Капкан для пилигрима

Прикинул, в какую сторону двигаться и зашагал быстро, торопливо, едва не подпрыгивая. С каждым шагом томление в груди рассасывалось, точно испарялось; когти страха постепенно выпускали трепыхающееся сердце. А вскоре и вовсе отпустило, задышалось легко и свободно. Тем более воздух здесь, на природе, чудо, как хорош. С миазмами городских трущоб и сравнивать нечего.

Катер приземлился в густом лесу, подальше от человеческого жилья и любопытствующих глаз. Был, конечно, шанс на голову какому-нибудь охотнику плюхнуться, но не случилось, повезло. Охотнику. Матвей ещё с высоты приметил широкую дорогу, что пересекает лес в нескольких километрах к югу. Дорога, похоже оживлённая, по местным меркам вообще магистраль. К ней и направился. Судя по данным технического контроля со спутника, орбитальник Лилы сел именно на этом континенте и больше в поле зрения не появлялся. Значит, где-то здесь девчонка шастает. Континент, конечно, не маленький, но всё-таки не всю планету прочёсывать, одну пятую только. Если бывшая ученица возьмётся за дело старательно – шуму будет много. А она возьмётся, за тем и прилетела.

Сбоку, точно дворняжка из подворотни, бросилась под ноги полупрозрачная, быстрая тень. От неожиданности Матвей шарахнулся в сторону, едва не кувыркнулся, но тут же понял, что опасности нет. Бесшумно парит над головой воздушный шар; самый настоящий, прямо как на старинных картинках. Правда, нарисованные-то элегантно выглядят, а этот неприглядненький: материал купола грязно-серый, рубчатый; корзина коряво сплетена – руки оторвать за такую работу; какие-то верёвки и тряпьё клочьями болтаются, словно бахрома. Но, тем не менее, прогресс налицо. Не обманул Анри – действительно, люди здесь уже летают. Пусть медленно и не шибко высоко, но всё-таки.

Пока на чудо рукотворное пялился, от корзины отделилась маленькая, чёрная точка, быстро долетела до земли и мягко шлёпнулась в седую подушку мха меж деревьев. Матвей не поленился, подошёл, полюбопытствовал. Бутылка. Самая обыкновенная, прозаическая бутылка мутно-белого стекла, с багровыми подтёками на внутренней поверхности. Пустая, понятно, кто ж полную-то выбросит? Мужской голос проорал что-то бесшабашно-пьяное прямо из небесной синевы, к нему немедленно присоединился женский визгливый голос, тоже не трезвый.

– Идите вы все в зад со своим мором! У нас в небе мора нет!

Матвей криво усмехнулся. Действительно, у тех, кто на земле не о море должна голова болеть. Если у нетрезвых небожителей даже мусорки нет, то про туалет и думать смешно. С опаской глянул в прозрачное небо, но там, на высоте, какой-никакой ветерок погуливает и потрёпанный шар в сторону тащит. Значит, вряд ли ещё что-то оттуда на Матвееву голову свалится.

Воткнул в мягкую землю острый конец посоха, плечи развернул и одежду старательно поправил. Технический отдел Министерства постарался от души, и Матвей приобрёл вид бродячего монаха. Самое то, чтобы ходить везде, где душа пожелает и не нарываться на каверзные вопросы. А вид у этой консервативной братии не меняется веками, а то и тысячелетиями. Сапоги, штаны, рубаха навыпуск, куртка с капюшоном – всё архаичного кроя и серенькое, страшненькое, точно не первого года носки. Чтобы внимания не привлекало. На самом деле очень надёжное, добротно сшитое, а куртка ещё и особо прочная. Холодным оружием точно не пробьёшь, а если сыщется в этих краях огнестрел, так и от пули защитит. Правда, косточкам перепадёт неслабо, но тут уж ничего не поделаешь.

На ремне – ножны с коротким ножом. Тоже с виду бросовый предмет, даже нищий на такой не польстится, но качество стали отменное, железо можно рубить… наверно. Проверять Матвею и в голову не пришло, не для того нож придуман. А для работы по металлу другие инструменты человеком разработаны, можно найти, если прижмёт.

С другой стороны ремня – нейробич в грязном, потёртом чехле. Замаскирован под какую-то свиристелку, разные мелодии можно худо-бедно насвистывать. Матвей пробовал – весьма на любителя музыка, где и сыскать такого.

