Страница 14 из 18
– Так, – кивнула баба Тома, прикусив папиросу в уголке рта. – Может быть. Но буква «В» стоит между двумя «А», стоящих бок о бок, как будто отделяя эти две от другой буквы «А».
– Я не знаю… – взгляд Алены помутнел, потеряв сосредоточенность. – Наверно, здесь погибшие родители стоят отдельно от брата…
– Хорошо. Допустим, так. Давай фотокарточку, – строго командовала баба Тома.
Алена расстегнула пухленькую сумочку и извлекла семейное фото, где они с братом еще совсем юнцы, а родители искрятся молодостью. Счастливая семья на фоне океана в тропическом раю, ласкаемом бархатной кисеей теплого дождя. Алене нравилось то время относительной идиллии в семье, когда деньги были на подползающем, но все же втором плане.
– Вот, – Алена протянула фотографию, только сейчас заметив странную, немного отталкивающую вещь: левая рука бабушки выглядела несоизмеримо моложе правой, синей, истерзанной глубокими бороздами морщин, – чужие судьбы, судя по всему, перепахали ее кожу вдоль и поперек.
– Сейчас посмотрим, – бабушка приложила «старую» руку к разноцветью фотографии, даже на ее содержание не взглянув. – Цыц, Вован, ты думаешь слишком громко. Хотя да, нам бы так жить.
Вова приглушил распоясавшиеся мысли, придавшись любознательному созерцанию происходящего.
Свет выдыхался и чах на глазах. Тьма поглощала время и пространство маленькой кухни, вливаясь ночью через окно. Капля из крана тянулась смолой вниз. Одинокий мотылек неспешно махал крыльями, точно опахалами. Теплый летний ветерок аккуратно поднимал тюль, а смешливые тени прятались под ним. За окном высокая пятнистая береза, до того размашисто, и в то же время усыпляюще покачивающая ветвистыми руками, замерла.
– Есть одна вещь, которую ты должна понять. Но прийти к ней ты должна сама. В этом весь смысл. Это непростой процесс. Как попасть ниточкой в ушко иголки. Но я дам подсказку. Это лето станет переломным. В любом случае. Тебе нужно все понять. Повзрослеть. Переосмыслить. И принять жизнь. Только тогда все наладится, – бабушка, казавшаяся слепой, делала мелкие движения пальцами, будто наощупь читала предсказания в книге, написанной на языке Брайля.
Алена сосредоточенно молчала, собирая россыпи разнохарактерных мыслей в разные комбинации и последовательности, которые были ей приятнее и понятнее. Неприятные образы отбрасывала, будто они вовсе не подходили в пазлы. А они подходили.
– Нет. Не так. Неправильно ты мыслишь, – хмурилась в словах баба Тома. – Ни при чем здесь бизнес. Нет. И бывший парень не при делах. Думай. Не стесняйся, Вова не слышит наши женские рассуждения сейчас. Потому что он недалекий мужик. А мы прекрасные леди. Думай о настоящем, ты именно его неправильно понимаешь и трактуешь.
Алена, ощутившая возникнувшую связь с предсказательницей на непонятном ей уровне, отвлеклась – диссонирующая, едкая мысль пронеслась в ее голове: а что если эта милая бабуля, проникнув в ее разум, сама направляет мысли в нужных ей меркантильных направлениях? Стыдливые мысли начали выкрикивать подозрения, пока голос бабы Томы не прервал их гвалт.
– Соберись, – бабушка взяла левую руку Алены своей «старой» ладонью. – Ты же хочешь знать о настоящем, а не о том, сколько детей у тебя будет и когда ты умрешь?
– А сколько детей?
– Двое. Соберись, – поддавливала баба Тома.
– Я как будто не могу собраться. У меня будто совсем нет сил.
Алена пошатнулась на стуле, описав головой короткую дугу.
– Да, ты слаба. Но тебе нужно понять, кто и что тянет из тебя жизненную энергию. Нужно прочувствовать это…
– Я не могу. Я…
Алена, отягощенная усилившейся гравитацией, покачнулась и упала без чувств прямиком на руки Вовы. Пролежав несколько бессознательных секунд, она начала приходить в себя, приоткрыв глаза, в которых падение подняло сонную муть. Вова же успокаивающе проводил рукой по шелковым прядям ее длинных волос.
– Что случилось? – Алена, увидев над собой неудивленное лицо Вовы, выпрямилась, засмущавшись заалевшим во все щеки румянцем.
