Заставлю тебя полюбить

— Мила Багирова, — прошептал Саша, взглядом и действием пригвождая к месту. Рука на шее медленно сдавливала шею.

— Что?

— Серьезно у тебя?

— Да, еба, ты че, да ты че, отпустиии, — прохрипел «храбрец», пытаясь вцепиться в Ракитина руками.

— Отвечай, быстро.

— Нет, ну какой серьезно?! Ты что? — гримаса боли исказила лицо паренька. — Так повеселились вдвоем, оттянуться, не более, дядь. Я вообще не думаю ни о чем серьезном, але. Мне бы бабосиков, да и ладушки, — глаза заблестели.

Эта фраза заставила Сашу озвереть, он в миг растерял разумные доводы рассудка, впечатывая кулак рядом с его лицом. Несерьезно? Почему он даже в этом не сомневался. Странная смесь гнева и облегчения затопила тело. Почему он одновременно хотел задушить ее уже бывшего парня и озолотить? Он как будто прочитал мысли Саши, облегчая Ракитину задачу раз в дцать.

— Что… если скажу тебе следующее: я дам тебе денег, много денег, а за это ты больше никогда в жизни не приблизишься к ней, — мужчина нахмурился, пытаясь сдерживать внутренний гнев, но это был ой как непросто, учитывая, что желание раскромсать этому придурку шею было уж слишком большим.

— Без базара, дядь, оно мне нахуй не сдалось.

Саша не выдержал и занес кулак, а потом приложился к лицу идиота с таким удовольствием, что наслаждение разлилось по телу сладкой патокой. Когда несостоявшийся парень Милки застонал и упал на землю, прикладывая руки к лицу, Ракитин ухмыльнулся и толкнул его ногой. А затем достал из кармана толстую пачку денег и бросил прямо к перекатывающемуся телу.

В кармане куртки было неопровержимое доказательство того, какой же мудак избранник Милки. И пусть он понимал, что это скорее подстраховка, нежели единственный выход, но предпочитал иметь несколько путей для отхода из тупика.

А ради нее он собрал бы все сто.

5. НЕ доброе утро

МИЛА

НЕ доброе утро

Яркие лучи теплого весеннего солнца уже освещали небольшую светлую спальню, а прохладный утренний ветерок, проникший в комнату сквозь открытое окно, приятно щекотал гладкую кожу девушки, что еще нежилась в кровати и не подозревала: через минуту, ей предстоит, пожалуй, самый непростой разговор из всех, что ей доводилось вести в последнее время.

Мила покрутилась, поморщилась слегка и застонала, то ли от внезапно обрушившейся на нее головной боли, то ли от ломоты во всем теле, что сковывала движения и отдавалась тупой болью при каждом, даже самом незначительном движении. С трудом разлепив веки, Мила поморгала, привыкая к свету, и сразу же услышала недовольный голос отца.

— Проснулась? — процедил мужчина, сцепив зубы до скрежета.

Мила в ответ лишь повернула голову и взглянула на отца. Тот сидел в кресле и сверлил Милку взглядом, не обещающим ничего хорошего. В углу, рядом с дверью, устроилась мать, лицо ее выражало крайней степени разочарование, красные глаза и слегка припухшие веки совершенно точно означали одно: мать плакала.

Мила, несмотря на свой вздорный характер, родителей очень любила и точно не хотела видеть слезы на глазах матери. В мыслях калейдоскопом пронеслись воспоминания о предыдущем дне, ее выходке и аварии. Злые слова отца и ее собственные слезы.

— Вспомнила? — снова заговорил отец, его голос сейчас больше напоминал дверной скрип, словно каждое слов давалось ему с трудом и каждый раз связки натягивались до предела возможностей. — Вижу, что вспомнила.

Милка уже было открыла рот, чтобы сказать хоть что-то, но в самый неподходящий момент ее затошнило и уже в следующую секунду содержимое кишечника оказалось в заботливо приготовленном тазу, стоящем рядом с кроватью. Так плохо девушка себя еще ни разу не чувствовала. И ведь немного выпила совсем.

— Я никогда не думал, что из моей дочери вырастет избалованная, малолетняя дрянь, не заботящаяся ни о ком, кроме себя.

— Пап… — Мила сделала попытку оправдаться, но отец занес руку в жесте, призывающем девушку замолчать.

