Страница 20 из 28
Кусок в горло не лез. Она как-то не привыкла завтракать в обществе незнакомых людей. Но Анатолий, видимо, получил особое распоряжение от шефа и должен был лично проконтролировать процесс приёма пищи Соней.
Наспех запихав в себя бутер и залив его сверху кофе, Соня поднялась из-за стола:
– Готово. Можно ехать.
– Теперь можно. – Согласился Анатолий и тоже поднялся.
Пока ехали, Соня думала. О Моронском. Он вообще, в последнее время без особого Сониного дозволения, слишком часто посещал ее голову и останавливаться на достигнутом не собирался. Она не хотела. Гнала мысли о нем, однако слишком сильные эмоции с ним были связаны и Соня не знала, как со всем этим совладать.
И ведь особо не упрекнёшь его. Да, методы у него грубые, пещерные. Местами – абсолютно дикие. Шёл напролом, как танк, ломая волю. Но ведь хуже было бы гораздо, если бы он прикинулся положительным героем. Не сразу, с первой же секунды дал Соне понять, чего ему от неё надо. А начал бы красиво ухаживать, как в романтических мелодрамах, водить в кино, осторожно брать за руку, петь песни про вечную любовь… Соня бы обязательно влюбилась, отдалась без остатка вся целиком. И жестоко бы обманулась, обожглась.
А так – все ясно. Все на поверхности. Он не скрывает своих намерений в отношении Сони. Ему ее надо, во что бы то ни стало, поиметь. И точка. Потому что он не привык себе отказывать, о чем честно, сразу Соне и заявил.
И проблема в этой ситуации – не Моронский, как раз, а сама Соня. Он же не виноват, что она такая вся принципиальная, не приемлющая секс без обязательств, уверенная в том, что дарить себя нужно только хорошим, добрым, скромным и предсказуемым мальчикам. Которые сразу же женятся.
А он пришёл и перевернул всю ее жизнь с ног на голову. И теперь она запуталась. Что хорошо? Что плохо? Где мораль, где принципы? Все ее представления об отношениях между мужчиной и женщиной теперь, как будто, были поражены вирусом. Имя которому Макс Моронский.
***
Зайдя в квартиру, первым делом Соня отыскала свой телефон. Двадцать восемь пропущенных от Лёвы. Вот с кем меньше всего она сейчас хотела говорить! Написала сообщение маме, что она уже дома и что все в порядке. Пошла в ванную, приняла душ, помыла голову, надела все чистое. Помянула трусы. Не дешевые, между прочим.
На кухне налила горячего чаю, забралась с ногами на стул, обняла себя за колени. Надо было бы поработать, но перед глазами стоял образ Моронского. В очках. В трусах. БЕЗ трусов. На речке с травинкой в зубах. И спящий. И все эти Моронские калейдоскопом крутились у Сони в голове, мешая сосредоточиться на чём-то серьёзном.
Она заставила себя включить компьютер, долго сидела перед монитором, глядя сквозь него. Как вдруг в дверь позвонили. Шаркая тапками, Соня пошла в прихожую. В глазок она увидела Лёву. Внутри неё все сжалось. То ли от жалости, то ли от отчаяния, то ли от того, что меньше всего сейчас хотела видеть именно его…
– Привет. Заходи. – сказала Соня, открыв дверь.
– Здравствуй… – парень шагнул в квартиру.
Они стояли в прихожей и смотрели друг на друга, не зная, кто должен и что сказать. Во всяком случае, Соня не собиралась начинать первая. Она ждала, что скажет он.
– Я сто раз звонил! – начал Лев.
– Двадцать восемь – тихо поправила Соня и воткнула взгляд в коврик у порога.
Он стоял напротив, смотрел на неё, как будто видел впервые, и глаза его странно нервно бегали.
– Может, ты объяснишь, наконец, что происходит. – спросил он и голос его дрогнул. – ЧТО ПРОИСХОДИТ, Соня! – уже громко и с напором повторил парень.
Соня закрыла глаза. Она была готова произнести это. Она ещё в машине, на обратном пути из дома Моронского несколько раз про себя проговаривала эту фразу. И ей тогда казалось, что сделать это будет куда легче. А сейчас, будто язык не поворачивался произнести. Всего три слова…
По спине скатилась капелька пота.
– Нам. Надо. Расстаться. – наконец, проговорила она и вся сжалась. – Давай останемся друзьями?
Лёва странно осел, плечи опустились.
– Нет. – Тихо произнёс он, наклонив низко голову.
– Лёва я… послушай…
– Нет. – он качнул головой. – Я не хочу слушать. Соня, что случилось? – он поднял на неё глаза, в которых вот-вот готовы были заблестеть слёзы.
