Страница 2 из 4
Я памятник воздвиг себе нерукотворный,
И лег под ним,
Под хладный камень,
Морфея руки исцеловав,
Губы в кровь кусая,
Облизал его костяшки,
Его гноящиеся язвы.
Все потому что в моем раю нет зрячих,
Все ослеплены сияньем камени.
Все осуждены притяжением паперти.
Все встали вдруг, как из стали.
Как спаянные, как спящие, как странные,
Как… растаяли.
В моем раю нет зрячих и
Не видят больше бога своего,
Что нежится под тенью камня,
Что больш не тронет моего
Сознания.
В моем раю нет зрячих,
Ведь я, став зодчим рая,
Исбелил все стены светом
Истинного знания – знания лжи, коварства
И его величества – незнания.
В моем раю нет зрячих,
Ведь они не знали тьмы и я,
Как серафим, оберегал их всех,
От черной правды ада.
В моем раю нет зрячих,
Ибо все, кто умер там – и так мертвы,
А мертвым ведь не нужен глаз.
А каждый, что из двух гноится в черепе,
Сияет светочем квазара,
Ведь как я сказал уже,
В моем раю нет зрячих,
Все белым бело и таким же
Померло от света выжженных рассказов.
В моем раю нет зрячих,
Никто не видел бога сотню лет.
Но по легенде, он то раб, то зодчий,
То тащит белый камень,
То строит новый белый замок,
То подметает пыль,
То узор наносит на ворота.
Он городовой, что зажигает свет в тревогу,
Он смотритель райского маяка,
И тот, и второй, он все и всё,
И всё – едино.
Он ли я, я ли он?
Кто-то из нас точно разжег костры тревог и маяков,
Да так, что белый град стенами ослепил
И было слышно лишь капель от слез детей,
И было слышно лишь стенания,
Как город белых стен, не то Иерихон,
Не то земля обетованная,
Не то сам Рай – горел,
Сжигал, слепил всех давно ушедших на покой,
В моем раю нет больше зрячих.
Я ли, бог ли, ослепил их своим огнем,
Своим белым камнем,
Своим памятником, под который слег спустя века,
Спустя метания по пеплу,
Спустя века,
Спустя себя,
Спустя бумагу, из которой слеплен был
Мой рай.
А факелом тем стало перо,
Некогда бывшее копьем.
Я тяну руку вверх и протыкаю Его печень.
Солнце жжется мне в доспех и над моей Империей
Воцарилась ныне божья смерть.
И тут я вновь, теперь же на кресте повис и некто,
Кому печет солнце в шлеп, пробивает меня,
Не то пером, не то копьем.
Кто-то убивает Его, и его сына,
Не то пером, не то копьем.
Кто-то выжигает Его дом,
Не то с бумаги слеплен, стихов и книг,
Не то из камня из низовьев Нила,
И огнем Александрийских маяков,
Древнейших из светил.
Кто-то строит памятник нерукотворный и называет себя Им,
Хоронится как будто бы от всех,
Кем он сам же был.
Кого и сам же он и погубил,
Кто трупом в раю лежал и слеп, и гнил.
Я памятник воздвиг себе нерукотворный,
Лег под ним, как тень в зенитном солнце,
Как листья октября упал я
Под ним, прямо в яму.
Я памятник воздвиг себе нерукотворный,
И лег под ним,
Под хладный камень,
Морфея руки исцеловав,
Губы в кровь кусая,
Облизал его костяшки,
Его гноящиеся язвы.
В моем раю нет зрячих больше,
В моем раю нет никого,
В моем раю табличка в пепле вся,
«С любовью» прямиком из Ада.
В моем раю нет зрячих
Всех ослепил хозяин этого места,
Кто построил и его и памятник.
А из мест пониже рая выпали последние очки, пенсне и линзы.
Стремительно в Аду острится взор на вещи те,
Что слепил Рая блеск всю жизнь, что мою, что твою.
В моем раю нет зрячих,
А я, всех ослепив,
Построил памятник себе нерукотворный,
О его углы выдрал все свои глаза,
И наспех, вырыв яму, оставив ногти в дёрне,
Упал, устав, и обнял тень и начал я,
Лизать и целовать Морфея гниль и язвы, ведь я
Уж здесь, и бог и черт, из рая, с любовью, в ад.
Травмы
Расчихался. Солнце слепит глаз.
Луч скользит к сигарете в руке.
Ищет пламя, ищет, ищет. Тлей.
Расчихался. Солнце.
Что-то больно в трахее.
Солнце. Боль и травмы.
Солнце. Светит ярко в раны.
Мы больны. Мы изранены.
Травмы.
Расчихался. Тлей.
Боль от папы.
Боль от мамы.
Солнце, будь здоров.
Будь бодр, свеж, хорош.
Хорош. Остановись.
Ты младше, ты не прав.
Ты старше, ты устал.
Сухие кости скрипят,
Веки шепчут, прожигают поле слез.
Расчихался что-то, солнце слепит нас.
Мороз и солнце, день чудесный,
Век избит, потерян.
Травмы.
Боль от папы.
Боль от мамы и
Ни слова «прости».
Ни дня без вины.
Ни часа без мысли:
Ты одна, я один.
Мы вдвоем, и мы одни.
Ты и я – травмы.
Травят. Вода живая
Привкус яда.
Улыбка честная – оскал.
Чувство искреннее – ложь.
Поступки яркие – обманы.
Видеть плохое и подозревать.
На солнце в полдень взять и за секунду истлеть.
Травмы.
И вкус сигарет.
Травмы.
И никого, кроме нас нет.
Вечно
Вечно молодой,
Вечно в надежде,
Ожидании чуда.
Вечно голодный.
Вечно потерян в одеждах времени.
Вечно квадратами.
Ласкать и карябать.
Гнить и жить.
И бить, и любить.
Прослыть
Эстетом? Гением?
Своим же чтобы удушиться гневом. Ненавистью. Творением.
Бежать, как марафонец
По странгуляционной тропе,
Чтобы сдохнуть в конце,
На финишной, как и все.
Не безвкусно, а эклектика.
Не марать листы, а быть поэтом.
Не с грустной вечно рожей, а мыслить о вечном.
Начал читать, научился писать,
Но остался всё тем же -
Общественным туалетом.
С пылом и жаром кричащим,
Что он не кучей дерьма стал,
А стал Человеком.
С претензией оставить не дырку в земле,
А что-то божественно вечное.
Гнилая беззубая ползает тварь.
Что-то доказывает и смеется.
Это ваш Человек.
Без амбиций, одежды, повадок и навыков.
В чистоте рождения – беспомощное
Двуногое. Кожаное.
Подставка для интеллекта.
И ты, и я – мы все такие -
Опавшие листья октября.
Немного зелены – и сразу в грязь.
И я, и ты – мы все такие.
Я свою жизнь единственно первую
Проживаю УЖЕ в последний раз.
Но вечно не такой, вечно голодный,
Вечно безнадёжен, беден, бездарен, глуп, туп, нем, глух, стар, слеп, немощен, жаден, зол, ненавистен, отвратителен, противен,
Мало, не идеально, плохо, НЕдостаточно хорош, неудобен.
Полумера получеловека.
Вечно такой, как и все,
Но вечно не такой, как надо.
Вечно вечен… вечность – это