— Я долго терпел твои выходки, Мила. Я терпел, когда ты забила на учебу, терпел, когда забыла о дне рождения матери, наплевав на то, что в доме полно гостей, и заявилась полураздетая после клуба, терпел твои долги в институте и бесконечные жалобы. Но вчера ты перешла все границы, это, мать твою, шутки по-твоему? Я не для того всю жизнь горбатился, чтобы моя дочь гробила свою жизнь и позорила меня на весь город, — сиплый голос отца неожиданно сменился пронзительным криком.

— Руслан, — мать Милы попыталась успокоить мужа, но тот уже потерял контроль.

— Чего ты добиваешься, Мила? Сколько еще ты будешь трепать нервы матери, сколько еще, блядь, ты будешь порочить мою репутацию, шляясь разодетая, как малолетняя проститутка по клубам, участвовать в сомнительных мероприятиях и попадать отделении полиции, заставляя меня каждый раз краснеть?

Мила в шоке взирала на отца и только могла, что беззвучно открывать рот, словно рыба, оказавшаяся на суше. Отец никогда не позволял себе говорить с ней в таком тоне, он никогда не говорил ей таких злых и обидных вещей. Девушка сама не поняла, в какой момент на ее глазах выступили слезы и тонкими дорожками покатились по щекам. А отец продолжал сыпать оскорблениями и угрозами.

— Все, Мила, меня достало твое отношение, твой эгоизм и абсолютная безответственность, больше ты и шагу не сделаешь самостоятельно, — припечатал отец, а Милка только широко глаза распахнула и такое зло ее взяло, что не думая она произнесла опрометчиво.

— И что ты сделаешь, дома меня запрешь? А я сбегу, ясно тебе? — характером она пошла в отца, такая же упертая, стойкая, временами вспыльчивая. Именно потому, что она так была похожа на него, Руслан Багиров души не чаял в своей дочери, маленькой принцессе, как он ее называл.

Она и была его принцессой, милой, послушной девочкой, дочерью, о которой только можно было мечтать, пока однажды все не пошло кувырком. Он даже не понял в какой момент его прилежная дочь превратилась в эгоистичную оторву без тормозов.

Упустил. Он, конечно, ругал себя за чрезмерную мягкость, порой приходя к мысли, что никудышный из него вышел отец, а Милка только подливала масло в огонь, то и дело влезая в неприятности и передряги, из которых ему приходилось ее вытаскивать.

— Нет, Мила, — отец внезапно успокоился, заговорил тихо и размеренно. — Я выдам тебя замуж.

Это было настолько неожиданно, что Милка даже не нашлась с ответом. Пялилась ошарашенно на отца, выпучив свои и без того невозможно большие глаза. Какое замуж? Он должно быть сошел с ума, ей ведь только восемнадцать, она жизни толком не видела.

— Что? — только и смогла выдавить из себя девушка, огорошенная новостью. Взглянув на мать, в надежде на поддержку, она не увидела ничего. Лицо матери выражало лишь полное согласие с решением мужа.

— Ты выйдешь замуж, Мила, я нашел для тебя подходящую партию, Саша Ракитин достойный кандидат.

Мила не могла поверить, просто не могла, разве так бывает, чтобы в двадцать первом веке жениха невесте выбирали родители? Девушка задрожала всем телом, нет, они не могут ее заставить, да и за кого? За Ракитина? Да он же старый для нее, сколько ему? Тридцать пять? И он же скучный, правильный, да она с ним зачахнет, умрет от тоски просто.

— Нет, — девушка хотела, чтобы ее «нет» звучало твердо, но голос дрогнул и вышло какое-то невнятное сипение. — Я не выйду за него замуж, папа, это всего лишь витрина, никто ведь не пострадал, и у магазина нет претензий!

Девушка попыталась воззвать к разуму отца, в конце концов, ну что такого она натворила, подумаешь, врезалась в витрину магазина с товаром по цене крыла самолета, но у них ведь страховка есть, и никто не пострадал. Да, она ошиблась, да оступилась, но разве можно вот так рубить с плеча и отдавать собственную дочь тому, кого она даже толком не знает. Вояке, большую часть жизни пропадающем на заданиях. Какая жизнь ее ждет рядом с ним?

— Да, Мила. Выйдешь, — отец четко выговаривал каждое слово.