Страница 62 из 102
Событие тридцать седьмое
Как-то войну себе Брехт по-другому представлял. Взрывы, свисты пуль и самое главное — сон на дне окопа под близкую канонаду. А тут — тишина. Кофе от повара, стул раскладной. Эх, надо было ещё китаянку оставить для употребления. Хотя. Откусит ещё чего. Ну, их китаянок. И так нормально. Дома вон Катя-Куй ждёт. Через пару дней выступление по заявкам закончится и отведёт душу.
— Василий Васильевич, а вы чего не свет ни заря, — прислушиваясь к хохоту чаек, поинтересовался Иван Яковлевич у комиссара.
— Так я не спал. Сейчас вы на позиции уйдёте и лягу. Мы с сапёрами, военврачами, поварами и железнодорожниками всю ночь вашу безумную идею в действительность превращали. Я вот даже не знаю, когда рапорта заставят писать, как это на бумаге воспроизвести. Либо всех сумасшедшими объявят, либо расстреляют, — а сам улыбается, ну пусть и кисло. Согласен с этой кислой улыбкой Брехт — всю ночь мертвецов к кольям привязывать — это не самое лучшее времяпрепровождение. Но будет, что внукам рассказать. Нда, когда повзрослеют.
— Доложите?
— Так чего докладывать? Сто десять японцев привязано к врытым в землю столбам. Там, кстати, ещё одну медальку нашли в вашу коллекцию, я её в ваш вещмешок сунул. Остальных японцев, тоже по вашему приказу, оставили на берегу и заминировали. Если их попытаются сдвинуть с места, то активизируется сразу несколько мин и гранат. Сапёры постарались. Так что вы, если шабаш вокруг покойников будете устраивать, то аккуратней там, — чуть менее кислая улыбка,
— Василий Васильевич, а что японцы? — кофе кончилось. Вроде и кружка большая.
— Это надо было видеть! Потому и ценит вас командование. Вечно что-то настолько дикое придумаете, что и не понятно, в своём ли вы уме, Иван Яковлевич, а потом глядь, а всё по-вашему и вышло. Прямо маг и чародей.
— Так что японцы?
— Японцы подогнали к берегу три небольших катера и баржу, тоже не слишком великую. Навскидку, человек сто пятьдесят — двести туда солдатиков влезло. Переплыли реку, увидели ваш, ладно, наш частокол из цзяншиней ваших и на полном ходу развернулись к своему берегу, да так лихо это проделали, что канат от баржи ослаб, лёг на воду и попал под один из катеров. Тому, по-видимому, погнуло винт. Канат он им всё же перерубил, но обе посудины, неуправляемые, стали дрейфовать вниз по реке. Течение-то весной в реке сильное, за ними два других катера бросились, но я этот спектакль смотреть не стал. Пошёл вас будить. Принимайте командование. Я думаю, сейчас штурмовики с бомбардировщиками по нашу душу прилетят. Разозлили мы самураев, думаю, до белого каления довели. Всё сейчас на нас бросят.
— Ничего. Нам день простоять, да ночь продержаться.
— Аркадий Гайдар. "Сказка про военную тайну, Мальчиша-Кибальчиша и его твёрдое слово". Не знал, что вы детские книжки читаете, — теперь уже вполне весело, хоть и устало улыбнулся комиссар.
— Есть много на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Всё Василий Васильевич, вы отдыхайте, а я пойду, повоюю чуток. Запомнят наши восточные братья, что стрелять по начальнику штабу ОКДВА очень опасное, да даже, смертельное занятие.
Светлов сидел в окопе, да весь взвод диверсантов был на месте. Три пулемёта прикрывали фланги, зенитчики расположились на сухой прошлогодней травке, что целую кучу наносили и небо разглядывали. Прояснялось, значит, японские соколы и, правда, прилетят.
— Встретим? — поприветствовал Якимушкина Брехт.
— Пусть только сунутся. Пошлём им привет от товарища Браунинга. Сто лет ему прожить.
— Нда, не хочу тебя расстраивать, Александр, но Джон Мозес Браунинг умер лет десять назад.
— Иди ты… Простите, товарищ комбат. Жалко мужика. Пулемёт замечательный Просто песня.
— Бог простит.
— Бога нет! — посуровел главный зенитчик.
— Ну, ладно, я прощу. Наблюдайте.
— Фёдор, а у тебя как? — дошёл до артиллеристов.
— Все нормально, товарищ командир батальона. Готовы вступить в артиллерийскую дуэль.
— Дуэль?
— Так точно, взгляните, они на берег батарею из четырёх таких же пушек выкатывают.
Брехт направил на берег бинокль. Ну, молодцы самураи. На берегу и, действительно, зелёными точками копошилось полно японцев. Выкатывали орудия. А чуть позади метрах в ста стояли, прикрывали младших братьев два танка. Эти были другие, не недомерки с пулемётом. Скорее всего «89-тип средний танк», ещё его «Оцу» называют. Вооружён даже лучше наших Т-26. У него пушка 57-мм Тип 90.
— Первыми огонь не открывать. Потом до полного уничтожения.
Брехт бросился к Светлову.
— Иван Ефимович, танки ведь выбить надо!
— И вам здравствовать, товарищ командир. Я пятерых послал с ружьями. Вон, видите, пробираются опять на сопку "Орёл". Сейчас начнут уже. Не боитесь, Иван Яковлевич, вон какие силы собираются? — прищурился хорунжий.
— Порвём, как Полкан резиновую Зину. А нет. Как Тузик.
— Резиновую Зину! — показал белые зубы бывший белогвардеец.
Событие тридцать восьмое
— Иван Ефимович, мысля мне тут пришла. Выдели мне парочку лучших ворошиловских стрелков. Мстю пойдём делать, — Брехт оглядел красноармейцев.
— Лапенков и Тёточкин. Следуете за командиром.
Брехт оставил ненужный Томпсон, прихватил с собой снайперский карабин и повёл бойцов на ту же сопку Орёл, к которой сейчас двигалась пятёрка с симоновскими противотанковыми ружьями.
Те стрелять начали раньше, чем подошли снайпера. А вот дела у них не шли. Нет ещё пуль с керамическим вольфрамовым сердечником. Пока простые, со стальным сердечником, а танк Тип 89 имеет броню уже 17 миллиметров. Сейчас один уже горел.
— Как, ребята? — плюхнулся рядом.