Я – помнящий

 ***

Марина медленно открыла глаза. Она бросила взгляд на часы ‒ было без четверти шесть утра. Затем перевела взгляд на другую половину комнаты, где стояла кровать Кости. Она была пуста и не заправлена. «Неряха», ‒ подумала девушка и улыбнулась, с нежностью глядя на легкий беспорядок. Обычно Костя просыпался в одно время с ней или немного раньше и принимался готовить завтрак. Но сегодня Марина не чувствовала знакомого запаха поджаренного бекона с яйцами. В доме было очень тихо, лишь громкое тиканье настенных часов выдавало присутствие Кости. Часы были древними, и он каждый день начинал с того, что заводил их. Если часы тикают, значит, Костя уже завел их и ушел в сад. Ночью была гроза, должно быть, он пошел проверить, всё ли в порядке с домом, подумала Марина и немного успокоилась. Она не любила оставаться одна. В ее положении остаться одной означало медленно умереть, и они часто говорили с Костей об этом. Пожалуй, одиночество было её единственным страхом в жизни. К мысли о своей преждевременной смерти она давно привыкла и, как ей казалось, даже смирилась с ней. Но одно дело – уйти из жизни, чувствуя в своей руке горячую ладонь любимого, и совсем другое – отойти в мир иной в полном одиночестве. Это стало её навязчивой фобией, единственным на свете поводом для капризов и истерик. Марина очень гордилась своей способностью не терять присутствия духа. Несмотря на свою ущербность, она могла похвастать несгибаемой силой воли, но всё это было на людях. Стоило ей хоть на полчаса остаться в одиночестве, как вся ее бравада улетучивалась. Она начинала паниковать, теряла способность мыслить рационально и в конце концов превращалась в беспомощного ребенка. Она вновь взглянула на часы. Кости всё не было. Терпеливо отсчитав десять минут, она приняла решение действовать, хотя в ее положении это было не таким уж простым занятием. Девушка вновь повернула голову в сторону часов и сфокусировала взгляд на цепочке, аккуратно лежавшей на подушке рядом с изголовьем. Ценой неимоверных усилий он заставила свою правую руку пошевелиться. Сегодня ей это удалось немного легче, чем вчера. Она обрадовалась этой новости и принялась за тяжелую работу. Сантиметр за сантиметром она продвигала свою руку вверх, к голове. Конечно, можно было сделать это и зубами, ведь голова и шея двигались куда лучше, чем остальные части тела, но она всегда предпочитала идти самым сложным путем, хотя бы в качестве тренировки. Единственной конечностью, которой она всё ещё могла управлять силой воли, была правая рука. Остальные она не чувствовала уже несколько месяцев. Спустя две минуты она смогла дотянуться до своей цели. Онемевшие, словно не свои пальцы нехотя подчинились её воле и медленно обвили цепочку. Марина возликовала. Эта маленькая победа далась ей сегодня гораздо легче. Она медленно потянула за цепочку, раздался звон колокольчика. Тишина. Никто не отозвался. Марина, всё ещё сохраняя победную улыбку на лице, вновь дернула за цепь. Колокольчик зазвенел более требовательно, но ответом ему по-прежнему была тишина. В доме никого не было. И, судя по тому, что Костя всё ещё не появился, он был не в саду. Он никогда не заставлял её ждать долго. За редким исключением, он появлялся не позднее третьего звонка, а потом глупо шутил, что в антракте была очередь в буфет. Эта его идиотская шутка неизменно вызывала на лице Марины улыбку, потому что она знала – это их шутка, только их и ничья больше. После третьего звонка начиналось действие. И этот спектакль продолжался вот уже третий год. Марине нравилось, что никто, кроме Кости, не играл в этом театре. Это была их постановка. Режиссером всегда выступал Костя. Он, собственно, и писал сценарий их жизни. Её жизни. Он единственный, кто не отвернулся от неё. Он один, кто остался рядом. И это именно он нашёл этот замечательный остров. Остров, где они оба были куда счастливее, чем многие другие. А оба ли? Марину всегда занимал этот вопрос. Эта мысль, занозой сидевшая в её голове, саднила всякий раз, как она поддавалась страху. А вдруг он уйдет? Вдруг ему надоест это всё? С чего вдруг молодой, здоровый, обеспеченный парень добровольно взвалил на свои плечи такую обузу? Кому она ТАКАЯ нужна? Марина сама не заметила, как из её глаз градом хлынули слезы. После второго звонка ей уже трудно было унять свою панику. Она не могла крикнуть, не могла встать, не могла даже толком пошевелиться. Без него она умрёт, и он это знает. Он знает и не предаст её. Не предаст. Никогда. Она заливалась слезами в беззвучном рыдании. Не выпуская из рук драгоценную цепочку – единственную нить, связывающую её с внешним миром – она всё же боялась сделать третий звонок. Страх сковывал её и без того безвольное тело. И в тот самый момент, когда она всё же решилась в третий раз потянуть за цепочку, за дверью послышались торопливые шаги. Марина просияла. Паника отступила так же быстро, как и нахлынула. Она не могла вытереть слез и, осознав это, сильно устыдилась своей временной душевной слабости. Но всё же она была бесконечно счастлива, когда на пороге появился Костя. Он влетел в комнату, словно ураган. Мгновенно оценив ситуацию, он сделал три глубоких вдоха, прежде чем начал говорить.

