Страница 7 из 58
Я кивнула, и поспешила за Доменике.
Новая Венеция поражала воображение. Город словно выдули из разноцветного стекла: дома, мосты, ограждения — все самых причудливых форм — сверкали и переливались в лучах полуденного Солнца. Мы шли по широкой зеленоватой дороге, и мои босые ступни приятно холодило что-то, похожее на мягкий пластик. Взглянув вниз, я едва удержалась от вскрика: местные жители очень буквально восприняли понятие «город на воде». Дорога, по которой мы шли, не была зеленоватой — нет, она была прозрачной. И сквозь неё виднелось волнующееся море. Не знаю, левитировал город, или стоял на высоких сваях, но до волн совершенно точно оставалось не меньше двух метров.
Вниз я больше не смотрела. Благо, рассматривать местных жителей было даже интереснее, чем здания: я никогда раньше не видела такого смешения эпох и стилей. Большинство женщин напоминали ожившие картины Ботичелли: летящие, практически прозрачные платья; длинные волнистые волосы; тонкие пояса-цепочки и такие же браслеты. Рядом с ними шли женщины в старинных китайских нарядах, в испанских платьях с высокими жёсткими воротниками, в индийских сари и греческих туниках… Мужчины не отставали от них, но среди них чаще попадались обладатели турецких кафтанов и широких штанов.
Да, я зря беспокоилась об одежде. На фоне этого великолепия моя туника не казалась чем-то, бросающим вызов общественной морали.
Мы прошли здание, похожее на полураскрывшийся бутон лилии, и вышли к самому завораживающему мосту, который я когда-либо видела в жизни. Его перила были двумя гигантскими волнами, увенчанными клоками пены, а идти предлагалось по узкой, вмещающей только одного человека, подошве волн. И эти волны двигались! Левая разбивалась о невидимую преграду в полуметре над моей головой, правая же падала прямо в море.
— Нравится?
Доменике, всю дорогу шедший впереди меня, сбавил шаг, поравнявшись со мной.
— Это самый красивый город, который я когда-либо видела.
— Запоминай его хорошо — если мы проиграем, то Новую Венецию поглотит море.
Я хотела задать много вопросов, но Доменике снова прибавил шагу, оказавшись немного впереди меня. Да что же такое тут происходит?
За мостом город изменился. Фантасмагоричные краски и силуэты сменились строгой готикой и плавными линиями Ренессанса. Людей здесь тоже было меньше, и большинство из них были одеты в одежду итальянского Возрождения. Казалось, что я перенеслась в далёкое прошлое земной Венеции.
— Это аристократическая часть Новой Венеции, район Святых Марка и Доменика. Здесь находятся Университас дель Арс, дворец дожа, дворец Совета и жилища самых знатных родов. Когда-то здесь был и наш дворец. — Доменике сбавил шаг, позволив мне идти рядом. — Но пятьдесят лет назад его разрушили, а меня и Канделиуса приговорили к изгнанию. Лучше бы убили, пока была возможность.
— Почему?
— Потому что я вернулся. И на этот раз я подготовился намного лучше.
Доменике остановился, и я поняла, что мы пришли к тому самому Дому Льва. На крыше двухэтажного здания, целиком выстроенного из блестящего на Солнце белого мрамора, сидел… ну, наверное, с точки зрения местных жителей, это был лев. Мне это животное напомнило гривастого кота со слишком длинной и тупой пастью, короткими и очень мускулистыми лапами и длинным крысиным хвостом, заканчивающимся пушистым помпоном. А завершали сию чудную скульптуру огромные гусиные крылья.
— Эй, ты чего расплакалась?
Доменике недовольно повернулся ко мне, а я поздравила себя с отличными актёрскими способностями. Как хорошо, что я догадалась закрыть лицо руками, превратив приступ истерического смеха в плач.
— Родителей вспомнила. Говоришь, здесь я должна представиться Тривией?
Я потёрла лицо руками. Пусть думает, что я слёзы по щекам растираю.
— Да. И будь любезна держать свои эмоции в узде. Здесь не принято плакать на людях.
— Прости, не сдержалась. — И, главное, ни капли лжи. Я действительно не сдержалась.
Внутри Дом Льва поражал изысканной роскошью и полным отсутствием персонала. Ни портье, ни администратора, ни уборщиков… Я зря думала, что это аналог земной гостиницы?
Доменике привёл меня к одной из массивных деревянных дверей в левом крыле второго этажа.
— Возьмись за ручку и жди, пока я не прикажу отпустить. Если будет больно — терпи.
Я послушно сжала кошачью голову, выполненную намного более реалистично, чем лев, и приготовилась к боли. Но больно не было — только на мгновение мою голову словно сжали тиски. Сжали — и тут же отпустили.
— Можешь отпускать. Теперь, чтобы войти сюда, тебе нужно будет прикоснуться к ручке и назвать своё имя. Пробуй.
