друг. Женщина, которую я хорошо знал.

– И что с ней?

– Я думал… в квестуре думали, что ее убили. На самом деле ошибочно идентифицировали тело. Убили ее сестру – психически больную, сумасбродную особу.

– А твоя подруга?

– Она куда-то сгинула.

– В «панде» с четырьмя ведущими колесами?

– И, кажется, в компании какого-то мужчины.

– В машине вроде бы пусто.

– Не исключено, что она утонула. Может, лежит сейчас где-нибудь на дне канала.

– Звучит не очень убедительно, Пьеро.

– Возможно, оттого, полковник Спадано, что мне уже попросту все равно.

Четверг, 9 августа

– А я думал, что вы уехали к дочери в Болонью.

– А я думал, что ты укатил в отпуск. Куда девался твой жир с головы, Пиза?

– Он называется гелем, комиссар.

В церкви св. Теодоро – полумрак и приятная прохлада.

Тротти следовал за Пизанелли, оба старались не шуметь. Было утро, священник служил мессу. Старухи бормотали свои молитвы, в воздухе стоял тяжелый запах пыли и ладана.

– Вон там, комиссар.

В задней части церкви у чана с водой сидела женщина в черном. Ее окружало пятно бледного света, падавшего из окна, расположенного в стене высоко от пола. Старческое восковое лицо под стать одежде сплошь в складках, складками собрались на лодыжках и темные чулки. На ногах – тапочки из клетчатой шерстяной ткани, в бледных узловатых пальцах – четки. На плечи накинута черная кофта.

Своим жестким лицом и крашеными седыми волосами, завитыми с помощью перманента в редкие колечки, она напомнила Тротти тех старух крестьянок, которых он встречал в детстве, живя в горах.

– Синьора, – тихо прошептал нагнувшийся к ней Пизанелли. На нем снова была его замшевая куртка. Он говорил приглушенным доверительным голосом. – Это мой коллега. Он хотел бы с вами поговорить.

На Тротти она даже не взглянула.

– Зачем?

Она сидела в стороне от прочих молящихся. У стула стояла ее трость. Глаза не отрывались от совершавшего богослужение священника.

– Вы можете ему помочь.

– Зачем ему моя помощь? – Она говорила с местным городским акцентом; голос был низким, хриплым, астматическим.

– Речь идет о синьорине Беллони, которую так жестоко убили. Мой друг должен найти убийцу.

Женщина перекрестилась и поцеловала свой указательный палец.

– Он должен найти ее убийцу, прежде чем тот снова кого-нибудь убьет. Прежде чем тот снова убьет какую-нибудь женщину. Комиссар Тротти боится, что этот человек – сексуальный маньяк.

Она повернула голову и плечи и посмотрела на Тротти; ее окруженный морщинами рот был приоткрыт. На шее висела тонкая золотая цепочка.

– А поскольку, синьора, вы живете как раз напротив входа в дом синьорины Беллони…

Четки мгновенно исчезли в кармане черного платья. Женщина медленно поднялась и оперлась на трость. Пизанелли поддержал ее, и они направились к западному выходу из церкви. Проходя мимо ящика для милостыни, она опустила туда монетку.