Страница 11 из 28
- Ну вот видишь, Сева, парней там стало уже двое, так что ты- третий лишний,- сказал я Генке.
Потом повернулся к Наташке и, желая побольнее уколоть, спросил:
- А ты, значит, Соколова, хотела им компанию составить, чтоб было двое на двое, а они тебя не взяли?
- Дурак ты, Виталя. Какой же ты дурак,- сердито ответила Наталья и отвернулась к окну.
Ну вот, кажется, дождался, назвала она меня по имени, последний раз она это делала еще весной, еще до восьмого марта. Мы тогда с Радиком Шамсутдиновым для одноклассниц газету смешную выпустили: наклеили их фотки, нарисовали карикатуры и подписи сделали, про кого что. Ну а про Вербицкую ничего веселого не придумали и поэтому воспели ее красоту- она у нас самая красивая девочка в классе, а многие, вроде Радика, считают, что и в школе. Вот я и сочинил про нее стихи:
"Если бы Гера и Афродита с Афиной-Палладой
Мне бы доверили спор разрешить об их красоте,
Я бы сказал им: "Не спорьте, богини, не надо!
Есть вас прекраснее..."- И яблоко отдал б тебе."
Половина одноклассников ничего из стишка не поняли, пос-кольку древнюю Грецию и ее мифологию мы изучали давно, аж в пятом классе. Не поняла и Маринка- она у нас вообще знаниями не блестала,- приш-лось им растолковывать. Мои комментарии выслушали и отреагирова-ли, надо сказать, по-разному. Сосед по парте Севастьянов похло-пал по плечу и сказал: "Ну ты даешь! Гомер, прямо-таки!" Вербиц-кая одарила меня ласковой улыбкой и дала понять, что не будет возражать против приглашения в кино в клуб железнодорожников. Неелова Светка- наш комсорг- сказала, что меня надо включить в школьную редколлегию- писать стихи к праздникам, скоро Первомай. Ну это уж- фигу! А Соколова с тех пор перестала обращаться ко мне по имени, и всегда поминала мне эти стихотворные строчки.
В этот момент от двери отклеился Генка. С пошлой ухмылочкой он на цыпочках подошел к нам и почему-то шепотом сообщил:
- Слушай, Витек, чего там творится!.. Мужик какой-то говорит "Да сними ты этот фартук. И кофточку тоже." А другой: "Давай, и я сниму".
- Врешь,- не поверил я.- А, Маринка?
- А Вербицкая довольно так хохочет. Кофточку уже сняла- видно в замочную скважину, она на парте лежит. Похоже, ее там раздевают. Но саму Маринку не видно.
- Жалко, да?- ехидно подала голос Наташка и опять отвернулась от нас к окну.
А мне вдруг показалась, что в уголке одного ее глаза я увидел слезинку.
- Жалко,- честно признался Геннадий.
Я промолчал и прислушался к своим чувствам. Конечно, легкое чувство ревности я испытывал. Но именно легкое. И даже не ревности, а скорее зависти, что Маринка в такой интересный момент с кем-то другим. И если она там действительно, как утверждает Генка, дает сейчас сеанс стриптиза, то я охотно бы на нем поприсутствовал.
Но и Наташка зря выдумывала- в Марину я влюблен не был. Девушка она была, конечно, очень хорошенькая. Тут двух мнений быть не могло. Но было несколько "но". Во-первых, кроме внешности у девушки еще что-то должно быть. А вот именно этого "что-то" я в красавице и не находил. Например, поговорить с ней можно было только об уроках или о том, кто с кем дру- жит. Больше не о чем. Она еще в шмотках и парфюмерии сильна была, так для меня это были совсем неактуальные темы. Да и училась она неважно. Одних домашних заданий переписала у меня- на "Войну и мир" по объему хватит. Она и в классе садилась сразу за мной, чтобы списывать удобней было. Севастьянов мне завидовал по этому поводу и говорил, что если бы Маринка так зависела от него, как от меня, то он бы уж точно своего не упустил. А я, в его представлении, был лопухом, тем более, что Франц был тогда уже в армии.
Во- вторых, мы были знакомы с Вербицкой уже десять лет, с самого первого класса. И это порой мешало нам воспринимать друг друга всерьез, как возможных партнеров. От того, что мы росли на глазах друг у друга, оставалось в наших отношениях что-то от детства. Правда, где-то с восьмого класса я уже осознавал, что Марина выросла и расцвела, и, порою, у меня возникали по ее поводу некоторые мысли и желания, но ... Но мешало главное "но"- моя романтическая влюбленность в Верочку Любимову. Вот кого я боготворил то ли с пятого, то ли с шестого класса. И если бы я имел возможность пойти в кино в клуб железнодорожников с Верой, то я бы пошел, даже если бы после сеанса меня ожидали трое таких, как Франц.
Ах, как мне хотелось выделиться, чтобы Любимова обратила на меня внимание. Для нее я бы сочинил не четыре строчки, а целую поэму, но, увы! Мне кажется, что Вера так и не заметила тогда моего существования. Как я был тогда рад тому, что в прошлое лето Вера не поступила в институт пищевой промышленности в областном центре и вернулась в наш маленький Реченск. Я был, наверное, единственным человеком на свете, который был рад этому обстоятельству. А все потому, что шесть раз после этого я случайно встречался с ней: то на улице, то в магазине, то в киношке. И целых шесть дней, после этих встреч, я был бесконечно счастлив. Я лелеял надежду, что и в этом году она не поступит и я снова не единожды буду счастлив, встретив ее. А следующим летом мы поедем поступать в ВУЗы одновременно и, может быть, я буду встречаться с ней и в областном центре. Уж тогда-то мы будем почти на равных. Может быть, я даже в чем-то ей случайно помогу, и она, наконец- то, обратит на меня внимание...
Но суровая жизнь не оправдала моих фантазий и разбила все иллюзии: этой осенью Верочка в город не вернулась. У ее соседки по дому Нееловой я с помощью военной хитрости выяснил, что Любимова все-таки поступила в институт, правда, на вечернее отделение. Кроме того, она устроилась работать на кондитерскую фабрику и получила там место в общежитии.
С'est la vie! И, надо признаться, что такое, в общем-то, невинное известие о Верочке причинило мне гораздо больше душевной боли, чем все романтические приключения Вербицкой в прошлом, настоящем и будущем. Осознав это, я спокойно заметил:
- Красиво жить не запретишь...
Генка опять подкрался к двери и стал работать для нас с Соколовой ретранслятором.