Страница 3 из 4
Восемь букв и только.
Восемь жизней за секунду.
Еще восемь планет на восемь миров.
А тут восемь уж миллиардов уже
Таких вечно не таких.
Я же
Меня тревожит суть.
Меня будит ночь.
Я вижу не то смерть, не то ее дочь.
Впали щеки,
Потускнел взгляд.
Серость и бледность,
Но в том и была красота,
В том и осталась.
Кто для меня кровь?
Что для меня конец?
Я есть начало всего или
Всего лишь, его увядший венец.
Человек я без рода,
Есть ли еще такой?
Какова его порода
И чьих он будет новой весной?
Я не плачу о том, что нет крова,
Что между ушами лишь ветер
С запахом стен и дверей дома.
Но терзаюсь, сохранил ли его я внутри?
Там как-то неловко.
Как-то не так.
Не так, как я не думал об этом.
А подумал и стало тягостно тянуть.
Не бесчестный ли я подонок,
Изжевавший, бросивший свой трап на спасение
В болото своего же
Угнетения…
Только вопросы шепчут в кустах сирени,
О том, хороший ли я человек и прочем.
Достойным ли стану отцом.
Я же без храма внутри церковь строить собрался.
Я же без отца на небе
Своего послал подальше.
Я же в поисках смерти всегда был
Остался один целовать ей колени.
Я же всего лишь я же.
Статика
Муравейник. Бетонное начало.
Миллионы коробок
Для миллиардов людей.
Кричи, пока тебя не замолчали.
Здесь выхода нет.
Здесь рассветы черного цвета.
Я как Прометей для них.
Я молния Зевса.
Ничего не стоили.
Ничего не построили.
Расплакавшись, ушли.
Обиделись, расстроились.
И как по весне мы плачем,
Как в надежде тонем каждый раз,
Стоит лишь кусту сирени
Запахнуть вечностью
И в покорном склонить ветви смирении.
Статика в движении.
Захват реальности.
Всеотец, лицезри меня.
Я всего лишь бог для них.
Господь муравейника.
Раздавлен временем.
Ботинком. Бременем.
По муравьиному темени.
Лишь пятно напомнит
Вам когда-то обо мне.
И если лишь найдётся
Один внимательный.
Ничего не стоил.
Просто стою.
Курю, на остановке жизни,
Ожидая смысла трамвай.
Сакрального нет.
Иллюзия автора.
Мы все тут писатели.
Нового Завета создатели.
И у каждого библия своя,
Ведь тут каждый себе бог.
Если мог бы стать им для себя
Никогда не писал бы.
Статика. В движении.
Посмотри на реальности край.
Загляни в бездну через нее.
И ты увидишь себя,
Стоящего, курящего,
Черного, злого, ужасного.
Безликого. И «Он» или скорее «Оно»
Взглянет на тебя.
Пауза
Время остановилось
И вкус его крепчает.
Губы цвета соленого.
Жаркое солнце.
И надежды нет,
Что кончится что-то
До нашей смерти.
Время стоит.
Тянется, патока, течет.
Беззвучно.
Голодный ублюдок сгорает
Когда-то, где меня нет.
Где-то, куда никто не попадет.
В сине-зелёном огне.
Время, остановка.
Соль на губах
Цвета огня.
Скажите, где выйти.
Это все не про меня.
25-й кадр
26-й человек.
Читать и видеть смысл.
Ждать на кольцевой
Еще один маршрут.
Остановка.
И в морозное утро
Жарким летним днем,
Ждать вечернего смеха
Снежных хлопьев.
Шепота звезд ночных.
Каждый новый шаг все крутит
И крутит асфальт под
Ногами.
Каждый новый прыжок
Подрывает веру в полет.
Каждый новый вдох
Теряет надежду на выход
Из череды одних и тех же дорог.
Дать себе же шанс
На упокой и
Веру в нужный час
На успокоение.
И в покорении я болен
И в здравии был болен
Взглядом в зеркала окон
И стекол.
Стек. Как день с часов.
Загорелся. Как уголь в костре.
Истлел. Как ветер в доме скорбных снов.
Замерз и встал, как дождь в небе,
Как снег в толпе.
И растаяв, остался солью
На щеках.
Тенью, прошедшего взгляда.
Сумрачным призраком коридоров небытия.
И из иного, перешедшего в меня.
Стал иным, перешедшим в другое.
Перешагнув через себя.
Озерная гладь молчит,
Застыв зеркалом памяти.
Ковер травы кричит,
Тянется к ногам и просит
Раздавить его еще раз.
Вмять в земную постель.
Разворошить пожухлые листья
Пальцами огня.
Криком просит вырваться
Нерожденное еще меня.
Сирень цветет, как пули блеск сияя.
Окутала лицо и тянет.
Тянет в пучину и сплетения
Листвы, цветков, корней.
Одухотворив себя весной,
Заткнись и пой, как жил.
Живи и пей, как пил и пел.
Горестное горе быть.
Горе сладкое им стать.
И гадкое во мне кричит.
И рвет растаявшие части.
Пиит.
На струнах лиры был повешен тот,
Кто сжалился и поджигал, и становился на помост
Тот, чьей солью на губах костер
Окрасился, растрескавшись кристаллом.
Огонь, сине-зеленый,
Сожри меня, застынь и разбейся
О время.
И вкус приторный его
Крепнет и крепчает.
Стало душно.
Невыносимо жарко снаружи тем,
Кому вынужденно холодно
Внутри.
Красивые слова
Красивые слова.
К чему они – красивые слова?
Это ведь всего лишь звуки.
Я помню себя в пять лет – сижу на кухне.
Холодно, зима. За окном лишь темнота и вьюга.
Родители в ссоре.
Отец, где ты?
Оставляя за собой лишь тень и свет в гостиной,
Скажи просто, зачем?
Помню себя в девять.
Счастливое, беззаботное детство.
У кого-то за окном другим.
А за моим один десерт на двоих.
Игрушки сломаны, переклеены сто раз.
Собака, колодец, дом, холод и страх.
Помню, мне было одиннадцать.
Хлеб стоил столько же.
А ты пойди, собери на него по копейке.
Шкафы, столы, плинтусы и пыльные полки –
Скрип стульев, топот ног, хлопок дверей.
Мам, я купил. Мам, я молодец.
Помню, было двенадцать.
Чуть не сломали нос.
Просто, потому что ты новый,
Просто, потому что ты не такой.
Ты чужой, ты как белая ворона, ты просто один.
Новый город, новая жизнь.
А люди все те же,
Те же проблемы,
Те же в счастье пробелы.
Помню, как сидел и дождь стеной.
Помню, как травили, как гнались.
Как за школой ловили,
Пинали толпой.
Мне двенадцать, напомню,
А я уже устал быть собой.
Дождь стеной, а я все резал и резал,