Я разжала пальцы, и тут же снова прикоснулась к ручке.
— Тривия.
Дверь с лёгким шорохом распахнулась, открывая передо мной чернильную темноту. Я осторожно шагнула внутрь и поняла, что тьма в комнате — не простое отсутствие света, а нечто, практически осязаемое. При этом плотность воздуха не изменилась, я двигалась с такой же лёгкостью, как и всё время до этого.
Позади меня недовольно вздохнул Доменике, и я быстро шагнула вперёд. Интересно, почему он не прокомментировал то, что я невоспитанно застыла в дверях?
— Эта комната может изменяться по желанию находящегося в ней Орсеолли или человека, которого привёл один из нас. Но тебе она пока что не подчинится — только потому, что ты ещё не умеешь управлять энергией. Сейчас я буду преобразовывать комнату, а ты смотри и пытайся почувствовать, что я делаю.
И снова ожидания серьёзно разошлись с реальностью. Ни вспышек, ни лучей, ни странных запахов… Ровным счётом ничего, что мы привыкли считать непременным спутником творящегося чародейства. Спустя мгновение с того момента, как Доменике замолк, стены и потолок покрылись приглушённо светящимися изогнутыми линиями, и стало видно, что маг не делал ровным счётом ничего. Просто расслабленно стоял, глядя в никуда.
Тем временем комната разделилась на три части, отделённые друг от друга резными деревянными ширмами. В центральной — там, где мы стояли, — появилась ванна, три висящих над ней шара и ещё одна стена, на сей раз глухая. Помня устройство ванной в доме в Сегретте, я решила, что за стеной спрятан туалет. Последней выросла стена, скрывшая от посторонних глаз ванную и соорудившая небольшую тёмную прихожую.
— Твоя комната правая. Моя — левая. Дверей здесь нет — прикладываешь руку, называешь себя, проходишь. Почувствовала что-нибудь?
— Да. — Как описать ощущение, что реальность вокруг становится менее насыщенной, менее напряжённой? — Пространство стало, как воздух перед грозой. Но сам воздух не изменился.
Браво, Света! Преподаватели не зря бились с тобой четыре года! Даже пятиклассник справился бы лучше.
— Неплохо. И близко к истине. — Доменике задумчиво постучал рукой по ширме. — Из тебя действительно может получиться неплохая помощница. Вечером я попробую научить тебя чему-нибудь. А теперь идём.
— Постой! — Возможно, этого не стоило делать, но я уже устала не понимать, что происходит. — Пожалуйста, объясни мне хотя бы кратко, что происходит.
— Ты тверда, как тысяча убежищ! Ладно, идём на мою половину, не в ванной же разговаривать.
Часть ширмы исчезла, чтобы появиться вновь, как только мы вошли в комнату Доменике. Всё то же кресло без подушки, всё то же жёсткое ложе. Точно йог.
— Ты можешь задать два вопроса.
— Зачем ты хочешь захватить власть? И откуда берётся магия, которой ты пользуешься?
— Сядь. Это долгий разговор. И у тебя остался ещё один вопрос, рассказ о магии — необходимая часть рассказа о моих планах.
Я послушно опустилась на жёсткое кресло, и преданно уставилась на Доменике. Он явно раздражён — пусть получит удовольствие от того, что его внимательно слушают.
— В летописях говорится, что магия — сейчас мы называем её энергией — была обнаружена случайно. Сначала, когда проявились крылатые коты, переселенцы думали, что это какое-то свойство местной материи. И совершенно не ожидали, что здесь на материальном уровне возможно то, что ранее было возможно лишь во сне. Их имена не сохранила история — двое бенанданти, которые на Терре были связаны узами брака с обычными грубыми крестьянами, нашли способ быть вместе во снах. И, не подумав о том, что здесь нет церковного закона, и никто не станет ни осуждать, ни наказывать их, они попытались привычно скрасить свой сон. И переместились друг в друга. К счастью, мужчина умер не сразу, и успел рассказать остальным, что произошло. Они стали осторожно пробовать пределы допустимого, и очень скоро выяснилось, что днём бенанданти ограничены только своим разумом. Ночью же наша способность влиять на мир очень мала. Так мы жили очень много лет, постигая энергию и совершенствуя искусство изменять мир. А потом энергия начала уходить. Это было около двухсот лет назад. — Доменике вскочил с ложа, принялся расхаживать передо мной. Я с восхищением и ужасом увидела, как его фигуру окутывает красноватое сияние. — А восемьдесят лет назад уход магии ускорился. Тогда я только закончил обучение в Университас! Мне было всего тридцать лет, и у моих ног лежал мир, прекрасный и неисследованный. И с каждым годом я и другие бенанданти могли всё меньше и меньше! Дошло до того, что мы потеряли возможность изменять мир по ночам!