День живых

Шериданы вообще отличались прожорливым аппетитом. Что уж говорить, когда на завтрак Андрэ ставила на стол сковороду оладий, на обед жарила цыплёнка в медово-майонезном соусе, а на ужин устраивала целый пир. Кэтрин чувствовала, как начинает толстеть, от одного только взгляда на стол. Так уж у Шериданов было устроено. Андрэ же нередко обижалась, что невестка отказывается есть, когда она часами стояла у плиты. И не важно, что после такого ужина Кэтрин пришлось бы сидеть на диете больше недели.

В безумной суматохе вчера Кэти забыла купить любимый джем Джесси. Значит, сегодня будут венские вафли с кленовым сиропом и черникой. Даже Грейс не откажется, хотя дочь всё больше погружалась в кризисы тринадцатилетнего возраста. Она всё чаще стала засиживаться в ванной, экспериментируя с макияжем, подсчитывала калории в приложении, прежде чем притронуться к еде, и даже записалась в секцию футбола, в надежде, что тренировки помогут оставаться в форме. Уж не для своего Люка она так старается? Лишь бы не влипла в какую-нибудь историю. В тринадцать лет думаешь, что всё знаешь и ничего тебе не грозит. А потом на горизонте появляется какой-нибудь Люк Феррис, и всё летит к чертям.

Вафли почти готовы к приходу Мэтта. Но вот сама Кэтрин нет. Силясь вспомнить, как они переживали предыдущие встречи с отцом, Кэти не могла вспомнить, откуда брала столько смелости. Что-то пойдёт не так – пиши пропало. Одна ошибка может дорогого стоить.

Сколько случаев появлялось в газетах за последние пять лет! Кэти вспомнила Уилкинсов из Портленда. Сын Дерек навещал их каждый год, и всё было прекрасно. Пожилые родители, можно сказать, жили одним единственным днём в году, когда могли повидаться с тридцатилетним сыном. Но в тот злополучный раз ему захотелось отправиться в Портлендскую обсерваторию, где он и заметил на входном билете странную дату. Шестью годами позже, чем он умер. Мистер и миссис Уилкинс не нашлись, что выдумать в оправдание, и выложили всё, как на духу. Правда не принесла облегчения никому. Дерек решил, что сошёл с ума, и спрыгнул с крыши обсерватории.

Второй случай, так врезавшийся в память Кэтрин, случился совсем неподалёку от Льюистона. В городке Дарем в 11 милях к югу. Милтон Кэннери, 46-летний охотник, умерший десять лет назад, навещал своего приятеля. По глупости отправившись в ближайший бар, Милтон не мог поверить глазам. Прямо перед ним за столиком сидела его школьная подруга в компании трёх одноклассников. И всё бы ничего, да только все они четверо разбились на машине задолго до смерти самого Милтона. Виной тому были не пять стаканов виски, выпитых с приятелем на пару. Тот попытался увести Милтона и спустить всё в шутку, вот только в бар пожаловал Билл Престон, его преподаватель музыки, который умер, когда Милтон заканчивал среднюю школу. А за ним появился и призрак Энни Фарбер, официантки, которую застрелили давным-давно при попытке ограбления в кафешке на выезде из города. Об этом трубили по всем новостям, ведь подобных преступлений в Дареме не водилось.

Тогда-то Милтон Кэннери и слетел с катушек. Выхватил револьвер из-за пазухи друга, который тот вечно таскал с собой, и принялся палить по всем подряд. В конце концов, день, который должен был стать днём сердечной памяти, превратился в бойню. Двое посетителей бара больше никогда не увидели свет, четырёх завсегдатаев увезли на скорой.

И таких случаев были десятки. Только тех, что попали в новости или газетные сводки. С тех пор власти Мэна призвали жителей быть осторожней, а по возможности и вовсе не выходить из дома в этот день.

По лестнице прокатился грохот шагов. Джесси сбежал вниз, не жалея пяток, и словно привидение появился перед Кэтрин.

– Мамочка, папа ещё не пришёл?

Кэтрин взглянула на часы. 5:45. Ещё рановато.

– Осталось подождать ещё чуть-чуть, дорогой.

Поцеловав сына в макушку, Кэтрин не могла скрыть волнения. Джесси так ждал прихода отца. Вскочил раньше времени в одной пижамке, даже не всунув ножки в тапочки. Волосы набекрень, в руках плюшевый заяц, в ногах мельтешит Бэй. Вот уж парочка, которая никогда бы не отходила от Мэтта.

