Капкан для пилигрима

Матвей болезненно сморщился. Ну да, монах же. Поскорее надо в образ входить, чай не мальчик на первом задании.

– В какого бога малец верил?

– Какая разница? – пожал худыми плечами сиплый. – Ты молись давай, а боги сами разберутся, чей пацан.

– Это никогда не поздно, – буркнул Матвей примирительно, – в последний-то путь с молитвой проводить. Отойдите, а я тут рядышком с ним посижу, помолюсь.

– Так зараза же, – напомнил сиплый и лицом тревогу изобразил.

– Я не боюсь. Белый Дух мне защитой.

– Кто? – тут уж изумились оба мужика.

– Бога моего так зовут, – объяснил Матвей терпеливо. – Идите уже.

Посмотрел вслед, усмехнулся. Кто, кто? Сам не знаю, только что в голову пришло. Звучит красиво – Белый Дух. И вряд ли тут ещё один монах из Ордена Белого Духа сыщется. Не бывает таких совпадений.

Осторожно опустился на колени, посох перед собой положил, вздохнул глубоко, плечи опустил и голову склонил. Мужики почтительно в сторонку отошли, на травку уселись, взялись что-то своё вполголоса обсуждать. Матвей вновь посмотрел на лицо умирающего. Кожа бледная, аж просвечивает. У тонких крыльев носа и под глазами тёмные тени легли – словно специально шутник какой-то спящему подрисовал. Губы сухие, в трещинах, а дыхание сбивчивое, горячечное. Не ошибся мужик, совсем плохо дело. Бездумно протянул руку, положил ладонь на полыхающий лоб, едва не отдёрнул – обжечься можно.

За спиной говор стих и Матвей кожей почувствовал два тяжёлых, немигающих взгляда. Похоже, теперь и к нему никто близко не подойдёт, побоится. Ну, всё к лучшему. Закрыл глаза, руки на коленях чинно сложил. Судя по позе – действительно молится, не придерёшься. А в голове – мыслей ураган сумбурный!

Нельзя вмешиваться в события на подконтрольной территории! Суждено этому мальчонке умереть сегодня от болезни. Нет в этих местах лекарства от заразы. Не первый он, и не последний. Сколько их в городе поумирало – представлять не хочется. И этот помрёт. Судьба такая.

Мальчишка судорожно вздохнул, показалось – напоследок уже. Но нет: успокоился, вновь задышал. Матвей щёлкнул фиксатором на посохе, в руку скользнул тёплый, блестящий цилиндр медицинского комплекса. Приложил к шее мальчишки, прибор автоматически включился, работу почуял. Погудел недовольно, сухо щёлкнул мудрёными внутренностями и впрыснул в тощее тельце смесь необходимых препаратов. Матвей по-хозяйски прибрал цилиндр и аккуратно защёлкнул крышку гнезда. Эту вещь лучше не терять. Конечно, перед заброской медики организм щедро накачали, от всяких напастей комплексная защита, а всё равно с приборчиком спокойнее как-то.

Матвей на мужиков осторожно покосился. Нет, ничего не заметили. Да и не смотрят уже в его сторону. Монах для них теперь и сам всё равно, что покойник, только бодренький пока. Ненадолго, дело точное.

Матвей головой сокрушённо покачал, хмыкнул укоризненно. Не один год главному правилу курсантов учил – не вмешиваться! – а сам в первый же день нарушил. Тут же упрямо головой мотнул, отогнал угрызения преподавательской совести. Как умирающему не помочь, если возможность есть? В теории-то всё гладко, понятно, обоснованно… а когда рядом ребёнок умирает, кому нужна та теория? Хоть и требует она отвернуться, да только кем ты будешь, если отвернёшься?

Матвей почувствовал вдруг свинцовую усталость, наполнившую неподъёмным грузом плечи, руки, ноги… С чего бы вдруг, что за напасть? Прилёг рядом с притихшим пареньком, глаза прикрыл, расслабился. За себя страха нет, и Белый Дух тут ни сном, ни духом. В крови столько препаратов плещется, что неизвестно ещё, чего там больше – химии или крови. Можно без страха в самый очаг эпидемии идти, никакая зараза не прилипнет. Кстати, что за фраза странная в голову пришла: ни сном, ни духом? Бессмыслица какая-то. Похоже из тех, которыми Анри отдельно погордился, из пословиц, да поговорок. Объяснили бы, хоть, что это значит?