Она набрала воздуха в легкие, как перед прыжком в воду.
– Ничего, Лёва. Я просто тебя не люблю. – Выдохнула Соня и словно гора свалилась с плеч.
Влага в глазах Лёвы мигом испарилась, рот скривился в злой усмешке.
– И давно? – он посмотрел куда-то вглубь квартиры через Сонино плечо.
– Лёва, это была не любовь. – Соня, вдруг, почувствовала, что говорить правду стало легко, какой бы горькой она не была. – Мы всегда были с тобой хорошими друзьями, которые просто однажды, почему-то, решили переспать. Вот и все…
Лицо парня побледнело и покрылось розовыми пятнами.
– Вот ТАК, значит, спустя два года ты заговорила? – презрительно бросил Лёва.
– Лёв, ты чего? – Соня опешила. Она будто видела его впервые. Никогда он ещё так зло с ней не говорил. – Ну, признайся честно, мы больше друзья, чем пара!
Соня попыталась коснуться рукой его плеча, но он отшатнулся от неё, как от чумной.
– А что, этого мало? – резко выпалил он.
– Мне – да. Думаю, тебе тоже… должно быть.
Парень опустил голову вниз, руки безвольно повисли вдоль тела.
– Ты с ним да? – еле слышно спросил Лев.
– С кем?
– С этим – он вскинул голову, указывая на букет в зале, – из ресторана?
– У меня ничего с ним нет и быть не может… – сказала и мгновенно вспыхнула, вспомнив губы дьявола Моронского и его горячий язык у себя во рту.
– Понятно, – зло проронил Лев, разворачиваясь к двери, но вдруг замер и добавил сквозь зубы: – И ты такая же, как все, продажная шлюха…
После чего шагнул за порог и хлопнул дверью так, что у Сони на кухне звякнула посуда.
Она сползла вниз по стене, закрыла руками лицо и заплакала.
***
Вечером, встретив Веру Александровну с работы, Соня обняла ее крепко, чего не делала со школы.
– Ты как, детка? – спросила мама с беспокойством заглядывая Соне в глаза. – На тебе лица нет. Тебя обидел кто-то?
Соня помотала головой.
– Мам, я с Левой рассталась.
– Соооняя, зачем? – мама села на пуфик перед трюмо, держась за сердце. – Вы же жениться собирались… а? Сонь? Ты говорила, что любишь…
– Мааам, – протянула Соня со стоном, – я и шоколад люблю, но я ведь замуж за него не собираюсь!
– Но как же… это все из-за него? – мама взглянула на букет.
Соня пожала плечами. И мама туда же…
– Я не знаю… я ничего не знаю, – она покачала головой. – Но, наверное, если бы не встретила его, не смогла бы самостоятельно понять, что перепутала дружбу с любовью.
– Да он тебе голову морочит просто, дурочке! – воскликнула Вера Александровна, – Соня, не совершай ошибку, прошу тебя!
– Нет, мама. Я сейчас впервые чувствую, что поступила правильно. Я лучше вообще одна буду, чем зачахну с Левой и его Кларой Абрамовной.
– Ты не знаешь, о чем говоришь, – у мамы влажно заблестели глаза, – я не желаю тебе своей судьбы! Ты думаешь, этот принц из сказки тебя замуж позовёт?
– Принц? Замуж? – грустно усмехнулась Соня, – Нет, мама, он, скорее, из отрицательных героев сказки. И не скрывает этого. Сладкими речами о любви никого в постель не заманивает, ничего не обещает. У него другие… приёмы. И потом, в замуж этот я особо и не стремлюсь.
Мама задумалась. Наконец, сняла обувь, тяжело со вздохом поднялась с пуфика и сказала:
– Пошли. Расскажу кое-что.
Соня поплелась следом, наблюдая, как Вера Александровна достала из кухонного шкафчика пузырёк с валерианкой, долго трясла им над маленькой рюмочкой с водой, затем замерла. Потрясла ещё немного, выпила залпом и села напротив Сони.
– Вот один такой принц встретился мне однажды. Я совсем молоденькая была, как ты сейчас. Тебе года четыре было. – Мама откашлялась. – Напористый, красивый. Бегал за мной, а я же замужем, для меня это было из ряда вон. Так он не сдавался. Все равно, говорит, моей будешь. Дочь твою, как собственную любить буду, тебя на руках носить всю жизнь. Ну и сдалась я, пропала. Закрутила с ним. А он своё получил и исчез – мама грустно улыбнулась. – Отец твой все узнал. И простить не смог, ушёл. Я всю жизнь себя виню, что из-за своей слабости лишила тебя отцовской любви.