– Тебя вштырило от пары ляпов бабушкиного кофе с кокаином. Так бывает иногда, – веселился Вова.
– Я пойду… Мне пора… Домой… – отрывисто, точно гудки в телефоне, произнесла Алена, вернув телу осанисто-вертикальное положение.
Свет, потрескивая, разгорался, разрастался, точно внутри лампы был заперт живой, дикий огонь, а не скучное, прирученное электричество. Время, взяв разбег, ускорялось. Раскосые ноты китайского колокольчика зазвенели выше и уже. Мотылек затрепетал крыльями быстрее – их теперь едва можно было разглядеть. Капли-самоубийцы срывались с крана, отчаянно падая в переполненную водой кастрюлю, чтобы там потерять свою идентичность, а следовательно, и жизнь.
– Вован, сходи на балкон покури, нам по-женски поговорить нужно, – сказала бабушка тоном, не терпящим препирательств.
– А так хотелось послушать, – прогудел басом Вова, уходя дымить на балкон зала.
– Подумай о буквах на досуге. Но есть еще кое-что. Оберег от сглаза и порчи я тебе сделаю. Это будет зеркальная защита. И дам ловца снов в следующий раз, мне его еще нужно довязать. А вот это самая простая защита жилища, – баба Тома протянула Алене стальной стройный гвоздь. – Нужно завтра вбить его над входом в дом до заката солнца. И сделать это нужно так, чтобы никто не видел.
– Хорошо, сделаю, – врала Аленина самоуверенность, никогда в руках инструмент не державшая.
– Это – для автомобиля, – бабушка протянула неотесанный кусочек камня солнца – янтарь, коротко поиграв матовыми отблесками, лег в открытую ладонь Алены.
– Хорошо.
– Но этого всего недостаточно, – бабушка закурила новую папиросу, долго болтая угасающей спичкой в воздухе. – Яд – наши мысли. И наше окружение тоже яд. Попробуй на время сменить людей, что тебя окружают, сменить обстановку и, что важнее, мысли в голове.
Серьезная бабушка крепко затянулась папиросой – губы припали к крохотной бумажной чаше с любимым ядом, щеки ее чуть впали, а глаза, вернувшие карюю подслеповатую пронзительность, на мгновение закрылись.
– Люди умеют менять все, кроме мыслей в голове. А мысли часто навязаны окружением. В нас есть чистая музыка, но порой даже родные люди не дают ей звучать. Поэтому попробуй сменить все на время. И посмотри, какие изменения будут. Возможно, тогда ты придешь к нужному пониманию вещей.
– Я как-то привыкла к окружению… А что, другие мысли не будут ядом? – логично рассудила Алена.
– Будут, – согласилась бабушка. – В конце мы все умрем от ядов, которые принимали всю жизнь без рецепта врача, всерьез думая, что это лекарства. Просто яд есть медленный, а есть быстрый. Нужно искать медленный.
– Я думаю о хорошем. И общаюсь с хорошими людьми. Разве стоит это менять? Разве в доброте есть яд? – сопротивлялась Алена, цепляясь за привычный уклад жизни даже в самых его мелочах.
– Иной раз и добро яд, а зло может излечить. Жизнь сложнее, Алена.
– Ну… – Алена подвесила в воздухе ноту тягучего сомнения.
– Ты хочешь изменить жизнь, не изменившись сама? – убеждала свойственными Алене простыми формулами баба Тома. – Разве ты пришла сюда услышать, что все хорошо и ты все делаешь правильно?
– Нет, но… У меня довольно однотипное окружение, а к одиночеству я пока не готова.
– С Вовой можешь пошататься. Он, когда не работает, занят крайне увлекательными вещами. Но тебе будет тяжело завоевать его доверие.
– Почему? Я умею находить подход к людям, уж поверьте, – уверенно возразила Алена, скепсис бабушки растворив в блеске убедительного взгляда.
Она восприняла случайно оброненную фразу как вызов, как она часто делала, когда речь заходила о завоевании мужского внимания. Бабушка приподняла седую бровь, озадаченно посмотрев на Алену, – приятная любому глазу настоящая красота, искренняя, извечно молодая и, как ее прямое следствие, излишне самоуверенная.
– Это несколько иной случай. Он никому не доверяет, кроме друзей. Даже мне. И, к сожалению, не умеет прощать. Но сама смотри. Я не настаиваю ни на вашем с ним общении, ни на твоих визитах ко мне. Твоя жизнь – тебе видней, как ее жить. Но окружение и мысли смени точно. Хотя бы на время.