Но самое главное в экипировке – посох. Корявый, плохо обработанный шест тоже вряд ли кого заинтересует, да и нет от него постороннему человеку никакого толку. Матвеева ладонь нужна, чтобы активировать. Или мысленный приказ – тоже не чужой. В неприглядном, корявом посохе много чего поместилось: блок питания с возможностью подзарядки, осветительный прибор, генератор защитного поля, маячок-опознаватель, медицинский комплекс… Всё портативное, лёгкое. Очень нужная вещь в хозяйстве, Матвею ли не знать.

Через плечо – сумка, почти пустая. Хотя, по монашеским традициям принято называть не сумкой – сумой. Побрякивают на донышке фляжка, ложка да кружка; разная мелочь бытовая в отдельном кармашке: иголки, нитки, шило… Вот и всё. Не положено бродячему монаху барахлом обрастать, не по чину. Никаких припасов на долгое время с собой не унесёшь, и оттого лучше сразу привыкать на месте едой разживаться. Вообще, на таких заданиях правильнее на свою сноровку да смекалку рассчитывать. И опыт. Богатый опыт, без стеснения можно сказать.

Вскоре Матвей выбрался на широкую, грунтовую, но хорошо утрамбованную дорогу. Просто-таки до состояния камня утоптанную. Как знать, может здесь другого покрытия и не требуется? Вон, звенит аж под каблуками. А скорее всего, цивилизованные дороги в других местах проложены. Сам ведь выбирал место поглуше, побезлюднее.

– Эй, монах!

Матвей виду не подал, повернулся на голос степенно, с достоинством, но напрягся, вспотевшей ладошкой посох покрепче сжал.

На обочине устроились два мужика в одинаковых, коричневых плащах с капюшонами – в таких городские жители ходят, их цвет. Странно, – подивился Матвей, – чего это их в лес-то занесло? Лица звероватые, бородатые; жёсткие, чёрные волосы во все стороны клочьями торчат. Братья, что ли? Или просто одинаковая жизнь всех на один манер обстругивает?

– Сюда иди.

Один из близнецов рукой с широкой, корявой ладонью приглашающе помахал, улыбнулся, как мог приветливо. Вместо передних зубов обнаружился чёрный провал и от того улыбка вышла зловещая. Но чёрные глаза по-доброму щурятся, а зубы такая штука: раз потерял – другие не вырастут. Не показатель.

– Мир вам, добрые люди, – проговорил Матвей универсальное приветствие, кивнул как полагается.

– Ты иди, иди сюда, – просипел второй мужик, то ли простуженным, то ли надорванным голосом. А возможно и от рождения такой, поди знай.

– Здесь работа для тебя есть. Очень ты вовремя, как знал прямо, что нужен.

Только сейчас, подойдя поближе, Матвей заметил ещё одного человека. Лежит третий путник на обочине, лицом вверх и не шевелится. Матвей подошёл, собрался было наклониться к нему, но мужик сноровисто ухватил за плечо, дёрнул назад.

– Отсюда гляди, божий человек, близко не суйся. Заразный он, помирать собирается.

– Так помочь надо, – протянул Матвей слегка растерянно и присмотрелся к умирающему. Им оказался худенький пацанёнок лет десяти. Щёки впалые, тёмные волосёнки ко лбу прилипли, а на макушке непокорным пучком торчат. Носик остренький, что у птички-невелички. Худобу даже одежда скрыть не может, выпирают кости во все стороны, как только рубаху не разодрали ещё.

– Ничем бедолаге не помочь, – низким, глубоким голосом отозвался первый мужик. – Видишь, горячка уже взялась? Выходит, к ночи помрёт. Ну, к утру-то уж точно.

– Ваш мальчонка? – спросил Матвей, чтобы время потянуть.

– Нет, вчера к нам прибился. В городе как мор начался, все и побежали, кто куда. Этот с нами увязался, да видно успел уже заразу подхватить.

– Что за мор?

– А я что, на лекаря похож? – удивился мужик. – Зараза какая-то.

– Ну, а моя-то тут какая работа? – решился, наконец, спросить Матвей. – Я ведь тоже не лекарь, знаешь. Сам говоришь – помрёт вот-вот.

– Да ты в себе ли, монах? – с подозрением покосился на него мужик, а сиплый голову наклонил, точно забодать собрался; ощетинился и глянул диковато. – Молитву почитай, облегчи болезному страдания, проводи в последний путь. Я тебе объяснять должен, что ли?