Капюшон на голову натянул, клубочком свернулся и совершенно неожиданно провалился в глубокий сон. Успел только заметить, что багровый диск местного светила запутался в ветвях деревьев, зацепился надёжно, однако старательно вниз продирается, закатиться норовит. А значит к месту сон пришёлся. Ко времени.

Тут же из сонного тумана выплыло лицо Лилы. Улыбается, пухлые губы приоткрыты, зубки белые выглядывают. И смотрит одобрительно, словно не она когда-то, а он ей прямо сейчас экзамен сдавал. И похоже, сдал. Ехидный голос Анри тут же: они, видишь ли, тоже люди… Они, видишь ли, лучшей жизни заслуживают…

– Дяденька!

Матвей очумело головой дёрнул, сквозь тенёта сна с трудом продрался, выдохнул хрипло.

– Чего орешь, парень? Ожил?

– Ага.

Голос у паренька оказался тонёхонький, слабенький. То ли от болезни, то ли по возрасту такой положен. Глаза, оказывается, большие: карие, глубокие, дна не видать. Оно и к лучшему, есть такое чувство. Ни к чему разглядывать, что там, на дне. Судя по всему – много чего. Матвей лицо ладонями потёр, глянул на мальчонку уже осмысленно.

– Отступила, значит, болезнь? Вот и слава Белому Духу.

– Не должна была, – тихо пробормотал тот. – Я уж не маленький, знаю. Если горячка началась – всё, конец.

– Это не нам с тобой решать, – отрезал Матвей. – Подарили тебе жизнь, вот и радуйся.

– Я радуюсь, – печально ответил малец.

Оказалось, что уже рассвело. Неужто всю ночь проспал? Хотя, летние ночи короткие. Утренний туман ещё меж деревьев рваными лохмотьями болтается, но лес уже встряхнулся, наполнился суетливым шебуршанием божьих тварей, да заливистым, птичьим щебетанием. Матвей огляделся. Ничего в округе не поменялось: всё та же пустая дорога, густой лес по обеим сторонам и обочины, густо заросшие травой.

– Малой, – повернулся к пареньку, хмыкнул удивлённо. – А попутчики твои где?

– Я, когда проснулся, никого уже не было, – со вздохом ответил тот. – Наверно, вечером ещё ушли. Мы очень старались подальше от города… Из-за меня только здесь задержались. А по дороге-то можно и ночью: не заплутаешь, ноги не поломаешь.

Глаза бездонные на Матвея уставил и тот поёжился – не у каждого взрослого такой взгляд. Отчего-то стало не по себе бывалому, жизнью битому человеку.

– Почему я не умер? – тихо спросил пацанёнок. – Молитва помогла? Я видел, ты молился надо мной.

– Похоже на то, – хмуро ответил Матвей. – Белый Дух решил, что не время тебе помирать.

– А другим – время? – уточнил малец, и Матвей вновь зябко поёжился. Не каждому взрослому такой вопрос в голову придёт. Похоже, дети здесь быстро взрослеют. Другая беда – живут недолго.

– Выходит, время, – Матвей встал, отряхнул штаны и куртку от налипшей, сухой травы. – Моё дело помолиться, а Дух уж сам решит кого куда. Сказано тебе: живой, вот и радуйся.

– Ну, и куда мы теперь?

Матвей вздохнул обречённо, взгляд к небу устремил. Пробормотал кое-что, не для детских ушей. Не зря говорят, что правила кровью писаны! Не нарушил бы – не пришлось бы сейчас башку дурную ломать, решать, что с пацанёнком делать.

– Звать-то тебя как? – спросил со вздохом. Для себя твёрдо решил сбагрить мальца при первой возможности, всучить в добрые руки. Но до той счастливой поры надо его как-то называть.

– Миха! – звонко сообщил парнишка и гордо выпрямил костлявую спину. Словно не имя назвал, а почётным званием представился.

– Миха так Миха, – махнул рукой Матвей. – Без разницы.

– А чего спрашивал тогда? – немедленно оскорбился малец.

– Звать тебя как-то надо. А то ещё послать куда-нибудь соберусь…

Поглядел на мальчонку с непонятной тоской в душе. Точно что-то ноет в груди, дышать спокойно не даёт.

– Родители где? – спросил без надежды. Коли один, на дороге – понятно где. Мальчишка безнадёжно махнул рукой, Матвей понятливо кивнул.

– Город в какой стороне? В той? Значит нам в другую. Молитвы – дело хорошее, но в пекло без нужды лучше не лезть. Второй раз может и не свезти.

– Значит, возьмёшь меня с собой? – с робкой надеждой спросил пацанёнок, попытался в Матвеевы глаза снизу заглянуть.