Страница 22 из 29
Детишки кричат так за утренней дверью,
что мать закрывает, в рассвет уходя.
Они, как квартирные, малые звери,
каким предстоит вот такое года…
И так до заката сидят возле входа,
как зайцы в капкане, что слёзно ревут,
зовя бессознательно плачем с икотой
бездушную иль одинокую суть.
Рождённые в браке, по воле бутылок,
по дури, согласью, молчанью дельцов.
Живущие в грусти и с битым затылком
от рук их мамаш и подпитых отцов.
Они – это новая поросль граждан,
что бита, изранена в тюрьмах семей,
в себя занырнувшая с горем, без жажды,
где сотни крючков и грузил, и теней.
Беснуются рядом с безумным родившим,
слегка понимая, что что-то не так…
Пример им – беспутцы с умом забродившим.
И глум разрастается в истинный рак.
Под взорами мам и папаш, одиночья
иль ленного отчима, что будто яд.
Их души – пустоты и трещины, клочья.
Они ж повзрослеют и всем отомстят…
Шлюший пир
Гнусное зрелище до отвращенья,
будто бы пир тут пираний иль мух!
В зале творится процесс насыщенья
жадных, вовек ненасытнейших шлюх.
Глотки толкают напитки и пищу.
Сумки утроб всё вбирают в себя.
Словно толпа из голодных и нищих
кинулась к яствам, зубами скрипя.
Жрут и глотают меню и резервы.
Будто бы крысы в помойке большой
или шакалы над тушею жертвы,
жор проявляют в таверне кривой.
Мнут и вкушают хлеба и рыбёшек,
ржут и поют уже наперебой,
полнятся смесями, жирною ношей.
Это застолье оплатят собой…
Жуткое место, где скопище роков,
сотни солдат, моряков, торгашей.
Дверь закрывая, стоя у порога,
дух вывожу прочь отсюда взашей…
Автобусные мысли
Вокруг созиданье густой суеты,
сгоревший бензин, вылетающий дымом.
Тут чахнут улыбки, мечты и цветы.
Печаль так болотиста, неотвратима.
Везде карнавально мелькают огни,
уставшие лица, дыханья, походки,
которые рухнут, лишь только толкни.
От этих сюжетов мне хочется водки.
Большой муравейник, где каждый – боец,
но чьё умиранье толпа не заметит.
Для всех предначертан единый конец.
Когда же он будет – никто не ответит.
Вдыхаю всю смесь из бесед и одежд
и мчусь на колёсах среди пассажиров
(безумцев, ханжей, стариков и невежд),
закрыв громкой музыкой мелкие дыры.
В окне лишь осколки людских полулиц,
обрывки историй, рекламные краски.
Поездка – какой-то безумнейший блиц,
в который играю без ража, опаски.
А жидкость в глазах между явью, зрачком,
как будто мозоль, что ничто не излечит.
С огромной округой живу я молчком.
Огромнейший город с рожденья калечит…
Однажды меня он в могилу сведёт,
закончив трагедию, фарс и сатиру.
Пока же я жив и веду мыслей счёт,
глаза закрывая, я шторюсь от мира…
Настоящая и красивеющая женщина
Не важно, что ты обретаешь морщинки.
Ты так же желанна, и даже сильней!
Пускай появляются нити-сединки.
Ведь это красиво и нравится мне!
Пусть искорки иль паутинки мелькают
у глаз, уголков мандариновых уст.
Они ещё больше меня соблазняют,
щедрей разжигают пылания чувств!
На твой новый облик и опытный образ,
на вольность и мудрость, и взрослую стать
смелей направляется кожаный компас,
встаёт и твердеет мой стержень, как сталь.
Духовный пожар и покой вперемешку
владеют вселюбящим, полным умом,
и я в короля превращаюсь из пешки,
когда наслаждаюсь я бежевым льном.
Мы все получаем узоры от жизни…
Так было до нас, и при нас будет так!
Чего ещё время в нас только ни впрыснет!
Но ты станешь лучше, как лучший коньяк!
Просвириной Маше
Незабвенность
Память – поток будоражащей силы,
что угрожает спокойствию дум,