– Доброе утро, любимая.

Костя наклонился и нежно поцеловал её в лоб холодными трясущимися губами. Она медленно кивнула ему, улыбаясь, не сводя с него своих огромных ярко-голубых глаз. Он заметил слёзы и, бережно смахнув их ладонью, вновь прильнул к ее лбу губами.

– Прости меня, прости, милая. Я знаю, ты испугалась. Сколько раз ты звонила? Два? Три? Я, – он запнулся, – я проверял, всё ли в порядке.

Марина уставилась на него вопросительным взглядом.

– Ночью прошел ураган, и сад потрепало. Ветряк сломался.

Костя уже вовсю бегал по комнате, собирая всё необходимое для утренних гигиенических процедур.

– Представляешь, – стараясь не показывать своего волнения, продолжал он, – лодку унесло. Пришлось плыть к ней на середину озера. Холодно, жуть, продрог!

Он налил в тазик горячей воды, вооружился тряпкой и приготовил специальный мыльный раствор. От Марины не ускользнул тот факт, что обычные манипуляции, которые он проделывал изо дня в день, этим утром давались ему с трудом. Он старался как можно бережнее приподнимать её до безобразия худые ноги, протирая их поочерёдно. Профилактика пролежней при боковом амиотрофическом склерозе – одна из самых важных процедур. Многие пациенты с этой болезнью не доживают и до сорока, зачастую умирая от развивающегося септического шока на фоне постоянно гниющих пролежней. Всё это Марина прочла в интернете, когда впервые узнала о своей болезни. Прочла, когда ещё могла двигаться и сидеть за компьютером. Редкий диагноз ей поставили в 27 лет. Молодой доктор с упоением рассказывал шокированной Марине о том, что ее случай один на сто тысяч в популяции, что в его практике она первый пациент с таким диагнозом, и старался утешить её тем, что она совсем не потеряет рассудок. Сомнительная радость, с её точки зрения. Умирать от паралича и полностью осознавать этот факт – это, конечно, чудесно, но она предпочла бы пулю в лоб взамен такой радости.

– Пострадать могут только моторные нейроны, – продолжал эскулап, – из-за них вы со временем перестанете двигаться, а мышцы при этом атрофируются настолько, что…

– Я буду напоминать живой скелет,– продолжила за доктора девушка. –Доктор, вы просто душка!… – саркастично улыбнувшись, ответила на всю эту тираду Марина и подписала все необходимые отказы от продолжения пребывания в стационаре.

Умереть она решила дома, а не в больничных стенах. Кто-то из знакомых пытался утешить её тем, что, например, Стивен Хокинг мог жить и даже работать с таким диагнозом. Марине этот утешительный факт тоже показался сомнительным, она же не физик-теоретик. Она простой историк-искусствовед. Музей имени Пушкина будет просто в восторге от такого «мобильного» экскурсовода. Марина тогда много на кого обижалась, а больше всего она обижалась на своих родителей, которых никогда не видела и которые, как выяснилось, наградили её таким чудесным набором хромосом. Может, поэтому они и бросили её младенцем, кто знает?