– Это что у тебя, вафли?!

Две пары глаз выпрашивающе уставились на Кэтрин.

– С клубничным джемом?

– Прости, зайчонок. Мы вчера забыли его купить.

– Ну во-о-от, – по-детски протянул Джесси, усаживаясь на стул за кухонным островком.

– Но зато у нас есть кленовый сироп и черника! – Попыталась подбодрить сына Кэти, расставляя тарелки и доставая продукты из холодильника.

– Не клубника, конечно, но тоже сойдёт. Правда, Бэй?

– Ты и папу не дождёшься?

Ручонка Джесси зависла над общей тарелкой с вафлями.

– Ну я только одну. Пожалуйста.

И так всегда. Писклявый голосок, бровки домиком, и устоять невозможно.

– Но только одну. – Сговорчески прошептала Кэти, перекладывая мягкую вафлю сыну на тарелку.

Через двадцать секунд вафли и след простыл. Скормив половину Бэю, Джесси налил целое море сиропа на оставшийся кусок и схомячил всё, словно голодный зверь.

– Ладно, оголодавший волк, – усмехнулась Кэтрин, – а теперь иди разбуди сестру. Папа вот-вот появится. Пора бы ей спуститься к столу.

– Уже бегу!

И Джесси умчался так же быстро, как появился на кухне. Жалко от детей легко подхватить грипп, а не энтузиазм. Было бы проще перенести предстоящую встречу.

Кэтрин начинало трясти. Прошлые года переносились спокойнее. Она сама ждала этих встреч, как ребёнок. Но всё изменилось, когда в её жизни появился Ник. Сможет ли она теперь так же естественно изображать любящую жену, когда сердце занято другим?

Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. Ровно шесть утра. Пятый год, как часы. Стряхнув с себя тёмные мысли, Кэтрин в последний раз вздохнула и распахнула дверь.

Мэтт. Высокий, красивый, румяный от утреннего мороза. Щёки покрывает лёгкая щетина – так ему шло ещё больше, чем когда он только выбирался из душа. Шапка как всегда натянута до самых бровей, а под ней прячутся густые тёмные локоны. Боже, она не проводила по ним целую вечность. Глаза горят миллионами свечей, но не ярче, чем широкая улыбка. Рад быть дома.

– Может впустишь меня? Или так и будешь мурыжить на морозе?

Сладкий хрипловатый голос. Ему бы на телевидении работать – даже самые ужасные новости звучали бы не так катастрофично в его исполнении.

Кэтрин тряхнула головой, будто опомнилась.

– Мэтт. – Прошептала она. С секунду они стояли, глядя друг на друга, как стеснительные подростки. Но всего лишь секунду.

Мэтт вихрем влетел в дом и, не успев закрыть дверь, подхватил жену на руки и стал горячо целовать. И она отвечала на поцелуи. Как она могла подумать, что больше не хочет ощущать их на своей коже? Вот только кому она теперь больше изменяет, погибшему мужу или парню, с которым встречается почти год?

– Как же я скучал!

– Тебя не было всего пять дней.

Пять лет. Вот только Мэтт не должен об этом знать. Он должен поверить, что вернулся из той злосчастной поездки в Шербрук.

– Хоть пять минут! Я не могу так долго без тебя! Боже! – Мэтт прижал жену к груди и глубоко вдохнул её аромат. – О-о-о, как же ты пахнешь!

– Это всего лишь жареные вафли.

– Поверь, нет ничего лучше аромата домашних вафель!

Кэтрин засмеялась и наконец взглянула в родное лицо. Обняла его ладонями, чтобы впитать каждую чёрточку и знакомую морщинку.

Он выглядел также. Она постарела на пять лет.

Заметит ли Мэтт? Заметит ли, что она стала красить волосы в карамельный, чтобы скрыть седые волоски, появившиеся после его смерти? Заметит ли несколько лишних складок в уголках глаз и над бровями – последствия бессонных ночей и слёз по нему? Заметит ли, что дети выросли и теперь выглядят иначе? Джесси больше не тот неповоротливый мальчонка, которым был в четыре. Его волосы потемнели и скоро станут совсем как у самого Мэтта. Щёчки утратили пухлость и открыли красивое личико, которое в своё время сведёт не одно женское сердце с ума. Прямо как Мэтт.